— Она была несчастна и никто не мог ей помочь справится с этим.

Хотелось бы, чтобы это было правдой. Я послал ко всем чертям боль, появившуюся в груди при этой мысли.

— Мне все еще жаль, но это ничего не меняет. Слушай, я звоню насчет дня рождения отца, которое состоится меньше, чем через три недели.

— И? — пробормотал я, чувствуя, как тело одеревенело.

— Ну же, Уилл. Знаю, ты ненавидишь его, но как же мама?

Мама. Мою грудь сдавило, как только я подумал о хрупкой, сломленной женщине, которая была моей матерью. Теперь это не так. Сейчас она словно пустая раковина. Я чувствую, что здесь есть и моя вина, даже если это не так. Не моя вина, что так случилось, и неважно, что мой отец думает совсем иначе.

— Мама даже не узнает об этом, — сухо говорю я.

— Ты уже несколько месяцев не видел ее, Уилл. Ты знаешь, что она обожает тебя. Я собираюсь устроить ужин. Говорю тебе об этом сейчас, заранее, потому что ты собираешься прийти.

— Правда? — заскрежетал я зубами. — С каких это пор ты решаешь, что мне делать, а что нет?

— С тех пор, как ты не можешь выползти из своей раковины. Сейчас мы собираемся организовать ужин и тебе решать, где он состоится. Уверен, один вечер ты сможешь улыбаться достаточно долго, чтобы немного ослабить сердечную боль нашей матери.

Ауч.

— Хорошо, Бенджамин, — ворчу я. — Ты организуешь это для нее.

— Ты примешь нас у себя дома?

— Да.

— Хорошо, я сообщу им. Не подведи меня, Уилл. Знаю, папа мудак, и я понимаю, почему ты его ненавидишь, но мама не заслуживает того, чтобы расплачиваться за его поведение.

— Я знаю, Бен, — говорю я, вздыхая от досады. — Я ведь уже согласился, не так ли?

— Да, так. Слушай, у меня есть еще один вопрос.

Громко вздыхаю.

— Разве ты спросил не достаточно для одного дня?

Он смеется.

— Это всего лишь вопрос, брат.

— Хорошо, задавай.

— Девушка, что работает на тебя, как ее зовут?

Чувствуя, как по телу прошла дрожь, я напрягся.

— Которая? — выдавливаю из себя.

— Миниатюрная. Светлые волосы, глаза, взгляд которых может расплавить прямо на месте, сладкий язычок.

Он говорит о ней. Тринадцатая. Смотрю на камеры и вижу, что она вернулась в свою комнату. Сидит на кровати, глядя в окно. Ее длинные светлые волосы спадают на плечи. Черт, иногда кажется, что у нее больше волос, чем ее самой… она такая крохотная.

— Почему ты хочешь узнать ее имя?

На минуту он замолкает.

— Она милая. Я хотел бы пригласить ее куда-нибудь.

— Этого не будет.

— Почему нет? — огрызается он. — У нее есть мужчина?

— Да, — резко бросаю я. — Есть.

— Хорошо, принято, — ворчит он. — Ну, я могу, по крайней мере, узнать ее имя?

Ее имя.

Ее имя.

Закрываю глаза. Даже она не знает своего имени, я не могу просто так назвать его брату. У него не может быть той частички нее, что есть только у меня.

— Я его не помню. Работниц слишком много.

Он снова замолкает.

— Уильям, ты врешь мне?

Грудь сдавило. Одна мысль о лжи кому-либо скручивает всё внутри меня в тугой узел. Я ненавижу лжецов и тех, кто совершает неправильные поступки. И только что я солгал брату. Только что стал тем, кем пытаюсь научить девушек не быть.

— Да, прости, — тихо говорю я. — Ее зовут Эмелин.

Как только я называю ее имя, по телу пробегает дрожь. Такое прекрасное имя для такой сломленной девочки.

Моя сломленная девочка.

— Черт, - бормочет он. — Ей идет.

— Ты закончил? У меня есть дела.

Он фыркает.

— Всегда обаятелен. Отправь мне отчеты, которые ты сделал на прошлой неделе. Мне нужно пройтись по ним перед тем, как отправить.

— Сейчас сделаю.

— Также данные за январь в течение завтрашнего дня. Ты их уже подготовил?

— Да.

— Отлично, если не увидимся до этого, встретимся на дне рождения папы.

— До скорого.

Я вешаю трубку и глубоко вздыхаю.

Все идет не так, как я запланировал.


***


Уильям


— Приведите Двенадцатую, — приказываю я Джорджу.

Он кивает головой и выходит. Я выключаю верхний свет и присаживаюсь на диван при свете неяркой лампы. Между тремя девушками выбор сужается. У меня нет никакого интереса к Седьмой; она слишком робкая и затрудняется обращаться ко мне. Выбор между Двенадцатой и Тринадцатой.

Присутствует странная связь между мной и Тринадцатой. Она заставляет меня сопереживать, а я делаю это крайне редко. Она бросает мне вызов, выявляет лучшее и худшее во мне, но она упертая, и в самом деле полна решимости бороться со мной любыми способами. Двенадцатая милая и потихоньку начинает доверять мне. Она впускает меня, но делает это с такой легкостью. Даже слишком легко.

— Сэр, она здесь.

Я поворачиваюсь на месте и вижу Двенадцатую с завязанными глазами. Он оставляет её, затем закрывает двери.

— Иди сюда, Двенадцатая.

Она идет ко мне, выставив руки вперед. Когда останавливается около дивана, я хватаю её за бедра и тяну к себе на колени. Девушка крупнее Тринадцатой; не соответствует мне также идеально. Я поднимаю руку и поглаживаю её длинные густые волосы. Она дрожит и затем прижимается. Мне нужна любовница. Я не делаю из этого секрета. Мне просто нужна та, которая… подходит.

— Ты вела себя очень хорошо, Двенадцатая, — говорю я ей.

— Да, Мастер.

Ещё одна вещь, которую Тринадцатая не делает — она не называет меня Мастером.

Я не признаю, что мне это нравится. Что мне нравится эта дикая, решительная сторона.

— Ты начинаешь чувствовать себя более комфортно?

— Да, — выдыхает она.

— Я рад.

Провожу пальцами вниз по её спине, и девушка приближается к моим губам.

— Сэр?

— Да, Двенадцатая?

— Я… Я просто… Я знаю, мы были вместе какое-то время, и я думаю, что знаю, чего вы желаете от меня. И я хотела... я имею в виду…

— Не мямли, просто скажи мне, — подбадриваю я.

— Я хочу подарить вам себя. Я доверяю вам и хочу перейти к следующему шагу. Я хочу этого.

Не могу сказать, что не испытал шок. Но это то, к чему я стремлюсь. Я хочу, чтобы они доверяли мне и предлагали себя. Я бы никогда не стал принуждать женщину, но я не ожидал, что она сделает первый шаг. Мои руки покоились у нее на ноге; я знаю, она думает, что хочет меня, но она не готова.

— Ложись, Двенадцатая.

Она издает писк и слезает с моих колен. Я укладываю её перед собой, глядя на неё сверху вниз. Она красива, вне всякого сомнения, но я не могу выкинуть из головы Тринадцатую. Я должен сделать это, даже если мое тело приказывает пойти в другом направлении. Если Тринадцатая никогда не подарит мне себя, то я рискую потерять всё. Я должен дать шанс им всем.

— Раздвинь ноги, сладкая, — шепчу я.

Она дрожит, но широко раскрывает ноги. Я хватаю её штаны и спускаю их вниз, затем снимаю её трусики. Она широко раскрывается для меня, и здесь внизу, Двенадцатая очень красивая женщина. Она свежая и прекрасная, и пахнет восхитительно. Я отбрасываю всякое сомнение и делаю то, что должен сделать.

— Я собираюсь поцеловать тебя сейчас, — шепчу я и опускаю голову.


Глава 19.

Тринадцатая


Медленно, но все-таки неделя проходит.

Мы практически не разговариваем друг с другом. Просто занимаемся своим делом, как и положено. Убираемся, готовим, работаем в саду и навещаем Мастера Уильяма. Седьмую он видит не так часто, как Двенадцатую или меня, но я думаю, что она относится к этому спокойно. Кажется, она не хочет с ним быть. Я же вижу его ежедневно, и каждый раз он лишь поглаживает меня по волосам и касается моей кожи, словно хочет удержать меня рядом.

Но мы не разговариваем. Обычно я вызываю его на разговор, но сейчас я просто разрешаю ему сидеть рядом, впуская в свое личное пространство. Если он хочет поговорить, то первый должен начать разговор. Мне больно, он причинил мне боль. Я все еще разочарована и недостаточно оправилась, чтобы вернуть его в свою жизнь.

Каждый день, когда я прихожу к нему и сижу рядом, чувствую внутри себя некое возбуждение. Я скучаю по прикосновениям его рук на моей коже. Мне стал нравиться его запах. Он очаровывает меня. В нашу последнюю встречу мы сидели бок о бок. Он не разговаривал, но взял мою руку и положил себе на колени. Уильям долго держал меня за руку, и со временем я поняла, что стала ближе к нему. Тепло его тела расслабляло меня. Перед тем, как мое время заканчивалось, он поворачивался ко мне и целовал в лоб, согревая меня изнутри.

Двенадцатая сказала, что он хорошо с ней общается, и по румянцу на ее щеках я поняла, что он ей интересен так же, как и мне. В ней что-то изменилось. Она больше не выглядит испуганной, уже не кажется, что она хочет сбежать. Наоборот, она выглядит так, будто ждет, что он позовет ее, как будто для нее это единственный лучик света.

Осознание этого с болью отзывается во мне, и я не понимаю почему.

К концу недели на меня снова навалилось чувство вины за смерть Третьей. Когда я ночью подхожу к ее кровати и вижу, что на ней никого нет, мое сердце разрывается от боли. Надеюсь, она сейчас счастлива. Верю, что она нашла успокоение, которое так отчаянно искала. Она заслуживает этого больше, чем кто-либо другой.