— Это их во время Революции[4] разбили, — пояснила Марина. — Тогда же короля свергли и все, что связано с монархией, ненавидели. А тут вдруг цари! Кому какое дело, что они из Библии и что «царями» католики называют не правителей, а ветхозаветных пророков, которые к царизму никакого отношения не имели! В общем, взяли да и сломали их. На храме теперь новые, новодел. А этих случайно нашли: откопали лет тридцать назад.

Рассматривая фасад Нотр-Дама, я обратила внимание на маленькие фигурки где-то вверху. Кто бы мог подумать, что на самом деле они больше человеческого роста! Во всяком случае, моя собственная голова тягаться в размерах с этими библейскими не могла. Зато у нее был нос, целые уши, никаких сколов и повреждений…

После музея мы немного побродили по Латинскому кварталу, поглядели на другие средневековые здания, отметили обилие книжных магазинов и оказались рядом с Пантеоном. Это был большой дом с куполом, по стилю напоминающий Исаакиевский собор в Петербурге. Собственно, собором он изначально и задумывался, но послужить так и не успел. Едва его достроили, как случилась Маринкина любимая Революция, начались гонения на священников, и здание преобразовали в гробницу великих людей. Впрочем, для посещения могил настроение у нас было неподходящее, и внутрь Пантеона мы заходить не стали, пошли гулять дальше.

А вот после Пантеона приключилось непредвиденное. Мы забрели в район, наполненный модными магазинами… и увязли. Вернее, увязла Карина, которая не могла пройти мимо самой крохотной лавки со шмотками, не проинспектировав ее. А мы не могли ее бросить. Так и слонялись от магазина к магазину, выслушивая бесконечные: «Да-да!», «Сейчас-сейчас!», «Еще минуточку!», «Переведите мне, что говорит продавец!» и «Что вам, трудно, что ли?!». На минуту мне показалось, что я парень, который позволил девчонке уговорить себя пойти на шопинг: кажется, я лучше стала понимать противоположный пол! Я, конечно, люблю наряжаться, обновки люблю. Но это — тогда, когда что-то нужно, когда для покупок есть время и настроение! Зависать в магазинах в то время, когда вокруг тебя множество интересных мест, которые надо успеть посетить, по-моему, глупо. Тем более что одежда в этих магазинах показалась мне совершенно обычной, ничем не отличающейся от шмоток, которые можно купить у нас в любом торговом центре!

Дополнительную трудность для всех нас создало то, что Карина при всех своих командирских амбициях владела французским довольно плохо и жутко боялась на нем разговаривать. Естественно, любой человек, изучавший иностранный язык только в школе и впервые попавший за границу, поначалу испытывает смущение и трудности в общении! Но Карина, видимо, не собиралась их преодолевать. Вместо этого она решила эксплуатировать в качестве переводчиков нас, тоже оказавшихся во Франции впервые. В восторге от новых «обязанностей» никто не был: я сразу заявила, что не служанка Карине, Ирка трусила не меньше «командирши», а Марина, знавшая язык лучше нас всех, хоть и не отказывала прямо, всячески демонстрировала свою лень и нежелание решать чужие проблемы. Сначала мы установили «дежурство»: помогали Карине по очереди. Но время шло и шло, уже смеркалось, а она никак не собиралась закругляться.

— Ну хватит! — не выдержала я, когда наша модница направилась к очередному бутику и потянула меня за собой. — Мы приехали не для того, чтобы таскаться по магазинам и решать твои проблемы! Если хочешь — оставайся тут. А мы пойдем к Эйфелевой башне, да, девчонки?

— Куда это вы пойдете? — возмутилась Карина. — Вы не имеете права оставлять меня одну! Мы должны держаться вместе, помогать друг другу! Ладно, с тебя спроса нет, ты малявка, а вот сестричка твоя могла бы и побыть моим переводчиком!

— Да я уже раз десять побыла им! И экскурсоводом, и кем угодно! — буркнула Марина. — Сколько можно?! Вожу вас тут везде, с картой сверяюсь, в ресторане помогаю заказать! Да лучше бы я еще на острове потусила, лучше бы в Консьержери[5] пошла, чем время тратить на всяких разных! Вон пусть Ирка переводит!

— А что я, а что сразу я-то? — заверещала Ирина. — Я не смогу! Я боюсь! Лизка, ты переведи! Не будь эгоисткой!

— Это я-то эгоистка?!

— Ты, а кто же!

— Да вы все тут эгоистки!

— Все, кроме меня!

— Нет, кроме меня!

— Вот именно, все только о себе и думают!..

— Нет чтобы подумать обо мне!

В общем, Карину из магазинов мы увели, но в результате переругались и следующие полчаса шли совершенно молча и все в плохом настроении. «Если в первый день мы уже так скандалим, то что же будет дальше? Во что превратится мое пребывание в Париже?» — думала я, шагая впереди всех. Наконец, когда совсем стемнело, Ирина решилась прервать молчание и спросила, куда мы идем.

— К Эйфелевой башне, — ответила я. — Мне надоело слушать, как вы ругаетесь, и я решила взять инициативу на себя. Кстати, не она ли это?

В темноте над крышами домов возвышалась блещущая огнями конструкция. Она словно звала нас к себе, указывая на то место, где спрятано счастье и вечный праздник. Постепенно приближаясь, мы все четче видели ее этажи, а затем различили и металлическое кружево. Наконец настал момент, когда башня предстала перед нами полностью — огромная, волшебная, гораздо более клевая, чем в журнале! Раньше я и не думала, что она окажется настолько высокой! В Эйфелевой башне были не только романтика и гламур, которых мы так ждали. В ней был вызов. «А вам слабо? — как бы обращался к нам давно умерший инженер. — Человек еще не то может построить! Лишь бы были железо и уголь, лишь бы пар из котлов не переставал крутить наши двигатели!»

— Маринка, а сколько ей лет, этой башне?

— Больше ста. С тысяча восемьсот восемьдесят девятого года стоит. К столетию Революции построили, — отозвалась сестра, не забыв, как обычно, упомянуть про свою любимую Революцию.

Больше ста! Какая старая! И настолько современно выглядит при этом!

Под башней, как и следовало ожидать, толпились туристы. Они клали фотоаппараты на землю, наклонялись над ними и снимались так, чтобы их лица вышли на фоне уходящей ввысь металлической конструкции. Мы тоже снялись таким образом. Правда, получилось далеко не с первого раза: нависающие над фотоаппаратом лица выходили смешными, одутловатыми и со странными выражениями. После того, как нам наконец удалось снять нечто удобоваримое, мы решили подняться на верх башни.

Наверх ходил лифт, и подъем в нем был платный. Цена зависела от этажа. Ехать всего лишь на первый этаж нам показалось неинтересным, на третий — слишком дорогим. Поэтому мы выбрали второй. Этого оказалось достаточно, чтобы еще раз полюбоваться прекрасным видом.

Оказавшись на втором уровне, я подошла к краю смотровой площадки и увидела тот Париж, о котором столько мечтала. Как из рекламы мыла, только лучше! Тысячи желтых и зеленых огней украшали расположенные внизу здания, мосты, проезжие части, Марсово поле и площадь Трокадеро. Хотелось ухватить этот вид, унести его с собой… Но на фотоаппарате в ночном режиме выходили лишь разноцветные полосы, пятна и загогулины. Даже если мне удавалось держать руки достаточно ровно для длинной ночной выдержки, аппарат запечатлевал лишь плоскую копию небольшого кусочка пейзажа, которая не шла ни в какое сравнение с цельной картиной и не могла передать атмосферы, в которой мы оказались.

По периметру смотровой площадки, опоясывающей башню, стояло несколько телескопов. Правда, прильнув глазом к одному из них, я ничего не увидела: для того чтобы устройство заработало, надо было кинуть в него монетку. Некоторые туристы, гуляющие с нами, делали это, но мы пожалели денег. А еще на Эйфелевой башне фотографировалась пара новобрачных. Сначала это показалось мне ужасно романтичным, и я размечталась, как однажды окажусь на месте этой невесты с Адамом, Фабьеном или Энтони (да-да, я о них не забыла!), но потом на лицах молодых стал заметен отпечаток усталости. Несмотря на то что мы пробыли на смотровой площадке довольно долго, жених и невеста уже фотографировались, когда мы пришли, и продолжали это делать, когда мы уходили.

Кстати, об уходе. Вниз мы ради интереса решили пройтись пешком. Раньше мне почему-то не приходило в голову, что внутри Эйфелевой башни есть лестницы! А они были: изящные, металлические, с плавными, изогнутыми, по моде столетней давности, контурами. И ужасно тряские! Ощущение было, будто лезешь по стремянке. Карина и Ира канючили, что им страшно, они устали и надо было поехать на лифте, но для меня путешествовать пешком внутри Железной Дамы было удовольствием. Я успевала не только идти, но и вертеть головой и даже фотографировать на ходу. Обратило на себя внимание то, насколько пупырчатой оказалась башня внутри.

— Маринка, это прыщи?

— Скажешь тоже, малявка! Это заклепки. Башню клепали: соединяли части с помощью металлических штырьков, которые расплющивали с концов. Сварку-то тогда еще не изобрели!

Домой — вернее, к Доминик — мы добрались лишь к десяти часам вечера. Неудивительно, что ужин уже ждал нас и даже успел остыть. Мадам подала к столу отварные вилки неизвестного нам растения. На наш вопрос, что это, она ответила: «Лез андив». Но такого слова мы не знали.

«Лез андив» оказались на редкость невкусными. На вид они походили на кукурузные початки, только такие, которые не имели внутри самой кукурузы, а состояли из одних листьев. На вкус тоже.

— Трава травой, — поморщилась Марина, когда гостеприимная Доминик оставила нас один на один с ужином.

— А мне напоминает лук вареный, — сказала Ира.

— Фу! — оборвала ее Карина. — Только не говори мне про лук, а то стошнит!

— Завтра надо будет взять что-нибудь вкусненькое на вечер, — заметила я. — Заесть эти андивы, если снова их дадут.

Мы быстренько набили животы вареной травой, стараясь не обращать внимания на ее вкус, засунули посуду в посудомойку и поднялись наверх. Там во взятом с собой словаре Марина отыскала слово «андив». Перевод был «эндивий». Что это такое, никто не знал. Да и не интересовался особо.