Она глубоко вдохнула, как будто это даровало ей облегчение.

— Да, это из-за CIS — Служба гражданства и иммиграции США. Они хранят записи об иностранных приезжих под грифом "строго секретно", — степенно объяснила она.

Ну, это объясняет ночной кошмар, каковым была вся прошлая неделя. Бенсон вздохнёт с облегчением. Мне казалось, что он уже начинал волноваться о том, что потерял свой склонный к розыску талант. По правде говоря, я тоже испытал облегчение. Такое простое объяснение. Она просто-напросто не гражданка Америки, вот и всё. Её документальный "след" принадлежит другой правительственной руке. Наиболее недоступной: национальной безопасности.

— Я должен отметить, что вы непредсказуемы, мисс Сноу. Я думал, что вы вольнонаёмный работник, а не подпольный. Но не переживайте, я не доложу на вас, — сказал я, на случай если это тревожило её. Я с трудом втянул воздух, готовясь к финальной части. Части, которая позволит мне сохранить её в том или ином виде: — Собственно, это подводит меня к следующему вопросу. Я бы хотел вас нанять.

Её рот приоткрылся, а лицо приобрело одно из тех редких, незащищённых ею проявлений.

— Нанять меня? — взвизгнула она, как будто никогда такого не ожидала.

— Да, именно. И да, я осознаю, что нарушаю закон. По всей видимости, меня это не заботит, — я лишь хочу тебя в одном единственном виде, в котором должен обладать тобой.

— Но сначала я должна закончить работу над добавкой, — она запнулась — абсолютно всё обладание было растеряно.

Такая наивная и невинная. Дело всегда в её добавке.

— Я говорю не о вашей добавке. Я говорю о картине. Я хотел бы вас нанять в качестве модели для картины только для моих глаз.

Её глаза широко распахнулись, не говоря уже о приоткрытом рте, в идеальной форме под стать букве "О". Но её глаза искрились неким внутренним озорством.

— Какого рода картина? Я не позирую обнажённой.

Хорошо! Я уже было довёл себя до безумия от отравляющей ненависти, полагая, что Фейн видел её обнаженной. Это маленькое открытие подарило мне необычайное успокоение и мгновенно избавило от боли, вызванной её преждевременным отказом. Я улыбнулся.

— Что заставило вас подумать, что я хочу, чтобы вы позировали обнажённой?

Её кожа вновь вспыхнула густым румянцем.

— Я сожалею, я предположила, что это то, чего вы хотите из-за характера картин, которые уже купили. Моя оплошность.

Она всё также удерживала свой взгляд опущенным на чашку с горячем — или возможно уже холодным — шоколадом, выглядя при этом так, словно умоляла землю поглотить её.

— Ваше предположение было верно, но в тоже время и нет. Если бы я был художником, ваше нежелание обнажать тело, конечно, было бы проблемой. Но так как я не художник, и вы будете позировать перед другим мужчиной, у меня нет намерений заказывать картину в стиле ню. Это рассеивает ваши сомнения?

Она несколько раз моргнула, пока я паниковал, полагая, что она ответит мне отказом и оставит меня вовсе без единой частички себя — оставит ни с чем, кроме как с моей неожиданно ставшей несовершенной памятью.

— Почему вас волнует, что другой мужчина увидит меня обнаженной? — вместо этого поинтересовалась она.

Ладно, это уже не "нет". Но это был ещё один вопрос, который рассказывал слишком много обо мне и не достаточно много открывал в ней.

— Я и сам задумывался над этим вопросом. На данный момент давайте просто скажем, что мне нравится, когда мои произведения искусства... единственные в своём роде. Более того, я собираюсь заплатить мистеру Фейну достаточно приличную сумму за то, что он никогда снова не будет вас рисовать.

Это была чистая правда. Её маленький ротик вновь приоткрылся в форме полной, идеальной буквы "О". Этот образ очень сильно отвлекал, приводил в исступление, так что я начал добиваться своего до того, как совершу нечто иное с этим прекрасным "О".

— Я сожалею, что вы из-за этого потеряете работу, в которой так отчаянно нуждаетесь. Я компенсирую вам это по справедливой цене, включая долю прибыли, которую вы должны получать за свою работу.

Она резко закрыла рот. Слава Богу.

— Это очень мило с вашей стороны, мистер Хейл, — произнесла она надменно, выпятив вперед подбородок. — Но вам нет необходимости платить мне. У меня всё ещё есть работа в лаборатории, да и в ближайшее время истекает срок действия моей студенческой визы.

Зачем мне лишать её того, в чём она действительно нуждается? И почему она решительно настроена бороться с каждым сделанным мной шагом в этом направлении? Ярость вновь начала покалывать, испытывая меня, поэтому я выпалил своё первое оправдание. Громко произнеся его.

— Кажется, вы неправильно истолковали мои слова и считаете, что это переговоры, мисс Сноу, но это не так. Я хочу заплатить вам, поскольку стану причиной того, что вы никогда ни для кого не будете позировать снова. И здесь больше нечего обсуждать.

Для большинства людей, будь то мужчина или женщина, обычно было достаточно хладнокровного тона, чтобы вызвать ответную реакцию их естественного защитного механизма, с целью добиться их отступления ещё до того, как мой изъян, приобретённый на войне, спалит их дотла. Работало ли это таким же образом на Элизе? Конечно же, нет. Она резко выпрямилась, любезно склонила голову набок, и улыбнулась ангельской улыбкой, которая не коснулась её глаз.

— Мистер Хейл, похоже, вы, как и Фейн считаете, что иммигранты не имеют никаких прав в переговорах. К сожалению, вы правы, и вы загнали меня в угол, потому что знаете мою тайну. Так что у меня нет иного выбора, кроме как согласиться. Но не обольщайтесь по этому поводу, так как вплоть до вашего ультиматума, я собиралась принять ваше предложение с удовольствием. Теперь всё что вы получите — капитуляцию, как вы и хотели. Итак, давайте перейдём к делу?

Какого. Хрена. Ярость безжалостно наполнила мои вены. Моя кровь превратилась в горючее с металлическим копченым привкусом в горле. Тотчас мои мышцы застопорились в усилии предотвратить стремительную атаку. У меня оставалось всего две-три минуты. Я проиграл в голове "К Элизе", зацепившись взглядом за линию подбородка Элизы, горло, кожу, пытаясь парировать симптомы. Ещё пятнадцать секунд. Десять. Пять. Мне просто надо, чтобы копоть покинула моё горло. Медленно, она отступала на задворки моего разума, и я почувствовал, как моё горло расслабилось в достаточной мере, чтобы разглядеть мотив в её упрямстве. Чтобы сформулировать слова.

— Я не рассматриваю вас как гражданина второго сорта, мисс Сноу, — степенно произнёс я. — Но полагаю, что могу понять, почему моя подача может быть оскорбительной для кого-то в вашей жизненной ситуации. У меня не было намерений заставить вас почувствовать себя использованной. Примите мои извинения.

Она одарила меня лёгким кивком головы.

— Принято.

Я с трудом втянул воздух, как только моя кровь остыла так же безотлагательно, как и воспламенилась, и остатки пламени осели глубоко внутри меня. Я быстро вернулся к более необременительным темам разговора.

— Итак, приступим к условиям сделки. Я хочу, чтобы вы позировали в моём доме.

Да, мне она там нужна. Хотя бы раз. Всего лишь раз. Этого достаточно, чтобы слить это место воедино с её спокойствием. И может быть, этого будет достаточно для меня, чтобы выяснить, что преследует её и покончить с этим.

— Хорошо, — ответила она, выпивая последние капли горячего шоколада из чашки.

— И я не хочу лишь намёк на ваше тело. Я хочу его полностью, включая лицо.

Чашка задрожала в её руках, и она опустила её на стол.

— Я не знаю почему, но ладно.

Ах! Даже у Элизы есть уязвимые места. Это должно было заставить меня почувствовать себя лучше, словно я сидел рядом с обычной, постижимой человеку, девушкой, которую я мог бы расшифровать, которой мог бы помочь и затем позволить ей уйти. Но вместо этого, в моей груди поселилась какая-то странная, наподобие вызывающей расстройство желудка, боль.

— Вы не знаете почему? — поинтересовался я.

— Нет, не совсем. Но всё хорошо. Вам не надо произносить передо мной речь о том, какая я на самом деле красивая и совершенно себя недооцениваю.

Это было исключительным. По своему опыту я знал, что порядка 80% людей — мужчина или женщина — будут надавливать на проблему, в поисках подтверждения. Они произнесут такого рода фразы: "Посмотрите на меня", "Я не настолько интересна", "Нет, я не знаю почему". Элиза Сноу отбросила это полностью. Всё потому, что ничего её не убедит?

— Похоже, вы хорошо знакомы с этой речью, — я осторожно прощупал почву.

— Да, и, откровенно говоря, это никогда ни для кого не срабатывало. Было бы лучше, если бы наше время мы использовали продуктивно.

Да, конечно. Боже упаси, мы становились нерациональными. Но что если я действительно смогу избавить её от уязвимости? Что если я расскажу ей, как именно она заставляет меня чувствовать? Польстит ли ей это или запугает её? Надо полагать, внушит ужас.

— Что бы вы хотели видеть на мне? — Элиза прервала мои мысли, конечно же, покраснев.

Ничего.

— Мою рубашку.

Ещё больше румянца, ещё глубже лиловый цвет её глаз.

— А что ещё?

Меня.

— Больше ничего. Только мою рубашку.

Её пустая чашка дребезжала в руках, и она в очередной раз поставила её на стол. Затем она вновь её подняла.

— Должна ли рубашка быть расстёгнута или застёгнута?

Ох, Элиза, твои мозги только что подвели тебя. На этот вопрос был лишь один-единственный ответ.

— Расстёгнута, — одними губами произнёс я, наслаждаясь её реакцией.