Элоиза Джеймс - Три недели с леди Икс

Сердце Индии радостно запело, однако она рассмеялась:

– Это уже третье твое предложение…

– Ну наверное, мне следовало бы преклонить колена, – пальцы Торна ласково перебирали ее локоны, – но в таком случае я должен для начала встать. А у меня вовсе нет желания покидать постель…

Руки Индии обвились вокруг его шеи.

– Что ж, давай вообразим, что ты стоишь передо мной на коленях…

– В таком случае… леди Индия Ксенобия Сент-Клер, сделайте мне честь и согласитесь стать моей законной супругой пред Богом и людьми!

И вновь по щекам Индии заструились предательские слезы. Леди Ксенобия Индия Сент-Клер будто лишилась языка, у нее перехватило горло… нет, она не могла, не в силах была ответить!

– Хотя тебе вовсе незачем мне отвечать – ведь ты уже дала согласие. – Губы Торна нежно коснулись ее безмолвного рта.

– К-когда?

– Всякий раз, когда ты улыбалась мне, ты говорила мне «да». А когда ты примчалась сюда, полная решимости спасти мою жизнь, – это было очередное громогласное «да». А еще – когда ты орала на меня, тормошила, силясь разбудить – это было твое третье «да»!

…Индии казалось, что она сейчас утонет в его глазах, исполненных любви… их уста слились в поцелуе – безумном, грешном и таком чувственном, что все вокруг померкло…

…И вот платье Индии упало на пол, а ее рубашка была безжалостно разорвана сверху донизу, и жалкие обрывки полетели в воздух… Когда тело Торна, покрытое шрамами, прильнуло к ее телу, сердце Индии забилось в волшебном ритме, внятном лишь им двоим…

…Сейчас ни один врач в мире не поверил бы, что всего пару часов назад Торн лежал, объятый забытьем, что сродни смерти. Сейчас язык его творил волшебство, зубы нежно покусывали ее нежную плоть, а руки ласкали тело Индии – и вот они оба содрогаются, а с ее губ рвутся невнятные возгласы… голова ее запрокинулась, и Индия всем своим существом отдалась захлестнувшей их обоих бесстыдной страсти…

Наконец Торн обрел способность говорить.

– Думаю, тебе следует еще раз сказать мне «да», – шепнул он, нежно касаясь губами ее губ. – Ты будешь моей, Индия? Будешь ли ты со мной, в здравии и в болезни, пока смерть не разлучит нас?

Одинокая слезинка скатилась по шелковистой щеке девушки.

– В болезни и в здравии, – шептала она слова брачной клятвы, – презрев всех прочих, пока смерть не разлучит нас…

Губы Торна накрыли ее рот…

Некоторое время спустя Торн, положив бархатный футляр на колени Индии, попросил ее уважить его и посмотреть, что там внутри.

…Материнское колье и серьги бриллиантовым дождем посыпались на постель, сверкая в лучах солнца. Драгоценности слегка потемнели от времени, но камни по-прежнему сияли, а старинное золото таинственно мерцало.

Индия прижала ладони ко рту и сдавленно вскрикнула.

– Но как ты… – Индия устремила на Торна потрясенный взгляд. – Неужели ты рискнул жизнью, чтобы вернуть мне материнские драгоценности?…

Торн молча кивнул.

– Но ведь ты… ты ненавидишь эту реку, Торн! И сам видишь, что случилось: она едва не убила тебя! – Индия откинула волосы с его лба, с ужасом глядя на рану – шрам навсегда останется на лице Торна, как прощальный подарок мрачной реки. – Никакие сокровища мира не стоят твоей жизни!

– Твои родители любили тебя – как и я люблю тебя, мое сокровище, – произнес Торн. – И они не покидали тебя… как и я не покину тебя, любимая. И это я буду доказывать тебе ежедневно…

Индия совершенно растерялась:

– Как… как ты намерен это мне доказать?

– Ты полагаешь, что тебя нельзя полюбить, – продолжал Торн, будто не слыша ее вопроса, – но я полюбил тебя в первые же пять минут после того, как увидел… а беднягу Вэндера угораздило появиться куда позднее – впрочем, и это его не спасло… И все те, кто просил твоей руки – кого, по твоим уверениям, привлекал лишь твой титул, – тоже любили тебя! Я не говорю уже о каменщиках, малярах, художниках и всех прочих, чьи сердца ты безжалостно разбила и кого держала на расстоянии…

Индия беззвучно ахнула.

– И я вел себя точно так же.

– О чем ты?

– Я пытался держать тебя на расстоянии, пытался оттолкнуть… потому что не верил, что ты сможешь полюбить ублюдка! «Жаворонка сточных канав»! – яростно выкрикнул Торн.

Индию словно опалило огнем – ею овладели чувства столь сильные, что она не знала им имени.

– Ты унижал меня… ты делал мне больно…

Бриллианты упали с постели на пол, но этого никто не заметил.

Вечером того же дня в библиотеке появился вежливый джентльмен по имени Фартингейл, поведавший Индии и Аделаиде, что он ювелир, много лет назад встречавшийся с маркизом Реником.

– О-о-о! – Индия крепко сжала руку Торна.

– Я прекрасно знаю ваш магазин! – радостно воскликнула Аделаида. – Это совсем рядом с мостом Блэкфрайерз!

– Точно так, миледи, – склонил голову Фартингейл. Затем ювелир сочувственно взглянул на Индию: – Леди Ксенобия, вы наверняка желаете знать подробности моей встречи с вашим батюшкой?

– Д-да, пожалуйста… – с трудом выговорила Индия.

– Его светлость показал мне бриллиантовый гарнитур – фамильную драгоценность его супруги. Он попросил меня оценить драгоценности… я подумал тогда, что он намерен их продать…

Индия кивнула, не зная, что сказать.

– Чуть позже маркиз поведал мне, что они с супругой обдумывали продажу фамильных ценностей, с тем чтобы оплатить дебютный бальный сезон их дочери и дать за ней недурное приданое… – Ювелир умолк, деликатно кашлянув.

– То есть… для меня? – одними губами прошептала Индия.

– Однако тому, что твои родители не продали ценности господину Фартингейлу, была веская причина, – улыбнулся Торн.

Мистер Фартингейл вновь поклонился:

– Полагаю, рано или поздно ваши родители уступили бы мне бриллианты, однако они решили сперва посоветоваться с дочерью – то есть с вами, леди Ксенобия…

У Индии голова шла кругом… она ощущала невиданное облегчение. Как это было приятно… как странно!..

– Я так рада это слышать, – сказала она ювелиру, силясь усмирить дрожь в руках.

– Но если вы когда-нибудь решите продать ваши бриллианты… – начал было Фартингейл, однако прежде, чем Индия успела вымолвить хоть слово, Торн решительно отрезал:

– Никогда! Этому не бывать!

Теперь эти драгоценности были не только ниточкой, связывающей ее с покойными родителями, они символизировали все то, что Торн подарил ей… и все то, чем ради нее едва не поплатился.

…А ночью, после того как они долго и страстно любили друг друга, Индия свернулась калачиком и прильнула к боку Торна, глядя в темноту и вспоминая родителей…

Она помнила, как мать закидывала за спину роскошные волосы, помнила ее гортанный веселый смех. Помнила она и отца, который не был джентльменом в полном смысле этого слова и с управлением поместьем справлялся из рук вон плохо… зато часами просиживал с дочкой, помогая ей складывать мозаику из разноцветных стеклышек. Именно он обучил ее искусству превращать любую комнату в маленькое чудо.

Индия помнила даже, как мать, смеясь, говорила ей: «Я знала, что ты справишься, крошка!» – когда маленькая Индия сообщала родителям, что поймала цыпленка на ужин или приготовила грибной суп.

Именно эта материнская вера заставила девочку научиться самой печь хлеб, штукатурить стены, полировать столовое серебро…

Тени родителей маячили за спиной, когда Индия отделывала бесчисленные поместья, творя уют и красоту… и она ни разу их не поблагодарила! Да что там, она даже не осознавала этого!..

И Торн вернул Ксенобии родителей. Да, они были необычными, странными… и все же они любили ее.

Следующим вечером господам Бинку, Дюссо и Джорди выпала величайшая честь обедать в резиденции герцога Вилльерза и его супруги, которые были сердечно благодарны им за спасение жизни старшего сына.

Помимо герцогской четы, за столом присутствовал и будущий герцог Пиндар, лорд Броуди. Новость о несчастье, случившемся с Торном, в одночасье облетела весь Лондон, и Вэндер счел своим долгом приехать. Объяснил он это следующим образом: «Я всегда знал, что у Торна каменная башка, но хотел убедиться в этом воочию».

Присутствие за столом стольких знатных особ начисто лишило бедного Джорди дара речи – но вот дворецкий, сжалившись над друзьями, велел подать на стол кружки с добрым элем.

Торн ухмылялся, глядя, как отец надменно отверг напиток – и на то, как мачеха с явным удовольствием прихлебывала из кружки пенное варево. Он улыбался, глядя на ближайшего своего друга, с истинно герцогским достоинством признавшего свое поражение. Торн с обожанием смотрел на женщину, что вскоре станет его женой…

Незадолго до застолья архиепископ нехотя предоставил Торну еще одно разрешение на брак – на сей раз в нем черным по белому значилось: «Мистеру Тобиасу Дотри, намеревающемуся сочетаться брачными узами с леди Ксенобией Индией Сент-Клер».

Они поженятся завтра утром, на церемонии будут присутствовать герцог и герцогиня Вилльерз и трое бывших «жаворонков». А Эвандер Броуди, наследник герцога Пиндара, будет шафером – хотя сейчас он, смеясь, предлагает Индии воспользоваться последним шансом и все-таки стать герцогиней Пиндар…

– Никогда! – рычал Торн, прижимая к сердцу свою любимую совсем не аристократическим жестом и целуя ее в шею, на которой сверкала алмазная россыпь… Фамильные драгоценности Индии были отреставрированы и вычищены в мастерских мистера Фартингейла.

– Эти камушки жалко выглядели, когда Бинк выудил их из реки, – говорил Дюссо герцогу Вилльерзу. – Теперь, когда они вычищены, их и признать трудно!

Дюссо довольно ухмылялся. Расплылись в улыбке и Бинк, и Джорди. Они вновь нырнули в Темзу и вышли из этой борьбы победителями!

Торн чувствовал то же: река едва не прикончила его, зато вернула ему Индию, а за это он и жизни бы не пожалел! Ведь не будь он «жаворонком» в детстве, он никогда бы не стал тем мужчиной, которого Индия полюбила…