Филиппа Грегори - Три сестры, три королевы

– Я не могу освободиться от тебя, – просто говорю я. – Мне этого не позволят. Екатерина не допустит этого.

– И я не могу. Ни в глазах Божьих, ни в своей любви к вам. Так что вот он я, у ваших ног. Я ваш до самой смерти. Мы расставались не в первый раз, и я вернулся. Примите меня. Примите меня, возлюбленная моя, иначе мне не будет жизни.

– Мне придется принять тебя, потому что на этом настаивают сестры. И Генрих.

Он опять склоняет голову и сдавленно всхлипывает.

– Слава Богу.

– Можешь подняться, – неуверенно говорю я. Мне непонятно, как относиться к тому, что он сказал.

Но он не встает с колен и продолжает так стоять, как молящийся. Спустя какое-то время он поднимается во весь рост, не отпуская моих рук, и привлекает меня к себе, и вот уже он прижимается ко мне во весь рост, одной рукой обнимая меня за талию, другой приподнимая мой подбородок. Как только он касается моих губ своими, я чувствую прилив мощной волны смешанных чувств: облегчения, триумфа и ревности. Я уже забыла эту радость его прикосновения, его аромата, и теперь познала его снова.

Теперь я думаю, что снова забрала его у Джанет Стюарт, я сделала это во второй раз. Он снова со мной, и так оно и должно быть.

– Вы не сможете освободиться от меня, – шепчет он, по-прежнему не отнимая губ от моих. – И никогда от меня не освободитесь. Мы никогда не освободимся друг от друга.

Мы устраиваем торжественное возвращение в Эдинбург. Люди Арчибальда сопровождают меня с волынками и барабанами, и местные жители выходят из своих домов, конюшен, мастерских и лавок, чтобы посмотреть, как вдовствующая королева и ее красавец муж возвращаются в Холируд. Они приветствуют мое возвращение в столицу и кричат, что я должна показать им своего мальчика, маленького короля. Кто-то называет Арчибальда предателем и предупреждает меня о том, чтобы я ему не доверяла. Я просто отворачиваюсь от таких предупреждений. Шотландцы по-разному умеют проявлять свою верность, и то, как это делал Арчибальд, устраивало не многих, поэтому среди приветствующих лиц находились и те, кто поднимали кошели над головами и размахивали ими. Я заливаюсь краской и замечаю, что лицо Арчибальда искажено гневом. Мне понятно, что они намекают на то, что он получает содержание от англичан, что его купил Томас Дакр на деньги Томаса Уолси и эти деньги сделали его слугой моего брата, короля. Они говорят ему, что он дешево продался и ничего не стоит: английский раб и несвободный шотландец.

– Я велю всех их арестовать, – шипит он сквозь зубы.

– Не надо, – обеспокоенно протестую я. – Пусть люди запомнят этот день, день нашего возвращения, неомраченным.

– Я не позволю меня оскорблять.

– Это совершенно ничего не значит.

Дворец встречает нас тепло и радушно, и штат слуг здесь снова такой, какой и должен быть у вдовствующей королевы: лошади стоят в стойлах, а повара ждут распоряжений на кухне. Арчибальд платит за все, заявляя, что я должна получить все, что пожелаю. Он танцует со мной по комнатам, заставляя меня смеяться, говорит мне послать за портнихой, чтобы заказать новые платья для себя и нашей дочери, крошки леди Маргариты, которая воркует и хлопает в ладоши от радости, что снова видит папу. Она везде ходит за ним хвостиком, боясь упустить его из виду. Он говорит, что мы устроим парадный ужин и что все придут к нам с визитами. Мы должны выглядеть величественными, потому что мы действительно занимаем высокое положение.

– Но это нам дорого обойдется… – пытаюсь возразить я.

– Оставь мне заниматься делами, – говорит он. Ард стал властным и великодушным. – Я завоевал доверие вашего брата, и он прислал мне денег, чтобы поддержать ваши притязания на корону. У меня хранятся ваши ренты, к тому же у меня есть собственное состояние. Все в вашем распоряжении. Вы – королева всего, что видите. И самое главное, вы – моя королева, а я ваш самый смиренный слуга, – смеется он. – Вы сами увидите это, когда сегодня вечером принесут жареное мясо, я сам нарежу его для вас.

Я не могу не смеяться вместе с ним.

– Это было так давно!

– Это было самое счастливое время в моей жизни, – говорит он. – Я полюбил вас сразу же и так глубоко, и постепенно начал верить, что и вы сможете тоже полюбить меня. И это было не так давно, буквально вчера.

Я очень хочу в это поверить. Конечно же, хочу. Я словно стою на пороге возвращения мечты. Я уже готова поверить в то, что Екатерина права, и что если Господь действительно не желает, чтобы муж и жена расставались, то тогда его возвращение – это манифестация воли небес. Мы с Арчибальдом снова вместе, наш брак благословен, Шотландия вернется под мою руку и обретет долгожданный мир.

Я не хочу думать о том, откуда взялось его богатство, и не рассчитываю на то, что лорд Дакр простит мне мои долги. И не хочу думать о том, где сегодня будет спать Джанет Стюарт.

Я встречаюсь с сыном. Он снова стесняется меня, мы не жили вместе со времен в замке Крейгмиллар.

– Мне не разрешали видеться с тобой, – рассказываю я ему. – Я все время пыталась приехать, но меня не пускали.

Поверить не могу, что ему всего семь, он так осторожен в выборе слов!

– Я говорил им, что хочу видеть вас, но я пока не могу никому приказывать, – отвечает он. – Но граф Арран очень вежлив со мной и добр. Он говорит, что скоро вернется герцог Олбани, и тогда у нас будет мир. И что тогда вы сможете жить со мной, как моя мама, и мы будем счастливы.

– Нет, нет, Шотландия должна освободиться от французов! – горячо возражаю я. – Ты – сын урожденной англичанки и наследник английского трона. Нам не нужен французский советник. Никогда об этом не забывай!

Дэвид Линдси, постоянный спутник и друг моего сына, выходит вперед и кланяется мне.

– Его величество горд своим наследием, – осторожно говорит он. – Но он также знает о том, что его французские опекуны являются ему друзьями и родственниками.

– Дэвид! – протестую я. – Джеймс Гамильтон принимает содержание от французов и называет моего мужа смутьяном! Он не может быть нам другом!

– Его величество должен быть другом всем, – спокойно, но настойчиво напоминает мне Дэвид. – Он не может отдавать предпочтение кому-то одному.

Маленький мальчик переводит взгляд то на меня, то на Дэвида, словно пытаясь решить, кому из нас можно доверять, кому из нас верить. У этого ребенка не было детства.

– Как жаль, что не отец вырастил тебя, – горько вздыхаю я.

И тогда он поднимает на меня свои огромные темные глаза, в которых засветились слезы.

– Мне тоже, – говорит он.

Арчибальд оставляет меня в Холируде, говоря, что у него есть дела в его имениях.

– Мне поехать с тобой? – спрашиваю я. – Я поеду. Куда мы направляемся?

Чуть заметная тень сомнения, странный взгляд тут же заставляют меня насторожиться.

– Ты едешь охотиться? Арчибальд, куда ты отправляешься?

Он подходит ко мне ближе, чтобы другие нас не слышали.

– Я встречаюсь с лордом Дакром, – говорит он мне прямо на ухо. – Я занимаюсь вашими делами, моя дорогая. Я поеду ночью на встречу с ним, получу новости о вашем брате и его планах и быстро вернусь.

– Скажи лорду Дакру, что нам придется договариваться с французским регентом. Мы не можем противиться Джеймсу Гамильтону, да и герцог Олбани рано или поздно будет здесь. Нам придется договариваться с ними обоими, сделать регентом меня и добиться опекунства над Яковом.

– Олбани никогда не вернется, – уверяет меня Арчибальд. – Никогда. Так пожелал ваш брат, и я с ним согласен. Нам он здесь ни к чему. Ваш брат сослужил нам добрую службу. Он запер Олбани во Франции и договорился о том, чтобы его держали подальше от Шотландии, в качестве части договора о мире. Он так много для нас сделал! А без него Гамильтон – всего лишь глава одного из кланов. Он может называть себя кем угодно, хоть помощником регента, хоть регентом самим, но французы не станут его поддерживать в пику договора с Англией. Мы можем его уничтожить, как только будем готовы.

– Нет, нет! – торопливо останавливаю его я. – Хватит уже смертей! Мы должны сделать все, что от нас зависит, чтобы сохранить мир, пока Яков не повзрослеет достаточно, чтобы занять трон. Кто бы то ни был, Гамильтон или Олбани, регент или исполняющий его обязанности, этот человек должен будет управлять советом и удерживать лордов от междоусобиц.

– Я передам Дакру ваши пожелания, – обещает он. – Вы знаете, что я и сам хочу сохранить мир в Шотландии до воцарения вашего сына. Мне больше ничего не нужно.

Мы идем к конюшне, обвившись друг вокруг друга, как юные любовники. За поворотом, чтобы нас никто не видел, я целую его на прощание.

– Ты вернешься завтра вечером? – с надеждой спрашиваю я.

– Послезавтра, – уточняет он. – После заката на дорогах небезопасно.

– Не рискуй тогда. Переночуй где-нибудь, чтобы не ехать потемну.

– Я вернусь к вам в целости и сохранности.

– Всего на две ночи, – шепчу я.

– Не больше, – отвечает он.

– Вы знаете, где он сейчас? – спрашивает меня Джеймс Гамильтон. – Это уже известно всем и каждому.

Я холодею от его тона, как будто он приложил кусок льда мне на шею.

– Что известно всем и каждому?

Я выехала из Холируда, обогнув район Эдинбурга под названием Кэнонгейт, вокруг высокого холма под названием Артурс Сит, зная о том, что Джеймс Гамильтон и лорды, сторонники французского регента, охотятся на полях и болотах к югу от города. Гамильтон, граф Арран, прислал мне тайное сообщение с просьбой встретиться для разговора, не предназначенного для посторонних ушей. Он написал, что должен сообщить мне о чем-то важном. Конечно, я считаю важным известием его взгляды на будущее Шотландии и новости из Франции, но мне совершенно не интересно слушать сплетни о моем муже.

– Арчибальд уехал в свои имения возле границы, – спокойно отвечаю я. Мой конь, поводья которого я натянула слишком сильно, начал перебирать ногами и трясти головой. – В наши имения. Он присматривает за моими землями. Его не будет только пару ночей.