Филиппа Грегори - Три сестры, три королевы

Стоило мне исполниться решимости принудить к этому решению совет лордов, которые склонны к тому, чтобы подождать еще пару лет, как в Шотландию без всякого предупреждения возвращается герцог Олбани, а сын Норфолка, граф Суррей, жестокий командир и сын жестокого командира, сносит с лица земли крохотный городок Джедборо и разрушает аббатство. Просто чтобы показать, что шотландцы беспомощны против силы английской армии.

В отчаянии я пишу Генриху письмо. Так нельзя убеждать шотландских лордов короновать моего сына! Если он хочет управлять Шотландией через меня и Якова, то он должен давать мне денег на подкуп совета, чтобы показать меня миротворцем. Если же он собирается привести Шотландию к повиновению силой, то тогда следует привести армию к Эдинбургу, чтобы навязать правление по закону. Истязание же простых людей, бедняков, живущих в приграничных землях, лишь настроит их против него, превратив в яростных врагов английской короны и заставив лордов относиться ко мне с подозрением.

Разумеется, Олбани вынужден ответить на этот вызов, и он приводит свежие войска, которые собрал, пока был во Франции. На этот раз он привез тяжелые пушки и тысячи наемников. Я разрываюсь на части. С одной стороны, я страстно желаю видеть, как окрепнет Шотландия, и меня восхищает идея нового государства с новыми границами для нового короля, если Олбани удастся продвинуть границу с Англией на юг и присоединить к Шотландии Карлайл и Ньюкасл. Ведь тогда мой сын получит именно то богатое наследие, о котором мечтал его отец.

– А Белая роза, наши союзники, одновременно с нами нападут на них на юге, – говорит мне Олбани, уверенный в том, что я окажу ему поддержку.

Я кладу руку на холодную каменную плиту камина, чтобы удержаться на ногах. Самым большим страхом семьи Тюдор, который мы запомнили еще с детства, было возвращение другой королевской семьи, со стороны нашей матери, – Плантагенетов. Неизменно плодовитые, амбициозные, сестры моей матери и их дети всегда с пристальным вниманием следили за происходящим в нашем королевстве, ожидая удобного момента для возвращения. От Белой розы осталось совсем немного. Ричард де ла Поль, первый кузен нашей матери, видел, как один за другим его братья гибли в боях с моим отцом или на эшафоте. Мой отец принес торжественную клятву, что никто из прежней королевской семьи не вернет себе то, что Тюдоры выиграли на сражении при Босворте. И я выросла на убеждении, что любой из этих претендентов на корону является воплощением ужаса и крайней угрозы жизни и благополучию нашей семьи.

Мое детство нельзя было назвать безмятежным, и самым плохим было известие о том, что один из наших кузенов исчез из двора, приняв сторону, открыто враждебную нам. Я до сих пор помню выражение ужаса на лице моей матери, когда она поняла, что еще один ее родственник обернулся против нас. Поэтому какие бы блага ни сулил мне союз с Плантагенетами, я никогда не пойду на него, тем более против моего брата. Олбани не мог об этом знать, когда искал себе союзника. Я же просто не могу принять Плантагенета, как не могу представить себе союза или дружбы с нашим извечным врагом.

Я спокойно размышляю о нападении на Англию, о добавлении новых земель к наследию моего сына и расширению его королевства, но никогда, никогда в жизни я не стану этого делать при содействии одного из моих проклятых кузенов.

В тот вечер я предала герцога Олбани и, руководствуясь детской преданностью фамилии Тюдор, написала письмо брату:

«У Олбани здесь немецкие наемники и французские солдаты, но он не сможет держать их тут зимой. Если ты сможешь продержать их подольше возле замка Уорк, то остальное за тебя доделает погода. Защити нас от Белой розы. Если Ричард де ла Поль появится в Шотландии, я приеду к тебе вместе с Яковом. Мы, Тюдоры, всегда будем вместе противостоять Белой розе.

Твоя сестра, М.»

Герцог Олбани потерпел поражение именно таким образом, каким я советовала его победить. Он заключает непростое мирное соглашение с графом Сурреем, даже не ставя меня об этом в известность. Никто из них больше мне не доверяет. Больше я не слышу ни слова о моем приглашении в Англию, или о том, чтобы в следующем году короновать Якова, или о том, чтобы признать его наследником английской короны. Более того, Генрих урезает мое английское содержание и передает мои долги Франции. Я не понимаю причину его внезапного охлаждения ко мне, тогда как всего несколько месяцев назад я была его шпионом и доверенным лицом. Я представить не могу, что я такого сделала, что могло его так обидеть. В чем дело? Ведь я послужила ему так, как ни один монарх и сестра до меня!

А потом я получаю письмо от моей сестры Марии.

«Моя дорогая сестра,

Екатерина, наша сестра и королева, просила меня сказать тебе, что твой муж, граф Арчибальд Ангус, прибыл к нам из Франции и был крайне благосклонно принят при дворе. Он говорит с кардиналом и нашим братом, королем. Он намерен немедля вернуться в Шотландию, и мы с Екатериной призываем тебя принять его с добротой и жить с ним вместе, как муж и жена. Он так мило говорит о тебе и о своих надеждах к примирению.

С сожалением сообщаю тебе, что наш брат совершенно влюблен в Марию Кэрри (Мария Болейн), а она – в него. Мне кажется, что если бы они были свободны, то он непременно бы на ней женился, но ни у кого из них нет этой свободы. Брачные клятвы нерушимы. Если мужчина сможет оставить свою жену, потому что полюбил другую женщину, то что тогда станет со всеми нами? Какой брак продержится дольше первого года? Что значит тогда эта клятва, произносимая у алтаря, если ее можно нарушить? Как тогда вообще доверять клятве верности, будь то между королем и подданным, хозяином и работником, если брачная клятва станет временной? Если брак станет ненадежным, то и на все остальное надеяться не придется.

Ты не можешь стать той самой Тюдор, которая покажет миру, что на наше слово нельзя положиться. Ты должна сыграть свою роль в этом, должна принять своего мужа и терпеть его, как можешь. Умоляю тебя! Мы не можем жить в семье, в которой допускается аннулирование брака! Мы слишком недолго на троне, чтобы выдержать испытание осуждением за наше поведение, чтобы наши наследники могли превратиться в бастардов. Прошу тебя, Маргарита, прими своего мужа, ради всех нас, и скорее напиши мне, что ты это сделаешь.

Твоя любящая сестра,Мария,вдовствующая королева Франции».

Я беру ее письмо с собой и спускаюсь по крутому склону холма прочь от замка, потом через распахнутые ворота, в которых стоят два французских стражника, внимательно следящих за тем, кто входит и выходит из замка. Я иду по лесной извилистой дорожке, затем вдоль ручья, который течет по направлению к деревушке, прилепившейся к склону холма недалеко от перекрестка, на котором устроен базар. Я иду совершенно одна, под голыми ветвями деревьев, поднимая сапогами пахнущие осенью листья. Выдался ясный, холодный день, с высоким голубым, как скорлупа утиного яйца, небом. Я думаю о Марии, о том, что она наконец решилась написать мне письмо, которое, она знает точно, мне не понравится, о Екатерине, холодно предупреждающей ее о том, что если Генрих разведется со своей женой, то ни одна женщина в Англии уже не будет уверена в своем будущем. Я знаю, что это правда. В этом мире у женщин нет никакой власти: у них нет своего имущества, они даже не могут распоряжаться своими телами и не в состоянии защитить даже собственных детей. Жена обязана жить с мужем и позволять ему обращаться с собой так, как он пожелает, по-прежнему есть за его столом и спать в его постели. Дочь – собственность ее отца, а жена, которая вышла из брака, не нужна никому. По закону она лишается всех прав на имущество, и никто не станет ее защищать. Если женщина не может быть уверена при вступлении в брак, что она будет женой этого человека до своего смертного часа, то как ей тогда заботиться о своей безопасности? Если мужчина может оставить жену по первому своему желанию, то ни одна женщина не может быть уверена в своем будущем, своем достатке и даже своей жизни. Если король покажет всем, что брачные узы можно нарушить, то это будет означать, что любую клятву можно нарушить, и тогда все законы потеряют свою силу. И в мире, в котором мы живем, исчезнет порядок, который держится на законе и на страхе Божьем.

Домой я возвращаюсь, уже с трудом переставляя ноги. Даже понимая все это, я не могу больше жить с Арчибальдом. Я не могу примириться с человеком, за которого я вышла замуж по любви, которого одарила всем, что у меня было, и который все равно предпочел мне другую. Я не хочу возвращаться к человеку, у которого руки по локоть в крови. Но я понимаю, что хотят сказать мне Екатерина и Мария: брачные узы должны быть нерушимы.

Я не отвечаю Марии, но пишу крайне неприятное письмо кардиналу Уолси, зная, что он запишет его краткое содержание и представит вниманию Генриха, когда у того появится свободное от амурных дел время.

«Вынуждена признаться вам, что французы пообещали мне рай на земле и полную безопасность в Париже, если Арчибальд вернется в Шотландию. Клянусь всем самым святым, что я никогда больше не стану жить с ним как муж и жена, но я понимаю, что не должна настаивать на разводе. Умоляю вас сделать все от вас зависящее, чтобы Арчибальд никогда больше не появлялся в Шотландии, чтобы король, брат мой, не давал ему охранных грамот и чтобы он посоветовал ему жить в изгнании. Герцог Олбани в скором времени отбудет во Францию, пока зимние шторма не сделали водную гладь опасной. В его отсутствие я постараюсь короновать моего сына. Я попытаюсь забрать Якова из замка Стерлинг, который охраняют французские солдаты, и перевезти в Эдинбург, чтобы посадить на трон. Верю, что мне удастся это сделать с помощью совета лордов и Джеймса Гамильтона, но только при условии, что клан Дугласа будет оставаться в покое в отсутствие Арчибальда. Поверьте, я не легкомысленна и не вероломна, в отличие от вашего друга Арчибальда Дугласа, графа Ангуса.