Генри Стюарт приветствует меня с большой радостью, но вскоре узнает о моей опале и о том, что я никогда не смогу больше выйти замуж. Я публично протестую, утверждая, что мое дело находится все еще на рассмотрении в Ватикане и мои ренты должны выплачиваться мне, а не Арчибальду, и что мой сын должен находиться на моем попечительстве до вынесения решения. В ответ совет лордов заявляет, что до аннулирования моего брака я должна проживать с мужем и что мне следует явиться в Эдинбург, чтобы ответить за свои действия перед всеми ними. Они ненавидят меня за то, что я борюсь за свою свободу, и понимают, что я была готова продать их всех, вместе взятых, только чтобы избавиться от Арчибальда. Они ненавидят меня, потому что чувствуют себя преданными, как Яков, потому что я пыталась вырваться из-под власти Арчибальда, оставив всех.

Я не еду в Эдинбург. Даже ради того, чтобы увидеться с сыном, я не готова снова шагнуть в руки Арчибальду. В мое отсутствие они объявляют, что я утратила всю власть. Мой сын будет находиться под опекой совета, главным в котором будет Арчибальд. Бессменно. Яков оказывается в полной власти Арчибальда, и его никогда мне не вернут. Я даже не знаю, согласится ли он со мной увидеться. Он чувствует, что я его предала, и никогда меня за это не простит. Но этого мало – Арчибальд отбирает у меня и Маргариту, и здесь я не могу даже протестовать. Она его дочь, и у него есть доказательство позора ее матери от самого короля Англии. Она рада поехать к отцу, потому что обожает его всей душой, она его любимица. Сначала я думаю уговорить ее остаться со мной, но не нахожу в себе сил умолять, и приказывать я больше не могу.

Я пишу своему брату, взывая к нему во имя его племянника, с мольбами смягчить его сердце к нему, если он так разгневан на меня. Я пишу Екатерине, прося ее понять меня как мать, что я не могу оставить Якова в руках врага. Никто из них не отвечает, но я получаю письмо от Марии, которое показывает мне, что мои беды и горести ничего не значат для Лондона: они все заняты другими событиями.

«Наш брат даровал титул своему бастарду, Генри Фицрою. Мальчик теперь стал герцогом Ричмонд и герцогом Сомерсет, то есть величайшим из герцогов королевства. У него теперь намного больше земель и рент, чем у моего мужа, Чарльза. Чарльз говорит, что Генрих собирается назвать Фицроя наследником трона Англии».

Я вижу, как меняется ее почерк, когда она понимает, что обращается к матери законного наследника короны.

«Уверена, что тебя эта новость обеспокоит, но я просто передаю тебе слова Чарльза. Кто знает, может быть, твой мальчик все же станет наследником английского трона. Просто сейчас, когда о тебе ходят такие страшные слухи, Генрих не может назвать твоего сына наследником. Теперь люди даже задаются вопросом, кто отец твоего мальчика, точно ли это король Шотландии. Если ты сейчас предаешься греху прелюбодейства, то кто знает, не делала ли ты этого раньше? Как же все это ужасно, и прости меня за то, что я повторяю эту мерзость. Как жаль, что ты не примирилась с графом Ангусом. О нем тут все исключительно высокого мнения. Разве ты не можешь отозвать свое прошение об аннулировании брака? Теперь оно все равно не получит хода. Будет лучше, если ты так сделаешь.

Королева, как и следовало ожидать, весьма опечалена возвеличиванием Генри Фицроя, к тому же Мария Кэрри снова беременна, и все знают, что это ребенок короля. Анна Болейн тоже сейчас при дворе, и король каждый день проводит с одной из них, а они соперничают между собой за его внимание. Екатерину это очень задевает. Она живет среди своих соперниц, а теперь еще и видит, что бастард ее мужа размещен в великолепном дворце, ничуть не уступающем тому, в котором живет ее дочь. Принцесса Мария должна будет отправиться в замок Ладлоу, только она не получает титула принцессы Уэльской. Я не понимаю, почему так происходит, но Чарльз говорит, что англичане просто никогда не примут правление королевы. Поэтому никто не знает, что будет происходить дальше, и меньше всего это известно самой королеве.

Двор больше нельзя назвать счастливым. Сестры Болейн проявляют чудеса фантазии, чтобы развлечь короля и угодить ему: они занимаются спортом и танцуют, играют музыку и сочиняют ее, охотятся, катаются на лодках и флиртуют, но королеву, похоже, это очень утомляет. Я тоже от этого устала. Я устала от всего, что здесь происходит».

Вот и все. У нее нет для меня никаких слов и советов, кроме как попытаться вернуться к Арчибальду, они все только это мне и говорят. Не думаю, что она всерьез заботится обо мне. Ей никогда не представить себе мою нынешнюю жизнь: нехватка денег, отсутствие компании, запрет на встречи с сыном, разлука с дочерью, которая оставила меня по своей воле, запрет на въезд в собственную столицу, полное лишение власти, состояния и репутации. Для Марии весь мир сосредоточился в Лондоне, на битве между двумя сестрами Болейн, на большом знаке вопроса, который висит теперь на гербе, вышитом над королевским троном. Мои беды значительно серьезнее, но ни ее, ни мою невестку это не интересует.

Дворец Холирудхаус,

Эдинбург, весна 1526

Наконец-то я могу вернуться в Эдинбург и встретиться с сыном. Вот уже больше года он находится под опекой Арчибальда, и я могу только лишь писать ему письма и слать небольшие подарки, умоляя не забывать, что его мать любит его и непременно была бы с ним, если могла. Мне не забыть холодности в его голосе и раздражения на лице. Он винит меня в нашем поражении, и он прав. Я тоже виню в этом себя.

Удивительно, но именно Генрих дает мне возможность вернуться ко двору. Он приказывает Арчибальду вернуть мне мои ренты и налоги и не оставлять их у себя. К тому же он заявляет, что я должна получить возможность видеться с собственным сыном. Генрих говорит Арчибальду, что, если мне удастся доказать нелегитимность моего брака с самого начала, я должна получить развод. Генрих изменил свое мнение на полностью противоположное, это поразительно. Он прощает меня и желает мне счастья.

Я потрясена. Я не понимаю природы этой перемены, но преисполнена такой радости и таких надежд, что пишу ему и Екатерине, чтобы поблагодарить их за доброту ко мне, обещая им помнить ее и хранить им и родной земле верность всю свою оставшуюся жизнь. По непонятной мне причине королевская милость снова вернулась ко мне, и меня возвращают в лоно семьи. Я не знаю, почему я внезапно снова стала любима, и чувствую почти щенячью благодарность, как собака, которая готова лизать руку, которая держит хлыст. Генрих всемогущий внезапно решил одарить меня своей благосклонностью, и только с помощью Марии я понимаю, в чем тут дело.

«Ты, должно быть, уже слышала, что Мария Кэрри родила мальчика. Наш брат король крайне рад, как был бы рад любой мужчина на его месте. Ведь у него теперь есть еще один сын, которого он может показать миру. Он становится вторым бастардом Генриха, и его тоже называют именем отца, вот только оставляют фамилию мужа, Кэрри. Это избавит королеву от очередного унижения появления при дворе еще одного бастарда под фамилией Фицрой, но это единственное, от чего она получает избавление. Все знают, что это мальчик короля и что теперь становится совершенно ясным – именно королева виновна в отсутствии наследников.

Екатерина постится больше прежнего, почти ничего не ест за ужином, и из-за власяницы, которую носит под платьями, у нее в кровь стерты плечи и бедра. Теперь я опасаюсь, что она усмирит свою плоть до смерти, и тогда Генрих получит свободу. Если бы ты ее видела, у тебя бы сердце разорвалось от жалости, ты так ее любила. Я же, вторая ее сестра, ничего не могу поделать, кроме как смотреть на истязания. Это просто невыносимо.

Похоже, Мария Болейн уступает свои позиции и постепенно утрачивает внимание нашего брата, который теперь публично бросился к ногам ее сестры, Анны. Та верховодит двором, как королева, можно подумать, что в ней есть хоть капля королевской крови. Ты никогда не поверишь тому, как ведет себя эта девица из ниоткуда здесь, при нашем дворе, королевском дворе. Даже мы с тобой, принцессы крови, никогда себе не позволяли таких свобод. Она занимает первенство везде, где можно и где ей нельзя этого делать, а Генрих водит ее на ужины и на танцы, прямо перед лицом королевы. Поразительно, но она ходит перед герцогинями так, словно имеет на это право! Екатерина улыбается почти со святым достоинством, но всем все равно видно, что она близка к отчаянию. Меня вызывают, чтобы я восхищалась этой Болейн и составляла ей компанию, и я часто ссылаюсь на то, что нездорова или слишком устала, и отбываю домой. Я лучше скажусь больной, чем буду у нее в услужении, потому что она именно так это подает. Если она чего-то хочет, то сначала смотрит на Генриха, а потом, через мгновение, мы все уже бежим исполнять ее поручения. Вся жизнь при дворе превратилась в какую-то ужасную постановку, где актеры пытаются изображать царскую семью. Здесь больше нет ни элегантности, ни искреннего смеха, ни красоты, только позерство да едкие шутки, редкостный и мерзкий цинизм молодых по отношению к королеве и ее одиночеству.

Но хуже всего то, что, по-моему, она еще ему не любовница. Она играет с ним в какую-то мучительную игру, в которой никак не оставляет его в покое, но и не поддается его желаниям. Она все время прикасается к нему, к своим губам, ласкает его и ставит руки на своей тонкой талии, но не позволяет ему прикоснуться к ней. Создается такое впечатление, что она любит его до безумия, но не позволяет себе грешить. И что случится, если она так и не станет его любовницей? Чарльз говорит, что если бы Генрих просто переспал с ней, то все бы закончилось за неделю, но Чарльз всегда говорит что-то в этом духе. Вот только мадмуазель Болейн не спешит так просто отдаться любви.

Помнишь, как мы были еще совсем детьми и сэр Томас Мор привозил к нам святого Эразма? Генрих тогда не мог ни о чем думать, пока не сочинил стихотворение и не прочел его вслух этому известному философу. Так вот теперь он снова в таком состоянии. Он во что бы то ни стало хочет предстать перед ней исключительным. Или помнишь, каким он был, когда впервые увидел Екатерину, нашу сестру? Вот такой он теперь.