Но задерживаться нельзя. Стервы начнут беспокоиться. Накануне они отправились знакомиться с местными жителями и барами. Для начала три часа подряд объедались гречневыми блинами с разными добавками, в сотый раз комментируя события последних месяцев. А потом очутились в какой-то занюханной забегаловке, где Эма танцевала со старыми алкоголиками-бретонцами, а Алиса демонстрировала усатому бармену лет пятидесяти мастерство жонглирования бутылками. Легко догадаться, что встали они наутро чуть живыми. Весь день проторчали дома, и когда Фред собрался все-таки выйти к морю, Стервы, еще в пижамах, валялись на диванах в гостиной, дремали перед телевизором и вставали по очереди только для того, чтобы приготовить чай или кофе. Кроме Габриэль, которая составляла невестин вишлист.


Как-то утром, несколькими неделями раньше, когда он только начинал обживаться в новом кабинете, Фред снял трубку и услышал голос Габриэль. Сам по себе факт телефонного звонка свидетельствовал о серьезности повода. Ее голос звучал предельно напряженно, когда она почти шепотом сообщила, что хочет поделиться с ним некой тайной. Что она ничего не сказала Эме, учитывая, в каком та сейчас состоянии… и в конце концов, это касается в первую очередь его, Фреда. Что она никому ничего не скажет, если он попросит. Он даже может не просить, она и так будет молчать, а он сам решит, что с этим делать. Тут Фред застремался всерьез.

Через час, в обеденный перерыв, они встретились в кафе на полпути между их офисами. Там Габриэль без всяких преамбул рассказала ему, что практически держала в руках протоколы допросов, которые проводились в рамках расследования Шарлоттиной смерти. Полиция не сразу пришла к выводу о самоубийстве. До этого было проведено полноценное расследование. Самое удивительное, что полицейские допрашивали Антуана. И Жиля тоже. Ну и Тюфяка, естественно. Но Жиля вызывали один раз, Тюфяка дважды, а вот Антуан был на допросе несколько раз. Ему присылали повестку как минимум трижды. К сожалению, Габриэль не удалось прочитать эти протоколы. Но то, что она рассказала, абсолютно достоверно.

Когда Фред, ничего не соображая, тупо пробормотал: “Где ты раскопала эту инфу?” – она впервые улыбнулась: “Знаешь, невесте ни в чем не отказывают”.

Так он первым узнал о свадьбе Габриэль и Ришара де Шассе. Кстати, именно свадьба была главной причиной уикенда в Бретани. Стервы, естественно, были против девичника в честь окончания девичьей жизни – он означал бы, что невеста отказывается от всех развлечений, чтобы окончательно и бесповоротно посвятить себя семье. Но они все же хотели отметить это событие, к тому же девушки давно мечтали очутиться всем вместе где-нибудь вдали от Парижа. Совместные загулы в “Скандале” не могли заменить такую поездку.


Он поднялся, отряхнул джинсы и начал осторожно спускаться со своей скалы на мысу. В полутора метрах от земли он наплевал на осторожность, спрыгнул и приземлился на гальку. Мгновение постоял неподвижно, оглядывая пустынные окрестности. Тьма начала накрывать пейзаж, ночь наступала быстро. Он улыбнулся и стал, как безумный, носиться во все стороны по пляжу, подпрыгивая, вертясь волчком, раскидывая руки, чтобы почувствовать прикосновение ветра к подставленным ладоням. Он мог кричать, сколько хотел, грохот волн перекрывал его голос.

Sittin’ here resting my bones

And this loneliness won’t leave me alone

It’s two thousand miles I roamed

Just to make this dock my home

Обессилев, Фред остановился, и на его лице засияла улыбка. Он рухнул на землю, и галька впилась ему в спину. Тысячу лет он не делал бесполезных физических усилий. Он полежал, чтобы отдышаться, и пошел к дому. Скоро Стервы начнут всерьез волноваться.

Фред широко шагал в ледяной тьме, и вдруг ясно вспомнил сцену из детства. Он увидел себя маленьким мальчиком, в такой же темноте. Он играет с Антуаном на пляже рядом с рестораном, где родители заканчивают ужин. Он вспомнил, какое невероятное восхищение своим братом, придумывавшим самые увлекательные игры, он тогда испытывал. Этим вечером тот научил его пускать камушки по морской поверхности, и Фред был уверен, что никто на свете, кроме его старшего брата, не умеет так бросать гальку, чтобы она подпрыгивала, отскакивая от воды. И вот восхищения больше нет, констатировал он, ускоряя шаг. Теперь, когда он думал о брате, в душе возникала только грусть. Это была такая немножко отстраненная грусть: печально было сознавать, что выбор, сделанный Антуаном, не только не принес ему счастья, но и наверняка обеспечил угрызениями совести на всю жизнь.

Фред не знал, как оценить рассказ Габриэль. Он, конечно, его встревожил, но информация была слишком скудной, чтобы кардинально изменить толкование событий, на котором он в какой-то момент остановился. Всякий раз он спотыкался об один и тот же пункт: если полиция пришла к выводу о самоубийстве, это что-то да значит. Шарлотта купила пушку. И хоть Эме больно это признавать, но факт покупки является самым что ни на есть убедительным доказательством. Почти таким же, как предсмертная записка.

Однако через несколько дней у Фреда появился еще один повод для сомнений, более серьезный. Он по-прежнему избегал Антуана и старался приходить к родителям по воскресеньям, только если был уверен, что не встретит его. Ни отец, ни мать не решались спрашивать, почему братья опять как бы случайно разминулись, но всякий раз считали себя обязанными сообщать Фреду последние Антуановы новости, даже если ничего важного не происходило. В это воскресенье они были особенно взбудоражены. Почти как в тот день, когда прочли Эмину статью и с удовлетворением констатировали, что гениальность их сына явлена миру в очередной раз. Их радость сменилась разочарованием, когда они узнали, что нет, Фред не будет вести свой блог, и нет, он не посвятит себя литературной деятельности. Но в ответ на все отрицания сына родители лишь обменялись многозначительными улыбками, после чего сказали: “Увидишь, Фред, ты еще изменишь свое решение”. В то воскресенье на их лицах отражалось не просто счастье, а практически эйфория, и Фреду даже пришло в голову, что они возобновили контакты со своим поставщиком наркотиков. Мать напевала, открывая упаковки с блюдами, заказанными в кулинарии, и Фред в конце концов спросил ее, в чем дело.

– Я так рада, что ты согласился на повышение, мой дорогой… Ты же знаешь, я немного беспокоилась за тебя. Ты, естественно, можешь делать гораздо более серьезные вещи, что и доказал твой блог, но это лишь первый шаг. Теперь, когда ты согласился двигаться вперед, ничто тебя не остановит. Кроме того, Антуан сообщил нам, что очень выгодно вложил деньги. Всех деталей я не поняла, но знаю, что он инвестировал в какое-то общество, которое управляет музеями, и, судя по всему, курс этих акций только что взлетел, потому что они осуществили крайне удачную операцию. В общем, мы гордимся вами, мальчики.

Мозг Фреда, помимо его воли, зарегистрировал эти сведения, но категорически отказался обрабатывать их. Он сделал все, чтобы выкинуть их из головы. Однако уже вечером вынужден был признать, что больше не может от них отмахиваться. Капиталовложение Антуана, о котором упомянула мать, не могло быть случайным совпадением. Наверняка он тоже был знаком с досье “Да Винчи”. Ведь брат работал в той же сфере, что и Шарлотта. Возможно, она с ним это обсуждала? Может, поделилась своими мыслями? В таком случае почему он ничего им не сказал? Зачем с жаром отрицал тот факт, что у Шарлотты были проблемы на работе? Почему стал таким агрессивным, стоило Эме проявить интерес к этому делу? Во время того кошмарного ужина в ресторане Эма изложила все, что им было известно о досье “Да Винчи”, и Антуан тогда промолчал. Однако теперь выясняется, что он был отлично знаком с ним.

Не из-за этого ли полиция допрашивала его трижды? Даже больше, чем Шарлоттиного жениха?

Фред решил ничего не говорить Эме. Габриэль права. Эме и так слишком тяжело смириться с самоубийством лучшей подруги, она только-только начала приходить в себя, сеансы психотерапии вроде бы приносят пользу и изгоняют ее демонов, так что ни к чему поворачивать нож в ране и давать ей новую надежду, что все еще удастся выяснить. К тому же Эме хватало забот с устройством профессиональной и личной жизни. Кроме того, Фред не мог взять и предать своего брата. Он не считал, что тот реально виноват в смерти Шарлотты, но ясно одно: Антуану известно больше, чем он говорит. Вторая очевидная вещь: выгодная инвестиция, которую он только что сделал, на юридическом языке означает злоупотребление инсайдерской информацией и наказывается тюремным заключением. А поделиться этим с Эмой, попросив сохранить все в тайне, было категорически невозможно. Все-таки она журналистка. Он не хотел ставить ее в дурацкое положение и знал, что сумеет все это скрыть. Однако он чувствовал, что обязан поговорить с братом. Задать вопросы, потребовать объяснений. Если Антуан так страшно унизил его только затем, чтобы скрыть свои махинации, то прощения ему нет.

Они договорились встретиться на Шатле, в ресторанчике с люстрами и слишком дорогим кофе. Он увидел брата сквозь стекло – Антуан уже пришел и в ожидании Фреда лихорадочно тыкал пальцем в дисплей смартфона – и понял, что такая встреча назревала долгие годы. Что они вынуждены пройти через нее, и это будет беспощадная схватка без свидетелей. У них нет выбора. Он также вдруг вспомнил, что они никогда не встречались вдвоем, что все их перепалки происходили в присутствии третьих лиц и это мешало Фреду реагировать должным образом и удерживало их в режиме недосказанности и скрытого напряжения, которое никак не могло прорваться.

Первые минуты были мучительными, и Фред начал жалеть, что не взял с собой Эму. Нет, на сей раз он справится сам. Не промолчит, как обычно. Он должен проговорить вполне конкретные вещи, он долго к этому готовился.

Тем не менее Антуан едва не выбил почву у него из-под ног. Завидев Фреда, он тут же заявил:

– Опоздал, естественно. Хотелось бы знать, что означает это свидание. Тебе должно быть известно, что я сейчас вкалываю без продыха и очень устаю. Могли бы встретиться в воскресенье у родителей.