– Я положу конец раздорам в приграничье, – жестко говорит он. – И не остановлюсь, пока не выбью англичан с наших пастбищ и с наших башен.

– Это не так делается, – мягко говорю я. – Нельзя принудить людей к миру, запугивая их.

– Так делали Дугласы, – говорит он.

– Делали.

– Ты когда-нибудь о нем вспоминаешь?

Я улыбаюсь и качаю головой, словно меня совершенно не интересует Ард.

– Едва ли.

– Ты же знаешь, что я должен вернуть мир на границы.

– Знаю. И думаю, что ты как раз тот король, который с этим справится. Вот только не грози Генриху войной, он обязательно ответит. Сейчас у него больше забот, чем нужно. Если он продолжит борьбу против папы и будет и дальше оскорблять тетушку императора, то очень скоро будет обвинен в ереси и все короли-католики получат официальное разрешение идти на него войной. Вот тогда ты можешь объявить ему войну, но не раньше. А пока он разрушает свою репутацию настолько, что другие короли начинают от него отстраняться, ты можешь договориться с ним обо всем, что тебе необходимо.

– А я думал, что ты английская принцесса и Тюдор в тебе всегда будет занимать первое место, – говорит Яков. – Ты изменилась.

– Я прибыла сюда, чтобы принести мир между Англией и Шотландией, но Генрих сделал все, чтобы это стало невозможным, – честно говорю я. – Я все это время была верна ему, но он не дарил верности ни мне, ни моим сестрам. Мне кажется, он стал человеком, которому никто не станет доверять.

– Это так, – кивает Яков.

– Он переселил мою невестку в маленький домик епископа Хэфилда и запретил дочери ее навещать. Он поселил шлюху в комнаты моей матери. Он зашел слишком далеко. Я не могу больше поддерживать своего брата, я буду держаться сестер. Я не хочу больше быть на его стороне.

Яков смотрит на меня, оценивая мою решимость.

– Однако стоит ему тебя позвать, и ты тут же мчишься на его голос.

– Не в этот раз, – говорю я. – Этого вообще больше не произойдет.

Уэстхоуп-холл, Саффолк,

Англия, осень 1532

«Генрих готовится к очередному официальному визиту во Францию и тратит целое состояния на наряды и драгоценности, лошадей и турниры, чтобы поразить Франциска, выкупленного из плена, но не утратившего своей гордости. Я сказалась больной и отказалась ехать. Мне невыносима мысль обо всем этом, да и тяжесть в животе не дает мне покоя. Я и правда не здорова для такой поездки. Я не смогла бы танцевать на праздничном пиру, у меня просто не выдержат ноги. Я вспоминаю о Поле Золотой Парчи, когда мы были так молоды и так счастливы, и совершенно не хочу плыть туда с этой бесстыдной женщиной вместо королевы. Генрих даже не думает о том, чтобы взять с собой Екатерину, в этом году он даже не виделся с ней. Он шлет ей крайне холодные сообщения, и она снова должна переехать в Энфилд, потому что к ней ходит слишком много народу и Генриху стало стыдно, поэтому он хочет отослать ее подальше. Я пишу ей, но Чарльз запрещает мне навещать ее. Это слишком разозлит Генриха, а я должна проявлять к нему верность в первую очередь. Он же мой брат и мой король. Я должна приветствовать эту Болейн с уважением, достойным лучшей женщины этого королевства. Я не смею сказать и слова против нее, так что я просто делаю, с тяжелым сердцем, что мне велят Генрих и Чарльз. Когда она присылает мне блюдо, я делаю вид, что ем, хоть у меня внутри все переворачивается.

Она все время улыбается. Улыбается и переливается в драгоценностях Екатерины. Блестит, как ядовитая змея.

Я не видела Екатерину вот уже десять месяцев, почти целый год, а раньше мы встречались каждый день. Она не часто мне пишет, говорит, что ей нечего мне сказать. Теперь в моей жизни образовалась огромная дыра, там, где раньше она занимала так много места. Теперь все обстоит так, словно она умерла, словно мой брат просто стер ее из жизни, с лица земли. Ты подумаешь, что я преувеличиваю, но я действительно так думаю. Мне кажется, что он ее убил. Разве король может так поступать с королевой!

В общем, я не поеду во Францию с этой женщиной, Анной. Никто из нас не поедет. И, как я слышала, ни одна из французских дворянок с ней не здоровается. Зачем? Она ведь просто любовница Генриха, и никто не помнит титул ее отца, зовут его просто сэр Томас, по старой привычке. Единственные компаньоны, которыми она может повелевать, это те, кто поддерживает ее честолюбивые запросы: ее сестра, невестка, мать, и, если верить слухам, Генрих уже переспал со всеми тремя. Их ненавидит вся Англия. Ей с Генрихом пришлось вернуться из летней поездки раньше обычного, потому что на нее кричали везде, где она появлялась.

Знаешь, иногда по утрам я просыпаюсь и забываю обо всем страшном, что произошло. Мне кажется, что Генрих – юный красавец король, недавно занявший трон, Екатерина – его возлюбленная королева и самый доверенный советник, а я снова юная девушка. И тогда я снова счастлива, но потом я вспоминаю, что меня мучает страшная болезнь, и к горлу поднимается волна рвоты. Слава богу, что наша мама умерла и не видит, как эта женщина сидит в ее комнатах и так позорит нашу сестру, нас и наше имя.

Мария».

Дворец Холирудхаус,

Эдинбург, Шотландия, зима 1532

Дэвид Линдси приезжает во дворец. Мы проводим конкурс поэтических оскорблений, когда один поэт шутит над другим в серии поэтических экспромтов. Яков очень остроумен, и весь двор вскоре покатывается от хохота, выслушивая его жалобы на ужасный храп своего наставника и на то, что тот сам двух рифм сложить не может. Дэвид же отвечает весьма хлесткими шутками о распутстве Якова. Я прижимаю руки к ушам, говоря, что я не хочу об этом слышать, но Яков смеется и говорит, что Дэвид всего лишь говорит правду и что ему непременно пора жениться, иначе он вскоре заново заселит пустующие земли своими незаконнорожденными отпрысками.

Когда шутки и поэзия заканчиваются, мы переходим к танцам и Дэвид подходит, чтобы поцеловать мою руку и посмотреть на танцующих рядом со мной.

– Он не хуже других юношей, – говорю я.

– Мне очень жаль, но я с вами не соглашусь, – отвечает Дэвид. – Он точно хуже их всех, вместе взятых. Он каждую ночь уезжает к какой-нибудь женщине, в городе или за его пределами, а когда он не перелезает через стену, это значит, что он заночевал в замке у какой-нибудь служанки или леди. Он еще тот ходок, ваше величество.

– Ну, он очень хорош собой, – с удовлетворением говорю я. – И молод. Я знаю, что мои фрейлины флиртуют с ним, так как он может им отказать?

– Ему надо жениться, – говорит Дэвид.

– Я знаю, – киваю я. И это чистая правда.

– Принцесса Мария ему не подойдет, – решительно заявляет Дэвид. – Мне очень неловко говорить о вашей семье, ваше величество, но ваша племянница не подходит. У нее ненадежный титул, да и положение шаткое.

Я больше не могу с этим спорить. Генрих не взял собственную законную дочь с собой во Францию, но взял бастарда, Генри Фицроя, и оставил его там с детьми короля Франциска, как будто он принц чистой крови. Никто не знает, какой следующий титул получит Генри Фицрой, но, судя по всему, Генрих готовится сделать его наследником. Никто не знает, сможет ли удержать свой титул принцесса Мария, потому что никто не знает, можно ли отобрать титул у принцессы. Ни один король за всю историю мира не пытался сделать подобного.

– Она королевской крови, этого у нее не отнимешь.

– Увы, – говорит он.

Какое-то время мы просто молчим.

– У вас есть новости о вашей дочери, ваше величество? О леди Маргарите? – мягко спрашивает он.

– Я не могу уговорить Арчибальда позволить ей приехать ко мне. Он отдал ее в услужение леди Анне Болейн. – Я чувствую, как поджимаются мои губы от отвращения, и старательно меняю выражение. – Говорят, она пользуется расположением короля, ее дяди, и ее положению многие завидуют.

– Юный Яков хочет жениться на дочери французского короля, – сообщает Дэвид. – Он обдумывает это уже несколько лет. К тому же за ней дают неплохое приданое, и это старый добрый союз.

– Генриху это не понравится, – предсказываю я. – Он не захочет, чтобы Франция вмешивалась в дела Шотландии.

– А кто будет вмешиваться? – удивляется Дэвид. – Она приедет, чтобы стать его женой, а не регентом. И нам не помешают деньги, которые она с собой привезет. Такого приданого, как у нее, не дадут за шотландскую девушку вроде Маргариты Эскин!

– Ну тогда пусть будет принцесса Мадлен, – говорю я. – Разве что мы получим хорошие новости из Англии.

Дэвид смотрит на меня с грустной улыбкой.

– А вы надеетесь, что из Англии будут хорошие новости?

– Да нет, уже нет. Оттуда давно нет хороших новостей.

Дворец Холирудхаус,

Эдинбург, весна 1533

И хороших новостей не приходит. Ближе к Новому году мне собственноручно пишет сам Генрих:

«Сестра,

С большим удовольствием сообщаю тебе, что теперь я женат на маркизе Пемброк, леди Анне Болейн, даме высочайших достоинств и репутации, которая согласилась стать моей женой, поскольку мой предыдущий союз был не настоящим браком, с чем согласится любой образованный человек. Королева Анна будет коронована в июне. Вдовствующая принцесса Уэльская будет жить тихо, подальше от столицы. Ее дочь, леди Мария, будет иметь уважение и служить в комнатах королевы».

Дворец Линлитгоу,

Шотландия, весна 1533

Кажется, для Екатерины все кончено. Моя соперница, моя сестра, мой враг и мой друг получила последний сокрушительный удар по гордости, ее имени и самому ее существу. Они снова ее перевозят, на этот раз в старый и содержащийся в плохом состоянии епископский дворец Бактон в Кэмбридшире, с сокращенным штатом слуг и небольшим содержанием. Она снова бедна, как в молодости, когда ела несвежую рыбу. Я слышала, что она все еще носит власяницу под одеждой и снова подшивает рукава и переворачивает юбки наизнанку. Только на этот раз в ней нет той юной веры и смелости, о которые она опиралась в надежде на лучшие дни. Она одинока. Ее исповедник, епископ Фишер, находится под домашним арестом, и к ней не пускают дочь. Леди Марии запрещают видеться с матерью, и ее саму не допускают ко двору, пока она не признает королевой Анну Болейн. Но она дочь своей матери и не станет этого делать.