– По крайней мере теперь ты пахнешь куда лучше…

И увидел, как холодные серые глазки сурово сузились.

– Как, впрочем, и ты, – невозмутимо отвечал ребенок.

Торн во все глаза уставился на девочку. Неужели она это сказала? Да, именно это она и произнесла…

– Это весьма невежливо с твоей стороны, – только и смог ответить он.

Роуз устремила взгляд куда-то в угол спальни, но и без всяких слов было ясно: это он повел себя невежливо, заявив, что прежде от нее дурно пахло.

– Прошу меня извинить за то, что вспомнил… лишнее. А сколько тебе лет? – с неприкрытым любопытством спросил Торн.

Девочка помешкала, словно решая: отвечать или не стоит?

Наконец решилась:

– Скоро мне исполнится шесть.

– Целых шесть лет! А я-то подумал, что тебе годика три… ну максимум четыре.

Она вновь многозначительно взглянула на него, не проронив ни слова.

– Ты понравишься моему отцу, – с улыбкой объявил Торн.

Девочка лишь сморщилась и вновь не соблаговолила ответить.

– Ну и таинственная ты особа! – сказал Торн, идя вниз по ступенькам. – Разговариваешь так, будто у тебя была гувернантка. Но ты на удивление худенькая, да и одежды при тебе нет никакой. Иными словами, все это плохо согласуется с предположением, что у тебя была своя камеристка. Разумеется, всегда бывают исключения из правил…

– У меня никогда не было гувернантки, – снисходительно, словно маленькому, объяснила ему Роуз. – А мистер Панкрас – это мой учитель.

В прихожей Торн принял из рук Фреда свой сюртук и потрепанную пелеринку Роуз (Иффли предусмотрительно убрался с глаз долой), вынес девочку на улицу, а там заботливо усадил ее в экипаж.

– А ты когда-нибудь видела свою тетю? – спросил он по дороге.

– Нет. Ведь папа написал тебе, что она живет в Америке, я слышала…

– Все полагают, что это потрясающая страна. Там полно бизонов…

– А кто это такие?

– Это звери, похожие на волов, но куда крупней и гораздо более лохматые.

– Меня совсем не интересуют бизоны, – серьезно отвечала Роуз. – И я совсем не хочу жить в Америке. Папа говорит, что океан – очень опасная штука, а мамина сестрица – просто безумная сорвиголова!

Именно в эту минуту Торн отчетливо осознал: он ни за что не позволит увезти Роуз в страну бизонов. И не отдаст ее на попечение Элеанор, как какую-нибудь ненужную фарфоровую безделушку. Он уже всерьез обдумывал, как это решение отразится на его привычной жизни, как вдруг девочка спросила:

– А ты когда-нибудь был в Америке?

– Нет, не был. Слушай, ты необычайно сметлива для своих шести лет!

– Папа говорил, что у меня древняя душа…

– Чушь! У тебя очень юная душа, если судить по твоему детскому лепету.

Услышав эти слова, девочка сурово сощурилась и даже слегка раскраснелась.

– Я вовсе не лепечу!

– Уверяю, ты говоришь совершенно по-детски. И поверь: это очаровательно!

Девочка вскинула упрямый подбородок:

– Если бы я шепелявила, словно дитя, мистер Панкрас живо переучил бы меня!

– Почему, черт подери, у тебя не было гувернантки?

Уилл всегда был немного эксцентричен. Похоже было, что брак и последовавшее за ним вдовство лишь усугубили это свойство его натуры.

– Папа считал, что присутствие в доме женщин лишь создает дополнительные и совсем ненужные сложности.

– Так у тебя и нянюшки не было?

Девочка отрицательно замотала головой:

– А одеваться мне помогала служанка с кухни.

– А где сейчас этот твой Панкрас? Погоди, давай-ка я спрошу по-другому: почему ты прибыла ко мне, словно бандероль? Почему была такой замарашкой? Почему ты такая худенькая?

– Папа сказал, что если нашу семью постигнет скорбь и положение станет поистине бедственным, меня надлежит послать тебе…

– Постигнет скорбь? – Торн откинулся на спинку сиденья экипажа. Да, он привык к умненьким детям. Черт возьми, все шестеро его младших братьев и сестер могли бы заткнуть за пояс иного выпускника Оксфорда. Но, похоже, Роуз перещеголяла их всех. – А скажи, может быть, ты умеешь читать?

– Ну разумеется! Я читаю с тех самых пор, как появилась на свет.

Торн скептически вздернул бровь, и девочка стушевалась.

– Так где сейчас Панкрас? – повторил Торн свой вопрос. – Почему он сам не привез тебя ко мне и почему при тебе не было багажа?

– Он не мог меня привезти. Ему пришлось принять первое попавшееся предложение и уехать работать в Йоркшир. А тут как раз подвернулся попутный экипаж, прямо от пивоваренного завода в Лондон, и плата за проезд оказалась на удивление низкой – путешествие на почтовой карете встало бы куда дороже. А мой сундучок посулили перевезти вообще бесплатно. Боюсь, у папы почти совсем не было денег, когда он умер. Мистер Панкрас все время обзывал его мотом и расточителем…

– Твой папа, будучи военным, просто не мог заработать столько, чтобы позволить себе расточительство, – заверил девочку Торн, подумывая о том, чтобы нанять еще одного судебного пристава, послать его вдогонку за этим самым Панкрасом, чтобы затем отослать его почтовой посылкой куда-нибудь в Китай. – Итак, тебя послали в Лондон вместе с пивными бочками…

Роуз кивнула:

– Но путешествие продлилось намного дольше, чем предполагал мистер Панкрас.

– А куда делись твои пожитки?

– Когда мы подъехали к твоему дому, кучер чересчур быстро уехал, позабыв про мой сундучок. Он лежал под бочонками с пивом. Возница был не слишком добр и отказывался вечерами доставать мои вещи, вот мне и пришлось спать в платье…

Что ж, потребуется еще один пристав, чтобы разыскать багаж Роуз…

– А сколько дней ты ехала сюда?

– Три дня.

Торн с трудом сдерживал ярость.

– Целых три дня? А где же ты спала?

– Возница позволял мне спать на его телеге, – объяснила Роуз. – Понимаю, что это было не совсем… правильно, но я подумала, что в таком положении папа, будь он рядом, просто посоветовал бы мне не морочить себе голову. А ты знаешь, что папа, когда был ребенком, порой спал под открытым небом, глядя на звезды перед сном?

…Порой спал?! Да они с Уиллом несколько лет кряду спали на церковном погосте, потому что их хозяин, черти б его взяли, пускал их в дом лишь в самые лютые морозы!

– Да, я это знаю, – глухо проронил Торн.

– Ну а если он это стерпел, то и я решила, что смогу. Я не люблю быть грязной, а еще немного боялась насекомых, живущих в сене. Но я не жаловалась. – Торн молча кивнул. – И я не плакала. Ну по крайней мере до тех пор, пока не добралась до твоего дома, где сразу почувствовала, как я устала… и позволила себе расслабиться.

– Позволила расслабиться? – Торн несколько раз глубоко вдохнул. – Когда ты появилась утром, ты ни единого слова не проронила! Да знаешь ли ты, что я было подумал, будто ты вообще не умеешь говорить?

На бледном личике впервые появилось подобие улыбки.

– Наоборот, я чересчур много болтаю, – объявила Роуз. – Так папа всегда говорит… говорил.

Личико ее сморщилось, но девочка совладала с собой так стремительно, что Торн искренне восхитился.

– Возможно, тебе станет легче, если ты поплачешь.

– Нет, плакать я не стану. Не то он загрустит, где бы ни был… даже на небесах.

Торн растерялся, не понимая, что со всем этим делать.

– К тому же плакать мне совсем незачем. Я уже не одна, и мне не нужно спать под звездным небом. А на случай какой-нибудь беды у меня есть ты. Я счастливая, – с недетской уверенностью произнесла Роуз, но Торн увидел, что по щеке ее катится предательская слеза.

– Иди-ка лучше сюда, – сказал он, протягивая к ней руки.

– Но зачем?

– Считай, что настало время «какой-нибудь беды»…

Всю остальную дорогу до магазина «Ноев ковчег» Роуз проехала на коленях у Торна, уткнувшись носиком в его плечо. Чуть погодя Торн достал носовой платок и подал малышке.

Магазин оказался совершенно волшебным: тут были не только разнообразные куклы, но и игрушечные кораблики, кареты с почти настоящими колесами и солдатики абсолютно всех родов войск.

Владелец магазинчика, мистер Хамли, внимательно оглядел обоих визитеров и тотчас смекнул, что хоть девочка и выглядит как встрепанный вороненок, Торн готов купить ей все, чего бы она ни пожелала. И тотчас стал обходиться с Роуз как с принцессой крови.

Покуда Хамли демонстрировал девочке самых, по его мнению, лучших во всей Англии кукол, Торн обнаружил на полке деревянные шары, предназначенные для игры в крокет. Он взял один шар, взвесил его на ладони, перебросил из руки в руку. А интересно было бы изготовить резиновый шар для крокета… вероятно, можно даже добиться, чтобы он подпрыгивал…

Торн как раз размышлял об этом, когда Роуз потянула его за рукав. Она нашла идеальную куклу – с самыми настоящими волосами, ярко-синими глазами и подвижными конечностями.

– Я назову ее Антигоной, – объявила Роуз.

Имя это показалось Торну несколько странным, но что он в этом понимал? Он вспомнил, что у его сестрицы Фиби была кукла, которую та почему-то упорно именовала Фергюс…

К тому времени как Роуз подобрала для куклы подходящий гардероб, уже начинало темнеть. У Антигоны было теперь роскошное платье для утренних визитов, бархатное вечернее платье и амазонка для верховой езды с двумя рядами изящных пуговок спереди. А еще у нее имелась мягкая шерстяная пелерина – такого же зеленого цвета, как и у Роуз, ночная рубашка и внушительная стопка нижнего белья, включая вязаные чулочки, тонкие, словно осенняя паутинка. Ну и, разумеется, зонтик.

– Может быть, еще платье для придворных торжеств? – лукаво сощурился мистер Хамли.

Он открыл специальную коробку, выстланную изнутри белым шелком. Там находилось белое платье с несколькими сборчатыми юбками на обручах, в которых Антигона явно казалась бы чересчур пышной. Каждая юбка была оторочена белоснежным шелком, а по самому краю расшита крошечными покачивающимися жемчужинками.

Роуз, ахнув, протянула пальчик и робко коснулась роскошных шелков. Но тотчас, отдернув руку, мужественно замотала головой: