Белла Джуэл - Тринадцатая (ЛП)

Он убирает руки от моего рта и встает, покидая комнату до того, как я успеваю что-то сказать.

Хотя что тут сказать?

Он только что пошатнул мой мир, и я не уверена, каковы будут его дальнейшие действия.

Тринадцатая

Я хочу пить.

В горле сухо, и это причиняет боль.

Я здесь уже двенадцать часов, и за это время никто так и не пришел. Я так много плакала, что мое тело обезвожено. Оно болит, а сердце постоянно ноет. Все, что я могу, это думать о Третьей. Ее жизнь оборвалась, прежде чем ей удалось вспомнить, кто она такая. Никто этого не заслуживает.

Я хочу ненавидеть Уильяма за это, но если он говорит правду, получится ли у меня?

Это по-прежнему не объясняет, зачем мы ему. Зачем кому-то спасать тринадцать девушек? Почему не двоих или двадцать? В мире есть столько сломанных людей, так почему выбрали именно нас? Чем мы так хороши, что получили возможность исправиться?

Ничего из этого не имеет смысла.

Каждый раз, когда закрываю глаза, вижу, как Третья бросается с той крыши. Я помню ее слова, которые она сказала перед прыжком. "Я хочу быть свободной".

Она была похожа на падшего ангела перед тем, как покончила с собой.

От воспоминаний о ней с моих губ срывается страдальческий крик. Я трясу головой из стороны в сторону, желая, чтобы эти образы оставили меня в покое. Не хочу их видеть. Я дрожу, поскольку позволяю ситуации взять надо мной верх.

— Мне не нравится это делать.

Я хватаюсь за голову, не слыша, как кто-то входит. В тени вижу Уильяма. Он подходит ближе, но в темноте его плохо видно. Я отвожу взгляд, не желая смотреть на него, не желая видеть человека, который приносит слишком много боли в мою жизнь. Он подходит и опускается на колени передо мной и достает что-то из своего кармана. Я поднимаю глаза настолько, чтобы увидеть, что это кляп. Задыхаясь, отползаю назад, пока не наталкиваюсь на стену.

— Не надо, пожалуйста.

Он нежно берет меня за голову, приближаясь вплотную. Я качаю головой из стороны в сторону, слезы злости катятся по моим щекам. Он настолько близко, что я вижу повязку на его глазу. Почему она на нем? Что случилось с его лицом?

— Мне очень жаль, Тринадцатая. Я хочу, чтобы ты поняла, что если бы вы дали мне шанс, этого бы не произошло. Ты проведешь еще двенадцать часов с кляпом во рту и, возможно, к тому времени, когда я выну его, ты перестанешь говорить не подумав, и начнешь делать то, что нужно.

Он надвигается, хватая меня за подбородок. Я пытаюсь высвободиться из его захвата, плача, как маленький, сломленный ребенок. Он вытирает слезу с моей щеки, а затем наклоняется так близко, что его губы почти соприкасаются с моими.

— Я здесь не для того, чтобы причинить тебе боль, frumusețe (прим. пер. красавица по рум.). Я просто хочу, чтобы ты все осознала.

Я качаю головой, но он слишком силен. Он склоняется ближе, и я могу почувствовать его запах. У него мужественный запах с оттенком красного вина. Я смотрю на его губы, видя, как он медленно облизывает нижнюю. Ощущаю, как низ моего живота наполняется теплом. Я ненавижу его, ненавижу его...

Его губы прижимаются к моим.

И на мгновение я перестаю чувствовать.

Все, кажется, заходит в тупик, когда его губы накрывают мои, согревая меня изнутри, ослабляя жжение в моем сердце. Я приоткрываю губы и задыхаюсь, в то время как он скользит языком по моим губам. Все мое тело оживает. Я ненавижу возникающее чувство, потому что это не отчаяние - это похоть. Он надвигается на меня, прижимая к стене.

Уильям отступает, и я понимаю, что мне нечем дышать. Я делаю глубокий вдох сквозь свои слегка приоткрытые губы, пока смотрю на его опустошенное лицо. Он еще раз гладит меня по щеке, доставая кляп и аккуратно засовывая его мне в рот. Ощущение чего-то ограничивающего способность говорить, а также дышать должным образом, приводит в ужас. Все мое тело напрягается, и я издаю страдальческий всхлип.

— Мне очень жаль, — бормочет он, исчезая в темноте.

Я выпрямляюсь в своих цепях, соленые слезу жгут мне глаза.

Я ненавижу его. Боже. Ненавижу.

Но часть меня... крошечная часть... испытывает симпатию к нему.

Тринадцатая

Я не сдамся.

Я не буду плакать.

Я не позволю ему выиграть. Я сильнее этого. Это не умерит мой пыл; это не изменит мою решимость.

Все, что он делает здесь — это ошибка, и не имеет значения, сколько времени он пытается доказать себе, что заботится о нас. Он не делает этого, нет, он только проявляет жестокость и бессердечность. Один мимолетный поцелуй не может изменить мое мнение насчет этого. Я не могу принять этого, не позволю ему заполнить мои мысли.

Не бывать этому.

Четыре часа спустя

Это больно.

Вся моя челюсть пульсирует, и слезы катятся из глаз.

Он унизил меня. Оставляя меня здесь на двенадцать часов, он знает, что этого будет достаточно, чтобы сломать меня. Мне ненавистно то, что я не способна говорить. Мне не нравится, когда меня лишают прав, которых у меня и так немного. Не имеет значения, насколько это больно, не имеет значения, как сильно я хочу свернуться калачиком — я не могу.

Нет, он не может победить.

Шесть часов спустя

Все болит.

Моя спина, мое тело, мои ноги, моя голова, черт — мой рот.

Еще несколько слезинок свободно скатилось по моему лицу. Нет смысла их сдерживать. Я знаю, он наблюдает за мной; мне хочется, чтобы он видел, что делает. Хочу, чтобы он видел, как я плачу, как могу быть слабой, но при этом не сдаюсь. Я не собираюсь открывать ему последнюю частичку себя: не отдам ему и это тоже.

Я не могу перестать думать о его губах на моих.

Хочу перестать, но не могу.

Восемь часов спустя

Я билась и извивалась, дергая свои цепи, кричала, хотя звук был не очень громким из-за кляпа во рту. Снова и снова отталкивалась ногами вперед и назад, изгибаясь всем телом, и рыча от злости из-за того, что ничего не могу поделать со своим телом. Я не могу ему проиграть, не могу стать такой же, как... она... Третья.

Он не выиграет этот раунд. Нет.

Господи, он не победит.

Десять часов спустя

Я опустила голову, глядя на мои закованные ноги: не могу почувствовать их, но меня это даже не волнует. Зачем бороться, если в этом нет смысла? Если бы я слушалась с самого начала вместо того, чтобы думать о себе, тогда смогла бы спасти Третью. Я была настолько поглощена бегством, и посмотрите, куда это все привело меня.

Я здесь, в цепях.

А она мертва.

Двенадцать часов спустя

Моя борьба закончилась.

Закончилась еще несколько часов назад.

Теперь есть только стыд и ненависть. Ненависть не к нему, а к самой себе. Это моя вина. Если бы я слушала, что он говорит, этого бы никогда не произошло. Я должна слушаться; черт, если бы я соблюдала правила, мы все могли бы получать вознаграждение сейчас. Но вместо этого у меня умерла подруга, а я здесь, беспомощная и со сломленным духом.

Мои планы провалились.

Я неудачница.

***

Уильям

Темнота, стремительно поглощающая ее, была подобна чувству моей безысходности.

Существует момент, когда люди сдаются, а выражение их лиц стремительно меняется. Ее решительный взгляд сейчас сменился отрешенным. Это не то место, где я хотел бы, чтобы она находилась, но теперь с ней можно работать. Я покажу ей, что сдаться будет только на руку.

Если она всего лишь подпустит меня ближе, я покажу ей, что мне можно доверять.

— Сэр?

Я развернулся на кресле, отрывая взгляд от Тринадцатой, представшей передо мной на камерах наблюдения. Джордж стоял у двери с телефоном в руках.

— Это Бен.

Я кивнул, протягивая руку. Он вошел, кладя телефон в мою ладонь. Я прикрываю микрофон и бормочу.

— Выведи ее из подвала и отведи в свою комнату, сейчас же.

Джордж кивает и выходит из комнаты. Прижимаю телефон к уху, откидываясь на спинку кресла, и стучу пальцами по клавиатуре, приводя в действие компьютер.

— Бен.

— Целый день пытаюсь до тебя дозвониться, Уилл. Где ты был?

— Был занят.

Он издает рычащий звук.

— Не давай мне односложных ответов, братец. Мы это уже проходили. Что происходит в твоем доме? Я слышал, приезжали копы?

— Одна из моих служанок спрыгнула с крыши.

— Что? — шепотом произносит он.

— Я не знал, что она в депрессии. Оказалось, она бездомная. Копы сказали, что у нее нет никаких родственников.

Ложь, однако, ему вовсе не обязательно знать, чем я тут занимаюсь. Он никогда не поймет.

Пришлось быть крайне осторожным, чтобы не вызвать подозрения у полицейских. Они близко подобрались к разгадке того, чем я здесь занимаюсь. Нельзя позволить этому повториться.

— Это ужасно. Мне жаль, мужик.

Я дернулся, даже если он и не мог этого увидеть.