– Вы принесете мир и союз с Англией, – обещает мне архидьякон Магнус. – И послужите обоим королевствам, и они оба будут вам за это благодарны.

Я прихожу в ужас от мысли о том, что снова окажусь рядом с Арчибальдом. Мне кажется, что он может меня околдовать и я опять стану беспомощной рядом с ним. Я понимаю, что это глупо, но все равно чувствую себя мышью, рядом с которой появляется змея. Я понимаю, что смерть приближается с каждым шагом, но сбежать уже не могу.

– Я вовсе не хочу идти рядом с Арчибальдом в процессии, – тихо говорю я Генри Стюарту и Джеймсу Гамильтону, графу Аррану. Но у меня язык не повернется признаться этим двум мужчинам в том, что меня охватывает дрожь от одной мысли о приближении к Арчибальду.

– Ему должно быть стыдно даже просто появиться рядом с вами! – горячо вторит Генри. – Почему мы не можем запретить ему приближаться?

– Когда вы видели его последний раз? – спрашивает Гамильтон.

Я качаю головой, вспоминая фигуру на черном коне и клубящийся вокруг нее дым.

– Не знаю. Мне трудно вспомнить.

– Процессия будет в любом случае, – говорит Джеймс Гамильтон. – Вам не обязательно держаться за руки, но вам придется пройти вместе.

Генри коротко произносит что-то недоброе и отходит от камина в моей комнате к окну, где стоит и смотрит на вьюгу.

– Как они могут требовать от вас такого? – спрашивает он, все еще глядя в окно. – Как может брат требовать подобное от своей невинной сестры?

– Главное, что это придется сделать, – напоминает Гамильтон, начиная откровенно беспокоиться. – Вы должны показать всем лордам, что в совете все едины и что совет – это целостность. Люди должны это видеть. Но это будет неприятно и ему тоже: ему придется преклонить перед вами колени и принести вам присягу.

– Да я бы плюнул ему в лицо! – горячится Генри. Потом он поворачивается ко мне с неожиданным отчаянием во взгляде. – Вы же не станете этого делать? Вы не вернетесь к нему?

– Нет! Никогда! И ему не позволено меня целовать, – говорю я, запаниковав. – И держать меня за руки.

– Ему придется принести присягу, – терпеливо повторяет Гамильтон. – Он не может причинить вам зла. Мы все будем рядом с вами. Он встанет перед вами на колени и протянет к вам сложенные руки, и вы возьмете его руки в свои. А потом он поклонится и поцелует вашу руку. И все.

– Все?! – взрывается Генри. – Да все подумают, что они снова стали мужем и женой!

– Не подумают, – говорю я, находя отвагу в своем отчаянии. – Он принесет мне присягу, а значит, я победила. Тридцать шагов. Нам надо пройти около тридцати шагов. Не думай, что это будет что-то значить, не думай, что это будет означать, что я не люблю тебя, и не думай, что это значит, что я снова принимаю его как мужа. Потому что я клянусь тебе, что не сделаю этого. Но мне придется пройти рядом с ним и придется взять его за руку, и мы просто будем вдовствующей королевой и графом Ангус, которые ведут лордов на заседание совета.

– Это невыносимо! – Он ведет себя как маленький ребенок.

– Ты должен это вынести, ради меня, – спокойно говорю я. – Потому что я должна вынести это ради моего сына, Якова.

И тут же его взгляд смягчается.

– Для Якова, – повторяет он. – Я должен сделать это ради него.

– Это только ради публичного принесения присяги, – напоминает нам обоим Джеймс Гамильтон.

Я изо всех сил стараюсь не дрожать.

Я иду рядом с Яковом, одетым в золотую парчу, он в короне, мы направляемся к зданию городской тюрьмы в Эдинбурге. Арчибальд возглавляет процессию, неся корону, Джеймс Гамильтон, граф Арран, идет за ним следом, неся скипетр, а граф Аргайл замыкает процессию, неся церемониальный меч Якова. За ними тремя идем мы с Яковом, бок о бок, а над нашими головами несут белые знамена с нашими гербами. На улице очень холодно, мы видим, как парит наше дыхание, а в воздухе вокруг нас кружатся мелкие снежинки. Я дорого плачу за мир между Англией и Шотландией и за безопасность моего сына. Сегодня за ужином во дворце Холирудхаус мне придется пить из одного бокала с Арчибальдом и посылать ему лучшие угощения. А он будет улыбаться и забирать себе лучшие куски мяса, как он забирает ренты с моих земель. И я не буду смотреть через всю комнату на Генри Стюарта, чтобы не видеть, как он сидит за столом с побелевшим лицом и ничего не ест.

В этот вечер английский посол, архидьякон Томас Магнус, отдает мне письмо от Екатерины.

– Она послала его вам? Не мне?

– Она хотела, чтобы я передал вам его именно в этот день, когда вы с мужем поведете совет в зал заседаний.

– О, так его надиктовал сам граф? Когда составлял план всей процессии? – язвительно спрашиваю я. В ответ архидьякон достает и показывает мне письмо.

– Ее величество сама его написала. Видите? Печать не нарушена. Я не знаю, что там внутри и о чем она пишет. Об этом не знает никто. Но она сказала мне, что вы должны получить его в день, когда граф Ангус присоединится к совету и принесет присягу вашему сыну.

– Она знала, что это произойдет?

– Она молилась об этом, как об исполнении Божьей воли на земле.

Я принимаю у него письмо, и он кланяется и удаляется из комнаты, чтобы я могла его прочитать наедине.

«Моя дорогая сестра,

Генрих сказал мне, что велел твоему мужу, графу, поддерживать тебя и твоего сына в совете лордов и что он доволен графом и тем, что тот исполнит свой долг по отношению к тебе и к своим брачным клятвам. Я так этому рада и так благодарна, что твои беды наконец подходят к концу. Твой муж вернулся к тебе, твой сын принят как король, и ты обрела свою власть регента. Твоя храбрость и мужество теперь вознаграждены, и я благодарю небеса за это.

Зная то, что мне известно, я умоляла Генриха особенно наставить твоего мужа в том, чтобы он был щедр к тебе и терпелив, и он даже дал мне слово, что тебе не придется возвращаться к Арчибальду и сразу же жить с ним как муж и жена. Можно отложить это до Троицы, чтобы у вас было время снова привыкнуть друг к другу и, возможно, чтобы ты полюбила его снова, ведь он был так верен тебе и в изгнании, и в Англии. Я внимательно наблюдала за ним, и он показал себя внимательным и любящим мужем. У тебя нет никаких причин не воссоединиться с ним.

Я поклялась Генриху своей собственной честью, что все слухи о тебе – ложь, и дала ему слово, что ты – достойная женщина и не сделаешь наше королевское имя посмешищем, а своего собственного ребенка – бастардом. Это тем более странно потому, что твой муж ищет примирения с тобой.

Долг хорошей жены – прощать. И на королеве, такой, как ты, как я и наша сестра Мария, лежит особая ответственность: показать миру, что браку нет конца, как нет границ нашему прощению. Поэтому я заключила с Генрихом соглашение о том, что на Троицу ты примешь Арчибальда как своего мужа и, я очень надеюсь, снова обретешь счастье. Как и я надеюсь снова стать счастливой когда-нибудь, очень скоро.

Твоя сестра, королеваЕкатерина».

Я даже не в силах сердиться на нее за то, что она передала меня в руки изменника и предателя, который привел против меня свою армию, моего мужа. Этот удар кажется мне ее коронной росписью под всем шедевром моей искалеченной жизни.

Отныне Арчибальд будет жить в Холирудхаусе с нашей дочерью, моим сыном и со мной, и мы должны демонстрировать всему миру, что мы воссоединились как семья. Мы должны доказать Генриху, что между нами не идет речи о разводе, что мужья всегда возвращаются к женам и что браки воистину заключаются до гробовой доски. Для простых людей, зашедших посмотреть на нас во время ужина и увидевших нас бок о бок за столом в великолепном зале, мы выглядим как лорд с женой и семейством. Надо мной с Яковом висит изображение герба, наши стулья немного выше того, на котором сидит Арчибальд, но именно он рассылает блюда по столу, ходит по залу и разговаривает с друзьями и заказывает музыку, как и положено хозяину большого дома. Кухни присылают наверх блюда, как на настоящий пир, словно сами наслаждаются возможностью снова побаловать своего лорда. Музыканты играют танцевальную музыку, и Арчибальд учит всех новым танцам, которые он привез из Лондона и которые благодаря Анне Болейн стали там очень модными. Актеры разыгрывают новые пьесы, выбирая кого-то из придворных и втягивая его в постановку, в которой для этого человека отведена специальная роль. Очень часто они выбирают Арчибальда, и он танцует в центре хоровода, поблескивая темными глазами и улыбаясь мне и всем своим видом показывая, что он не добивается похвалы и внимания, которые сами идут к нему. Он становится постоянным центром всеобщего внимания.

Он мил с Яковом, не душит его вниманием, которое насторожило бы моего двенадцатилетнего сына, но рассказывает ему о схватках и погонях, приключениях и избавлении от опасностей, о войнах и крестовых походах, планах короля Генриха и постоянных переменах в европейских королевских дворах. Он явно не терял времени даром ни во Франции, ни в Англии. Он знает обо всем, что происходит, и рассказывает Якову разные истории, с помощью которых объясняет ему об искусстве управления государством, а затем хлопает по плечу, хваля его сообразительность. Он водит его в библиотеку, где они разворачивают карты на большом столе, и там показывает, как растет влияние и расширяются владение семьи Габсбургов в Европе.

– Вот зачем нам необходим союз с Англией и Францией, – говорит он. – Габсбурги – это монстр, который может просто поглотить нас.

Он нежен и заботлив с Маргаритой, которая обожает его всем сердцем и радуется его чудесному возвращению. Он делает ей комплименты и берет с собой везде и повсюду, покупая яркие ленты для ее кос всякий раз, когда они проезжают рыночную площадь.

Со мной он так же мил и очарователен, как в те далекие времена, когда он был для меня простым резчиком мяса и никак не мог придумать, чем еще меня порадовать. Он бросает мне мягкие улыбки над головой Якова, словно одобряя то, как я его воспитала, смеется над моим шутками и всегда готов подставить руку, чтобы сопроводить меня ко двору.