– Разумеется, миледи. Кстати, леди Аделаида нынче вновь изъявила желание поужинать у себя в спальне.

Усталости Индии как не бывало. Ведь это означало, что они с Торном будут ужинать вдвоем и вновь у нее не будет компаньонки. Аделаида уже прочно утвердилась во мнении (совершенно ошибочном), что эта пара не нуждается в сопровождении. Однако Индия ничего против не имела…

С завтрашнего дня никаких поцелуев, а тем более рыданий на широкой груди Торна больше не будет. Как только Лала переступит порог этого дома, Индия автоматически перейдет в разряд друзей семейства.

Однако нынче вечером… кожу Индии вдруг начало покалывать от возбуждения. А от воспоминания о том, как Торн сжал ее в объятиях и властно приник губами к ее губам, даже не спросив позволения, волна жара тут же охватила низ ее живота…

Ни Торн, ни Лала пока не обручены. Пока… Поэтому сегодня вечером, как бы грешно это ни было, Индия еще может целоваться с ним…

Индия поспешно устремилась вверх по лестнице, с трудом сдерживая свой пыл. Позвав Мари, она потребовала горячую ванну. А в теплой воде пронежилась на целых десять минут дольше положенного, тренируя силу воли: ведь самым пламенным ее желанием было немедленно бежать вниз, разыскивать Торна…

Чтобы поговорить.

Или… возможно, с совершенно иной целью.

По логике, следовало надеть нынче к ужину простенькое скромное платье, а соблазнительные одежды приберечь к приезду лорда Броуди. Но нелогичная Индия надела свое самое сногсшибательное платье, цвета внутренней стенки морской раковины, с шнурованным корсетом и опасно глубоким декольте, а еще с легкой верхней юбкой из тончайшего льна, распахнутой спереди.

В этом платье Индия ощущала себя… дерзкой и желанной. Не скромняшкой. Не старой девой.

Мари помогла госпоже надеть изящные туфельки с каблучками такой высоты, что макушка Индии теперь вполне достала бы Торну до плеча. И вот наконец Ксенобия направилась вниз, твердо пообещав себе, что позволит один лишь поцелуй, не больше… Ну, может быть, два. Но на этом все кончится!

У подножия лестницы ее встретил Флеминг.

– Леди Ксенобия, – почтительно поклонился дворецкий, – мистер Дотри уже ждет вас на улице.

И распахнул входную дверь.

Ну разумеется! Они отужинают в домике вдовы вместе с Роуз… и никаких поцелуев не будет. Индия ощутила столь ошеломившее ее разочарование, что сама изумилась.

Торн стоял на садовой дорожке, небрежно облокотившись на фигуру мраморного льва.

– Роуз буквально утонула в бумажных куколках, – объявил он. – Меня уведомили, что мое присутствие вовсе не требуется – более того, нежелательно.

– Я думала, мы поужинаем с девочкой…

Но Торн взял ее за руку и повел, но вовсе не в сторону домика вдовы, а совершенно в ином направлении – вниз по склону холма.

– Обнаружилось, что Клара весьма искусно вырезает из бумаги куколок, и девочка совершенно счастлива, – объяснил он. – А я подумал, что пока ты с таким рвением занималась поместьем, то совсем позабыла о рыбалке…

– Какая еще рыбалка? Не пойдем же мы с вами рыбачить – особенно когда я надела одно из моих самых любимых платьев?…

– Нет, удить рыбу мы не будем, конечно же, – Торн был откровенно озадачен, – ведь у меня и удочки-то с собой нет…

– Что, кстати говоря, совершенно неправильно, – заявила Индия.

– Я полагал, что мы не будем загадывать друг другу загадки, особенно наедине.

– Ты не понимаешь… дом сейчас полон прислуги, и если кто-нибудь увидит, как мы уходим куда-то в сумерках, мы будем скомпрометированы!

Но Торн не сбавлял шага.

– Да кто нас увидит?

– Кто угодно из слуг – поверь, такой вот слушок распространяется со скоростью пожара! И тогда моей репутации конец. Так что мы должны немедленно возвратиться в дом.

Но Торн лишь хмыкнул:

– Не переживай. Я сам скажу Вэндеру, что между нами ничего не было.

– Но дело вовсе не в этом. – Индия все еще не теряла надежды объяснить ему всю серьезность положения. – Моя жизнь… как и жизнь любой леди, состоит из утренних визитов, посещений музыкальных салонов, балов… Общество меня отторгнет! Никто не примет меня у себя в доме, никто никуда не пригласит! Вот что значит погибшая репутация!

Тем временем они достигли уже подножия холма.

– Жизнь, которую ты только что мне живописала, кажется мне на удивление скучной. Не могу вообразить тебя только ездящей на балы и делающей визиты, Индия.

– Мне и самой нелегко такое вообразить, – грустно усмехнулась она.

– Черт возьми, я готов погубить твою репутацию с одной-единственной целью: чтобы спасти тебя от столь тягостной жизни! Это зачлось бы мне как подвиг!

Торн притянул девушку к себе и приник губами к ее рту – поцелуй был начисто лишен нежности, но полон страсти и желания. На этот раз он повелевал, приказывал – а она подчинялась, отринув все запреты…

Индия без колебаний разомкнула губы навстречу его горячему языку, осознав, как тело ее изголодалось по его вкусу, его касаниям… она затрепетала в его объятиях. Руки девушки помимо ее воли обвились вокруг шеи Торна – словно она тонула в волнах, и лишь в его власти было спасти ее…

Когда Торн еще крепче прижал ее к себе, Индия вскрикнула – но он вновь закрыл ей рот поцелуем. Не отрываясь от ее губ, он коленом раздвинул ее ноги – и девушка прильнула к нему, страстно извиваясь в его объятиях…

Торн утробно застонал, выбранился и тотчас подхватил ее на руки, но сделал всего один шаг и вдруг… выпустил ее из рук. Индия взвизгнула, но упала вовсе не на землю, а на некое странное переплетение шнуров и веревок, качающееся в воздухе.

– Это всего лишь гамак, – рассмеялся Торн, глядя не изумленную Индию сверху вниз. – Неужели ты никогда не лежала в гамаке?

Индия смотрела на веревки, протянутые меж двух древесных стволов и поддерживающие гамак над землей.

– Нет! Мы не можем! Мне нужно…

А Торн непринужденно плюхнулся в гамак рядом с ней – похоже было, что ему регулярно приходилось проводить ночи в гамаке.

– Значит, именно так спят «жаворонки сточных канав»? – прошептала она, с превеликим трудом выговаривая слова, потому что жар его тела буквально сводил ее с ума.

Торн покачал головой и скользнул губами по ее губам:

– Мы спали на земле среди могил, на церковном погосте. Там тихо и спокойно…

– А откуда… откуда такая привычка к гамакам?

– Я однажды ходил в плавание, – отвечал Торн. – На судне, принадлежащем Вест-Индской компании.

Индия хотела было еще о чем-то спросить, но ладонь Торна легла на ее затылок… а когда она вконец изнемогла от очередного властного поцелуя, эта ладонь стала двигаться…

Сперва она скользнула по ее трепещущей шее – в почти невинной ласке. Индия еще теснее прильнула к нему, а руки ее сами собой требовательно обхватили его тело. Ее охватило ощущение, которому не было имени – каждой клеточкой тела она желала, чтобы он…

Однако думать не было сил – их поцелуй был так безумен, так горяч, что голова ее бессильно откинулась назад, а гамак прогнулся под тяжестью их тел так, что они оказались плотно притиснуты друг к другу – совсем как сатир и его возлюбленная…

Ладонь Торна, ласкавшая шею Индии, скользнула ниже – и Индия вскрикнула. Он ласкал ее грудь! Она оторвалась от его губ и издала страстный стон.

Торн выбранился вполголоса и вновь закрыл ей рот поцелуем, а большой палец его тем временем ласкал сосок сквозь тонкую ткань, от чего по всему телу девушки пробегали сладкие судороги. Крики Индии не мог заглушить даже поцелуй. Впрочем, она не понимала, что кричит, – она могла думать лишь о его могучем горячем теле, бесстыдно прижимающемся к ней, и о том, что она сама столь же бесстыдно выгибается ему навстречу…

Когда Торн вновь принялся властно ласкать ее грудь, Индия на мгновение перестала дышать. Сердце ее словно остановилось, а когда забилось вновь, то едва не выскочило из груди. Она согнула колено и слегка раздвинула его ноги – на сей раз застонал Торн…

– Я хочу… – задыхалась она, пытаясь сдержать рвущиеся наружу слова. Но тщетно. – Только ты и я…

Торн потянул вниз ее корсаж, склонил голову вновь и принялся покрывать поцелуями ее ключицы. Индия дрожала словно в лихорадке, безмолвно моля его: «Ниже! Ниже!»

– Только мы с тобой… – повторила она, запуская пальцы ему в волосы, мягкие и чересчур длинные для джентльмена. Как же ей нравилось, что он вовсе не джентльмен! Ни один джентльмен на свете не отважился бы опрокинуть ее в гамак и вот так страстно целовать, не думая о том, что их в любой момент могут увидеть.

Пальчики ее пропутешествовали по шее Торна и принялись нежно ласкать его плечи. От этого ее прикосновения из груди Торна вырвался хриплый стон – необычайно отчетливый в тишине, нарушаемой лишь журчанием реки да щебетом птичек в кронах.

Никто не узнает. Никто не услышит. Индия хотела вновь поцеловать Торна, однако он приподнялся на руке, чудом сохраняя равновесие в качающемся гамаке.

– Нет никаких «нас с тобой»! – объявил он.

– Но мы с тобой сейчас тут, в этом гамаке, – возразила Индия, и колено ее проникло еще глубже меж его ног, нежно касаясь самого сокровенного. Глаза Торна потемнели – казалось, он близок к безумию. – Пожалуйста, Торн! Пожалуйста…

Склонившись к самому ее лицу, он спросил:

– О чем ты просишь меня, Индия?

Гамак медленно раскачивался, их сплетенные тела ритмично раскачивались вместе с ним… Железные мускулы Торна перекатывались под ее нежными пальчиками, а белоснежный лен рубашки скользил по ее коже.

Его полураскрытые губы прижались к ее рту, который тотчас раскрылся навстречу поцелую, а ладонь продолжала нежными круговыми движениями ласкать ее пышную грудь, то и дело поддразнивая сосок. Индия вновь прильнула к нему всем телом – в чреве ее бушевало пламя, ноги дрожали…

И это ощущение ей нравилось. Очень нравилось…

Оторвавшись от ее губ, Торн заметил, как глаза ее вспыхнули темной, первобытной страстью.