Сегодня Алиса оставила Эму в одиночестве едва ли не в самом начале, чтобы поговорить с Фредом. Вернувшись минут через двадцать, она стала упрашивать Эму еще помиксовать в одиночку. Когда Эма спросила зачем, Алиса туманно ответила, что от этого зависит ее сексуальное равновесие. Эма неохотно согласилась и следила за Алисой взглядом, пока та пробиралась сквозь толпу гостей. Ей пришлось прищуриться, чтобы узнать того, к кому присоединилась подруга. К ее полному ужасу, этим кем-то оказался Гонзо. Эма не смогла бы объяснить почему, но факт оставался фактом: когда она увидела их вместе, у нее во рту даже кисло стало от возмущения и злости. Сила реакции осталась загадкой для нее самой. Что это – следствие неосознанного влечения? Но тогда к кому? К Алисе или к Гонзо? Естественно, в этом была и доля вполне традиционной ревности, причем у Эмы она проявлялась гораздо острее по отношению к друзьям и подругам, чем по отношению к любовникам.

Но где-то глубже таилось еще одно объяснение: сближение этих двоих, олицетворявших разные периоды ее жизни, серьезно сбивало точки отсчета в ее пространственно-временной ориентации. Научно-фантастические фильмы учат: путешествуя во времени, нельзя встречаться с самим собой. В любом измерении ваша личность должна держаться в стороне от ваших же других воплощений, иначе есть риск спровоцировать разрыв пространственно-временного континуума. Именно такой сбой вызывала у Эмы перспектива копуляции двух ее друзей. К тому же она не понимала (точнее, отказывалась признать, что ей и не нужно понимать), как Алису, Королеву Стерв, может привлекать Гонзо, тупой мужлан, воплощение цветущей вульгарности и мужского шовинизма. Эма рылась в плеере, не спуская с них глаз. После десятка томных и потных танцев в гуще толпы, скачущей и дергающейся во всех направлениях, трех подходов к бару и двух слов, сказанных друг другу на ухо, они исчезли, держась за руки.

В течение получаса Эма танцевала одна за своей баррикадой, потом ей стало смертельно скучно. Она об этом не задумывалась, но смутное беспокойство из-за отсутствия Блестера все же имело место. Днем она отправила ему несколько настойчивых приглашений, но не получила ответа. Возможно, он действительно обиделся… Но гораздо важнее было обсудить все, что она узнала за день. Пока же ей приходилось каждые две минуты ковыряться в своих треках, и несмотря на то, что соображала она быстро, промежутки были слишком короткими, чтобы успеть прийти к какому-нибудь выводу.

She’s a hunter you’re the fox

The gentle voice that talks to you

Won’t talk forever

It’s a night for passion

But the morning means goodbye

Beware of what is flashing in her eyes

She’s going to get you[6]

Эма решила отложить на время проблему “Общей реформы политики чего-то там”. Она дождется, пока Фред все разузнает, и тогда вернется к этому. Что касается всего остального, то пока у нее нет никаких конкретных следов, однако связь между Шарлоттой и министерством культуры уже установлена – через проект “Да Винчи”. Из реакции министра следовали две вещи: данное досье ей известно, и она не имеет ни малейшего желания говорить о нем. Учитывая его содержание, министра можно понять. Даже если операции, описанные в нем, стопроцентно законны, они никогда не будут одобрены общественным мнением. Но именно их обнародование в СМИ и входило в намерения Шарлотты. Не нужно считать, будто у Эмы поехала крыша: она не утверждает, что госпожа министр забралась в квартиру Шарлотты, чтобы выстрелить ей в рот. Но если были задействованы определенные экономические интересы…

All that she wants is another baby

She’s gone tomorrow boy

All that she wants is another baby

All that she wants is another baby

She’s gone tomorrow boy

All that she wants is another baby

Температура в баре поднялась на несколько градусов. Хороший танцпол – лучшее средство поверить, что уже лето. С этим не поспоришь. Левее, недалеко от бара, Габриэль что-то живо обсуждала с Фредом, сопровождая свои слова бурной жестикуляцией. После ее очередной реплики Фред расхохотался. Рядом с ними парочка самозабвенно целовалась под скептическим взглядом толстого Робера, протиравшего стаканы. Эмин взгляд скользнул вдоль стойки к входной двери, которая как раз открылась. Она всмотрелась и узнала Блестерову шапку “пингвин”. Этот головной убор был самым смешным из всех, что она когда-либо видела. Нечто вроде ушанки с пришпиленной сверху большой мягкой игрушкой-пингвином. Блестер купил ее в парке аттракционов, а потом она валялась без пользы в его гостиной, пока в один прекрасный день Эма не положила на нее глаз. По какой-то загадочной причине от одного вида этой шапки ей становилось радостно. И тогда у них появилась традиция: в дни, когда Эма была в дурном настроении, Блестер надевал ее, чтобы снять напряжение, но делал это всегда у себя дома. Впервые Эма видела, чтоб он надел пингвина на улицу. Она тряхнула головой, а он, улыбаясь во весь рот и поминутно повторяя “извините, простите, позвольте пройти”, пробирался сквозь толпу. Он выглядел веселым, словно нашкодивший-ребенок.

– Видишь? Я надел пингвина в знак мира.

Они стояли друг напротив друга, и когда он кивнул, лапки пингвина дернулись. Она почувствовала, что, как ни глупо, растрогана до слез.

– Я боялась, что ты не придешь, – призналась она.

– Ты без Алисы?

Эма перестала сдерживать свое раздражение из-за предательства друзей, которые наверняка прямо сейчас трахаются. Чтобы утешить ее, Блестер пошел за выпивкой. Постепенно вечер становился все лучше и лучше. Он вернулся с водкой и пивом.

– И как прошло сегодняшнее интервью? – спросил он, снимая шапку.

– Ну уж нет! Надень ее, пожалуйста! Погоди, вот так. – Она натянула ее до самых его ушей и с восторгом разглядывала Блестера. – Предупреждаю, рассказ займет много времени. Это было не настоящее интервью. Я отправилась выуживать инфу у госпожи министра.

Она пересказала ему все перипетии сегодняшнего дня, особо выделив вопрос расследования и лишь мимоходом упомянув, что парень с какашками пытался ее клеить, а она, разумеется, его послала. В заключение она спросила у Блестера, как он оценивает реакцию министра.

This style seems wild

Wait before you treat me like a stepchild

Let me tell you why they got me on file

Cause I give you what you lack[7]

– Если честно, по-моему, ты немного преувеличиваешь. Возможно, у нее и правда больше не было времени на разговоры. И ты сама сказала, что она отвратительно вела себя все интервью.

– Конечно. Но она стала совсем другой, когда я заговорила о “Да Винчи”.

– А может, и нет. Ты же ее не знаешь. Что, если для нее это нормальное поведение?

– Послушай, но я же там была. Я ее видела.

Although I live the life that of a resident

But I be knowin’ the scheme that of the president

Tappin’ my phone whose crews abused

I stand accused of doing harm

Cause I’m louder than a bomb

– А что ты на самом деле видела? Что она напряглась, потому что ей надоело с тобой разговари-вать?

– Нет, все было не так, можешь мне поверить!

Он равнодушно пожал плечами.

– Если для тебя это так важно, верю, – согласился он, иронически ухмыляясь.

– Но почему ты считаешь, будто я придумываю?

В раздражении Эма заговорила визгливо.

I’m called the enemy – I’ll never be a friend

Of those with closed minds, don’t know I’m rapid

The way that I rap it

Is makin’ em tap it, yeah

– Сказать честно? Мне кажется, ты должна скорбеть по своей подруге, а не пытаться отыскивать подозрительные знаки и сигналы там, где их нет.

– Как ты можешь такое говорить?

– Да что ты нервничаешь?

– Я нервничаю, потому что это невыносимо. Я с тобой делюсь важными вещами, а ты мне не веришь.

– Но в этом нет ничего страшного.

– Для тебя – ничего страшного. Тебе на это плевать. А для меня – речь идет о моей лучшей подруге, у которой пуля снесла пол-лица.

Он положил своего пингвина на диджейский пульт.

Just thinkin’ I’m breakin’ the beats I’m rappin’ on

CIA FBI

All they tell us is lies

And when I say it they get alarmed

Cause I’m louder than a bomb

– Погоди. Ты хотела узнать мое мнение. Если тебе нужно услышать, что ты права, задай вопрос любому парню в этом зале. Он будет рад угодить тебе. А я искренне отвечаю, что я по этому поводу думаю. Ты заводишься не пойми отчего.

– При чем здесь какие-то парни? Считаешь, ты единственный мужчина на свете, который принимает меня всерьез?

– Проехали. Я ничего не говорил. Абсолютно бессмысленный разговор. Эй, внимание, пора ставить новую песню.

– Ну нет! Так легко ты не отделаешься! – Одновременно она щелкала по своему плееру.

Go away – get away, get away, get a-way,

Every wet nurse refused to feed him

Electrolyte smell like semant

I promise not to sell tour perfumed secrets[8]

– Ты считаешь, что можно наговорить мне уйму гадостей, а потом свалить?!

– Да ничего такого я тебе не говорил! Стою и спокойно тебя слушаю.

– Черт тебя побери, прекрати выливать на меня ушаты презрения!

– Ты шутишь? Я? Презрение? Я делаю для твоего вечера флаер и не слышу ни слова благодарности, прихожу в идиотской шапке, чтобы доставить тебе удовольствие, а теперь ты еще на меня орешь?! Знаешь, что я тебе скажу? Ты меня задолбала!

Он развернулся и ушел.

You can’t fire me because I quit

Throw me in the fire and I won’t throw a fit

Эму трясло от ярости. Первая мысль – лучше бы она трахнулась с говнометателем. Это бы привело его в чувство. Она старается, а этот козел даже не замечает. Она отказывалась признавать, что оба они завязли в паутине скандала.

Назавтра Эма пришла на работу почти вовремя, но стоило ей устроиться в кресле, как зазвонил телефон на ее столе. Она покосилась на Блестера, но тот передвинул стул и теперь сидел к ней спиной.