Внизу клан Дугласа занял все основные улицы и замер, терпеливо дожидаясь, когда несчастные, запертые в горящих домах люди Гамильтона начнут вырываться наружу, сталкиваясь в отчаянной попытке спасти свою жизнь с превышающим их числом, лучше вооруженным и готовым к схватке противником. Мы видим, как облачка порохового дыма вырываются из дул аркебуз, слышим крики умирающих людей.

Это ужасное столкновение, больше похожее на избиение, когда в тесноте городских улочек одни люди истребляли других, не задумываясь, не мешкая и не давая ни малейшего шанса на спасение, даже когда пораженный противник падал на колени и просил о пощаде. Люди Дугласа пьяны от животной жестокости и азарта победы. Они догоняют, бьют, колют и режут оскальзывающихся на залитой кровью мостовой. Вся улица Королей, от замка до дворца Холирудхаус, моего дома, заполнена мечущимися убийцами. И сам Эдинбург сейчас похож не на город, а на бойню.

– Пойдемте в часовню, – кричу я Дэвиду и сыну. – Ради всего святого, идемте же и помолимся, чтобы это прекратилось!

Они оба поворачивают ко мне бледные лица и повинуются. Мы почти бежим вниз по ступеням, мимо солдат, выкатывающих пушки и нацеливающих их на подходы к замку, на тот случай, если клан Дугласа решит взять замок и нас. Сквозь потайную дверь мы попадаем в часовню Святой Маргариты и все втроем, плечо к плечу, падаем на колени возле маленького алтаря.

Нас тут же обволакивает покой, царящий в часовне, и звуки выстрелов и крики, вместе с топотом ног и суетой крепости, подготавливающейся к обороне, доносятся до нас как-то издалека. Я складываю ладони и осознаю, что не знаю, о чем молиться. Там, снаружи, мой муж, мой бывший помощник, любовник и отец моей дочери сражается с единственной надеждой Шотландии, моим другом и союзником Джеймсом Гамильтоном. А тысяча их сторонников бегает по улицам, нападает и отбивается, вырывается из ставших ловушками домов темных двориков. Они принесли схватку и смерть на улицы Эдинбурга, смута и раздоры приграничных земель просочились и сюда, в сердце столицы. Пришел конец Шотландии, конец всем моим надеждам, конец миру.

– Ave Maria, gratia plena, Dominus tecum. Benedicta tu in mulieribus, et benedictus fructus ventris tui, Iesus. Sancta Maria, Mater Dei, ora pro nobis peccatoribus, nunc, et in hora mortis nostrae. Amen[14]. Молись о нас!

Мой сын поднимает свою склоненную голову и заглядывает мне в глаза.

– Он идет сюда, да? Ваш муж, Арчибальд Дуглас? Когда он убьет всех там, он придет за нами.

Борьба продолжается почти весь день, но мы с Яковом остаемся внутри, молясь о мире. После полудня к нам приходит начальник охраны с докладом, и я велю ему преклонить колени рядом со мной и там, в часовне, рассказать мне о новостях, словно надеялась, что святость этого места смягчит ужас того, что он должен сказать.

– Рыжие Дугласы захватили город, – говорит он. – На улицах лежит почти сотня трупов. Люди стараются убрать тела и развезти их в мертвецкие на моровых телегах. Пока мы сидели тут запершись, там была настоящая война.

– Вы должны были защищать замок и короля, – успокаиваю я его.

– Но помощника регента, Джеймса Гамильтона, чуть не убили, – говорит он. – Мы не смогли защитить его, как не смогли защитить мир короля.

– Так Джеймсу Гамильтону удалось спастись?

– Да, на вьючной лошади угольщика, – нехотя отвечает он. – Он бежал с поля боя, и ему пришлось переплыть озеро. Архиепископа, Джеймса Битона, выволокли из укрытия за алтарем церкви и порвали бы на части, если бы Гэвин Дуглас не сказал им, что убивать епископа – грех.

– Дядя моего мужа был там? Управляя этой бандой?

– Он же Дуглас, а не церковник, – прошипел начальник охраны.

– Так это была банда Дугласа?

– Это была битва рыжих Дугласов против Гамильтонов. Война кланов на улицах города, хоть один из предводителей был помощником регента, а второй – представителем Англии.

– Но они пощадили архиепископа Битона?

– Да, а потом обратились ко всем Гамильтонам и членам их семей, к родне и друзьям, велев им покинуть город. Так что все Гамильтоны сейчас уходят.

– Они не могут уйти! Эдинбург не должен оставаться во власти одного клана!

– Ворота открыты, и Гамильтоны уходят. Клан Дугласов захватил город. Вскоре ваш муж велит нам открыть ему ворота крепости. – Я снова замечаю, как на этих словах ко мне обращается взгляд сына. Он не проронил ни слова, пока капитан докладывал свои страшные вести, и я никак не могу понять, о чем он думает сейчас, под этой маской невозмутимости. Я беру его за холодную руку.

– Мы можем выдержать осаду? – спрашиваю я.

– До каких пор? – резко спрашивает он. – Да, мы можем сопротивляться осаде, но только пока граф Ангус не привезет свою пушку. А что, если он приведет против нас английскую армию?

– Но мы можем выстоять, пока к нам не придет подмога? – спрашиваю я.

– А кто будет нам помогать? – задает он самый главный вопрос. – Помощник регента сбежал в одежде угольщика и спрятался на болотах вокруг озера. Регент находится во Франции, у вас нет армии, а ваш брат не станет никого отправлять против собственного человека, вашего мужа. Так кто же спасет вас и короля?

Мне становится очень холодно. Я кладу руку на плечо сына и чувствую, что он напряжен, как натянутая тетива.

– Вы хотите сказать, что нам придется впустить Дугласов в замок?

Капитан кланяется с мрачным выражением лица.

– К моему великому сожалению. Я вынужден советовать именно это.

– И сюда войдет армия, ведомая моим мужем?

Он кивает.

Я смотрю на Дэвида Линдси.

– Я не боюсь. – Я отчаянно вру.

Яков сидит на троне в приемном зале, я – рядом с ним, как вдовствующая королева, Джеймс Гамильтон прячется где-то в болотах в рубище угольщика, и ни у кого из нас нет защиты от Арчибальда, который входит в зал, преклоняет колено перед Яковом и поднимает голову, чтобы подмигнуть мне.

– Я вернулся, – только и говорит он.

Дворец Линлитгоу,

Шотландия, лето 1520

Совет лордов задавлен кланом Дугласа под руководством триумфального Арчибальда, моего мужа. Он ясно всем дал понять, что захватил город и захватил меня. Он требует, чтобы мы жили вместе, как королевская семья: я, как его жена, возле трона днем и в постели ночью, и мои сын и дочь под его опекой, поскольку он их отец и глава царского семейства.

Я не намерена сдаваться и не позволю ему взять себя как трофей с поля боя. Я не пущу этого убийцу в свою кровать и не позволю ему прикоснуться к себе. Я содрогаюсь от ужаса при мысли о том, как он провел своих людей в город и спрятал их до времени, а потом призвал к этой чудовищной бойне. Я думаю о жителях Эдинбурга, моих людях, смывающих кровь с мостовых, и уезжаю в Линлитгоу, одна.

Я снова разлучена с сыном и вынуждена оставить его в качестве заложника в Эдинбургском замке, у меня опять нет денег. Арчибальд оставляет у себя все мои ренты и забирает себе все мои земли, а совет лордов не смеет ему противиться.

Я не жду помощи от лорда Дакра, потому что он друг и начальник Арчибальда, как не жду помощи от Генриха, который велел мне вернуться к мужу, сказав, что мне еще повезло, что он захотел меня принять. У меня нет сестер, на совет которых я могла бы положиться, потому что они мне не пишут. Мне очень одиноко.

Стоит холодное, сырое лето. В Эдинбурге много больных, и даже в деревнях люди ужасно боятся мора. Я не пишу Екатерине, знаю, о чем она думает и что может мне ответить. Она не в состоянии слышать слово «развод», не думая о ее собственной жизни с Генрихом и о том, как она тает со временем, как восковая свеча, так и не исполнив своего главного предназначения, не подарив ему наследника.

Однако неожиданно для себя в середине лета я получаю целую охапку писем из Лондона.

Первое – от моей сестры Марии. Она пишет, что заболела весной, но успела достаточно поправиться, хвала небесам, чтобы отправиться с королем и королевой во Францию. Ее рассказ изобилует восторгами, а письмо ошибками и кляксами, и я, с трудом продираясь сквозь неразборчивый почерк, узнаю, что визит был посвящен подписанию великого договора о мире между Англией и Францией и что каждый день там проходили маскарады. Генрих взял с собой сотню, нет, тысячу шатров, которые были поставлены на поле недалеко от Кале, и все дворянские семьи Англии со своей родней, лошадями, ястребами и слугами строили летние дворцы из сукна и демонстрировали свое богатство и радость. Генрих построил целый город для летних развлечений, центр которого украшал фонтан с вином, возле которого были поставлены серебряные бокалы, чтобы его мог пить любой желающий. У Марии тридцать три новых платья, и она прилагает целый список своих новых туфель и рассказ о том, как над ее головой носили навес из золотой парчи, когда она гуляла под солнцем. Она ездила на самых красивых лошадях, и все приветствовали ее, когда она проезжала мимо.

«Ах, как жаль, что ты не смогла приехать! Тебе бы так понравилось!» И я склонна с ней согласиться. Мне бы очень понравилось. Меня давно никто не приветствовал, да и шотландцам последнее время самим недоставало причин для радости и веселья.

Следующим я открываю короткое письмо от Екатерины.

«Моя дорогая сестра,

Король, мой муж, был крайне удивлен, узнав от его величества, короля Франциска, что ты переписываешься с герцогом Олбани и призываешь его вернуться в Шотландию. Мне было также крайне стыдно узнать, что герцог говорил с папой римским о том, что тебя следует освободить от твоего нынешнего брачного союза на основании того, что король Яков IV не погиб при Флоддене, а ты сама знаешь, что это неправда. Ты знаешь, что мне пришлось забрать его тело, чтобы пресечь появление подобного рода лжи.

Говорят, что ты и герцог Олбани планируете его возвращение в Шотландию, чтобы вы могли пожениться, если его жена умрет.

Маргарита, прошу тебя! Это же самый настоящий скандал, который погубит твое имя! Немедленно напиши своему брату и заверь его в том, что это неправда, и немедленно и публично вернись к своему мужу, чтобы ни у кого не возникало ни тени сомнения о том, что ты превратилась в шлюху французского герцога.