Это заявление повергло меня в шок. Я же королевская невеста, я не должна знать ничего о плотских утехах. Да и спрашивать об этом мне тоже не пристало.

Бабушка издает звук, выражающий нетерпение.

– Спроси, – повторяет она. – А потом приди ко мне и расскажи мне слово в слово все, что она тебе ответит.

– Но зачем? – в изумлении вопрошаю я. – Почему я должна ее об этом спрашивать? Тем более что все происходило больше года назад?

Когда бабушка поворачивается ко мне, я вижу, что она бледна от ярости. Я никогда не видела ее в таком состоянии.

– Она утверждает, что они с мужем так и не разделили супружеское ложе, – шипит она. – Ей уже шестнадцать лет, и она была замужем целых шесть месяцев, и она смеет утверждать, что они не делили постель? Их уложили всем двором, а наутро она поднялась с улыбкой и не произнесла ни слова протеста? А теперь она имеет дерзость называть себя нетронутой девой?

– Но зачем ей это говорить?

– Это все ее мать! – Бабушка выплевывает это слово как оскорбление. – Это все ее хитрая, коварная мать, Изабелла Кастильская. Это она велела ей отречься от Артура, чтобы получить разрешение на брак с Гарри. Так она снова станет девственной невестой.

Теперь бабушку обуревают такие страсти, что она не может усидеть на месте. Она поднимается со своего аналоя и начинает метаться по часовне. Ее черные юбки бьются волнами вокруг ног и распространяют вокруг нее запах соломенных матрасов, таволги и лаванды.

– Девственница? Да она аспид ядовитый! Я знаю, что у них на уме, знаю, что они там планируют. Но я позабочусь о том, чтобы она скорее встретила свою смерть, чем заняла трон моего сына.

Теперь я напугана. Я съежилась на своей скамейке, как толстый утенок в гнезде, над которым парит хищная птица. Внезапно бабушка останавливается и кладет руки мне на плечи, подобно сгорбившемуся пилигриму. Ее цепкие пальцы держат меня жесткой хваткой. Я робко поднимаю на нее глаза.

– Ты не хочешь, чтобы она выходила замуж за Гарри? – осмеливаюсь я на шепот. – Я тоже этого не хочу. – Я позволяю себе нервную улыбку. – Она мне не нравится. Я не хочу, чтобы она становилась женой моего брата.

– Не брата, а твоего отца! – Эти слова вырываются из нее так, словно она только что перед моими глазами разлетелась на тысячи осколков от горя и ревности. – Она желает соблазнить твоего отца и женить его на себе, я в этом уверена! Она положила глаз на моего сына! Моего мальчика! Моего дорогого мальчика! Но у нее ничего не получится. Мы никогда этого не допустим.

Дарем Хаус,

Лондон, март 1503

В крайнем смятении и преодолевая нежелание выполнять приказ бабушки, я отправляюсь с визитом к Екатерине и застаю ее греющейся возле несильно разожженного камина в ее комнатах. Она по-прежнему в черном платье, укутанная в темную шаль, в знак двойного траура. Увидев меня, она тут же улыбается и вскакивает навстречу.

– Как я рада тебя видеть! А Марию ты взяла с собой?

– Нет, – с раздражением отвечаю я. – Почему я должна была ее брать?

В ответ на мою вспышку она только смеется.

– Нет, нет, я так рада, что ты пришла одна и мы теперь можем поболтать. – Она кивает слуге, который проводил меня до ее комнат: – Можно положить еще полено. – Это звучит так, будто дрова были чем-то драгоценным. Затем она снова оборачивается ко мне: – Не желаешь бокал эля?

Я принимаю ее угощение и не могу сдержать смеха, когда замечаю, как она делает глоток из своего бокала и тут же ставит его на стол.

– Ты так и не полюбила этот напиток?

Она качает головой и со смехом отвечает:

– Нет, и мне кажется, никогда не смогу этого сделать.

– А что же вы пили в Испании?

– Ну, у нас была чистая питьевая вода, – начинает рассказывать она, – фруктовые соки и напитки из фруктов, легкие вина и лед из ледников.

– Лед? Вода?

Она пожимает плечами, словно отметает все воспоминания о роскоши, в которой она жила дома, в своем дворце Альгамбра.

– Да, было много разных напитков и угощений, но теперь это не имеет значения.

– Неужели тебе не хочется вернуться домой? – Я постепенно подбираюсь к теме, которая интересовала бабушку.

– А ты бы вернулась? – спрашивает она, словно ее действительно интересует мое мнение. – Если бы ты овдовела, ты бы захотела вернуться домой и покинуть страну своего мужа?

– Наверное. – Я как-то даже не задумывалась об этом.

– А я не хочу. Теперь Англия мой дом. А я – вдовствующая принцесса Уэльская.

– Но королевой ты никогда не станешь, – вдруг выпаливаю я.

– Буду, если выйду замуж за твоего брата, – возражает она.

– Ты не собираешься замуж за моего отца?

– Нет. Какое странное предположение!

Мы обе замолкаем.

– А моя бабушка считает, что ты именно это собираешься сделать. – Эта мысль теперь действительно звучит как-то неловко.

Екатерина бросает на меня странный взгляд, словно старается удержаться от смеха.

– И что, она прислала тебя, чтобы попытаться меня остановить?

Теперь уже и мне становится смешно.

– Ну, не совсем, но…

– А, чтобы выведать мои секреты, – тут же догадывается она.

– Ей невыносима одна мысль о том, что он может снова жениться, – добавляю я. – Знаешь, и мне она тоже неприятна.

Она обнимает меня за плечи. Ее волосы пахнут розами.

– Ну конечно же нет, – говорит она. – Я совершенно не намереваюсь это делать, да и мать никогда не позволила бы мне этого.

– А они разве не настаивают на твоем возвращении домой?

Она долго смотрит на огонь, прежде чем ответить, и я успеваю хорошо рассмотреть ее изящный тонкий профиль. Мне кажется, что эта женщина может выйти замуж за любого, кого выберет.

– Я думаю, что они договорятся о выплатах приданого и обручат меня с Гарри, – наконец произносит она.

– А что будет, если этого не произойдет? – не унимаюсь я. – Если бабушка пожелает женить Гарри на другой принцессе?

Она поворачивается и смотрит мне прямо в глаза, не отводя взгляда и позволяя себя рассмотреть в открытую.

– Маргарита, я могу только просить Всевышнего о том, чтобы с тобой не произошло ничего подобного. Утрата любимого мужа – это ужасное горе. И единственным утешением в нем мне будет лишь то, что я исполню волю моих родителей, сделаю то, о чем просил меня Артур, и повинуюсь Божьей воле. Я буду королевой Англии. Меня называли принцессой Уэльской уже с младенчества, и я запомнила этот титул вместе со своим именем. И сейчас менять это имя я не намерена.

Я потрясена ее решимостью.

– Да, надеюсь, мне не доведется этого пережить. Но даже если это испытание и выпадет на мою долю, я бы не стала оставаться в Шотландии. Я бы вернулась домой, в Англию.

– Тебе нельзя делать все, что тебе заблагорассудится, ты же принцесса, – просто отвечает она. – Ты должна повиноваться Господу, королю и королеве, твоим отцу и матери. Ты не хозяйка себе, Маргарита. Ты же не дочь крестьянина! Ты выполняешь волю Всевышнего и станешь матерью короля. Ты на одну ступень ниже ангела, у тебя есть судьба.

Мой взгляд скользит по комнате, и я впервые замечаю, что на стенах недостает одного или двух гобеленов и в буфете кое-какой серебряной посуды.

– Тебе хватает средств к существованию? – робко спрашиваю я. Мне почему-то становится стыдно.

– Нет, – говорит она, качая головой безо всякого стеснения. – Отец не дает мне содержания, он считает, что теперь я нахожусь на содержании короля, а твой отец не желает выплачивать мне вдовьего наследства, пока ему не выплатят все приданое. Я оказалась между молотом и наковальней.

– Что же ты будешь делать?

Она улыбается так, словно ее ничего не пугает.

– Я выдержу. Я переживу их обоих. Я твердо знаю, что мне суждено стать королевой Англии.

– Как бы я хотела быть похожей на тебя, – вырывается у меня. – Я ни в чем так не уверена.

– Будешь. Когда пройдешь свои испытания, ты тоже обретешь уверенность. Мы с тобой принцессы, мы рождены стать королевами. Мы сестры.

Я уезжаю от ее дома верхом на дорогой породистой лошади, застегнув меховую накидку почти до самого носа, и размышляю над тем, как расскажу бабушке, что Екатерина Арагонская как никогда горда и прекрасна, но она не намерена выходить замуж за моего отца. Но я не стану говорить ей о том, что в своей упрямой решимости испанская принцесса напомнила мне ее саму. Если дойдет до противостояния между этими двумя, то каждая найдет в другой достойную соперницу, только я буду готова ставить на победу Екатерины.

Я не скажу этого бабушке потому, что я впервые почувствовала симпатию к Екатерине. И теперь, против своей воли, я думаю, что из нее получится прекрасная королева Англии.

Дом епископа Солсбери, Флит-стрит,

Лондон, июнь 1503

Не знаю, что бабушка говорит своему сыну, моему отцу, но он выходит из своего уединения. Начинается живой обмен письмами с Испанией, и больше не слышно ни слова о его ухаживаниях за Екатериной. Напротив, он прилагает все усилия для заключения брачного договора, сулящего ему большую экономию в средствах, и встречает не меньший энтузиазм со стороны матери Екатерины в далекой Испании. Вместе они оказывают влияние на папу римского в получении разрешения на брак, который сочетал бы брата супруга вдовы и саму вдову, и Екатерина Арагонская снова облачается в белое, распускает свои золотистые локоны, готовясь к еще одному королевскому свадебному торжеству.

На этот раз церемония проходит не в аббатстве и траты на нее оказываются значительно скромнее. Суть церемонии не в венчании, а в обручении, обещании сочетать их браком, когда Гарри исполнится четырнадцать. Она входит в часовню епископа с той же царственностью и улыбкой, которые были при ней всего лишь девятнадцать месяцев назад, и берет за руку Гарри так, словно рада обещать себя мальчику на пять лет моложе. Все происходило так, будто ни Артура, ни их свадьбы никогда не было. Теперь она невеста Гарри и снова будет носить имя принцессы Уэльской. И ее спокойная фраза «Увы, нам этого не было дано» останется эпитафией над этими печальными событиями.