Меррик ничего не сказал. Он хорошо знал, каково плакать двадцатидвухлетнему мужчине. И не спешил бы позорить бедного Джеффа. Мальчик скоро узнает, что слезы не приносят успокоения и облегчения.

– Он… он по кому-нибудь тоскует? – спросил Меррик. – По отцу, например?

Поколебавшись, Мэдлин покачала головой. Светлый локон выбился из прически и скользнул по ее плечу.

– Они были не слишком близки, – сказала она, все еще сжимая руки на коленях. – Мой покойный муж целиком отдавался своим изысканиям. Джефф и его сводный брат Алвин обожали друг друга, но и в Йоркшире приступы меланхолии повторялись. Первые признаки болезни появились в Италии, когда он был еще маленьким мальчиком. Я всегда знала, что Джефф… другой. Я думала… надеялась, что с возрастом это пройдет. Но увы, стало только хуже.

Меррик был в замешательстве. Он ей верил. Мэдлин могла избаловать мальчика, но то, что она рассказывала, на изнеженность не спишешь.

– Джефф не произвел на меня впечатления чересчур эмоционального ребенка, – заметил Меррик.

Но что он знал? За свои тридцать пять лет он не имел дела с детьми.

– Так что он сказал девочке?

Мэдлин слабо пожала плечами.

– Право, это пустяки, – ответила она. – Думаю, он хотел ее… подразнить. Они раскладывали карты, и Джефф сболтнул что-то о том, что ее отец… умер. Я уверена, он хотел пошутить, но на этот раз шутка не удалась. Он с тех пор очень расстроен.

– Дети порой делают странные заявления, – сказал Меррик. – Мы с Аласдэром частенько мололи всякую чушь, находя свои высказывания очень забавными, а наша мать не видела в них ничего смешного.

Нога перестала ныть, но в сердце поселилась странная боль. Меррик сочувствовал Мэдлин. Несмотря на тяжесть минувших лет, на то, что она бросила его, казалось, он больше не мог держать на нее зла. И уж конечно, не желал бед мальчику. Джефф ему очень понравился. У них были одинаковые интересы. Прежде он никогда не находил детей привлекательными.

Меррик взял руки Мэдлин в свои и подался вперед.

– Мне очень жаль, Мэдди, – сказал он. – Я никогда не пожелаю тебе зла. Было время, когда я думал, что меня это утешит. Но теперь, увидев тебя, я не нахожу в этом никакой радости. И не знаю, как помочь мальчику. Если ты что-нибудь придумаешь… дай мне знать.

– Ничего я не придумала, – печально сказала Мэдлин. – Джефф – не твоя забота.

Меррик сдержанно улыбнулся:

– Все равно, если что, только скажи.

Мэдлин сжала губы, стараясь не расплакаться. У Меррика сердце разрывалось. Пора выбираться отсюда, из этой крошечной комнаты, пока он не совершил какую-нибудь непоправимую глупость. Если Джефф не его забота, то, видит Бог, Мэдлин – тем более. Меррик встал, все еще держа ее за руки, и потянул за собой.

– Думаю, мне пора возвращаться домой, Меррик, – сказала она. – Я найду Хелен и извинюсь.

– Я тоже долго не задержусь. Мне здесь нечего делать.

Он снова сжал ее руки и отпустил их. Мэдлин пошла по узкому проходу между буфетами. Меррик бездумно тронул ее за плечо.

Она встретилась с ним глазами. Время на мгновение замерло… и пошло вспять. Меррик как-то ухитрился обрести голос.

– Мэдди, я… – Он замолк, покачал головой и начал с начала. – Мэдди, лучше бы ты не возвращалась.

Она смотрела на него, подавленная и ужасно одинокая. Огоньки свечей золотили фарфоровую белизну ее кожи.

– Я… лучше бы мне сегодня не видеть твоей доброты, – уныло ответила Мэдлин. – Почему-то… почему-то издали тебя легче ненавидеть, Меррик.

– Черт побери! – пробормотал он.

Странная мысль вдруг промелькнула в его голове: пусть весь мир разлетится на куски, лишь бы прекратить эту муку. Бесхитростный взгляд Мэдлин не отрывался от его лица.

– Господи, что мы натворили, Меррик.

Помимо своей воли он шагнул ближе. В крохотной комнате их разделяли считанные сантиметры. В ее широко распахнутых глазах были боль, сожаление и что-то еще, чего он не мог назвать. К своему ужасу, Меррик почувствовал, что снова хочет поцеловать Мэдлин, и понимал, что она не будет сопротивляться.

Господи, как скверно, как жестоко воспользоваться ее горем. Но Меррик никогда не отличался гуманностью. Он провел по ее лицу рукой в нежной голодной ласке. Мэдлин опустила ресницы. Издав слабый стон, она отвернулась.

– Не надо, – прошептала она, касаясь губами его ладони. – Ох, Меррик, пожалуйста.

Что, пожалуйста? Меррик знал, что пожалеет об этом. Но его терзало острое желание узнать, каково прикоснуться к ней снова. Боль, обида, вожделение уже охватили его, побеждая здравомыслие. Подчинившись им, он наклонился и мягко коснулся губами ее рта.

Это все равно что опрокинуть масляную лампу на угасающие угли. Пламя вспыхнуло, разгораясь и поглощая их обоих. Ее нежный рот, казалось, припух от его поцелуев.

Его губы и руки были жадными и настойчивыми. У Мэдлин вырвался голодный, отчаянный стон.

Меррик боялся заговорить. Боялся оторваться от ее рта из страха, что у кого-нибудь из них возобладает здравый смысл. Его поцелуй стал настойчивее, Меррик мягко пытался приоткрыть ее губы. Всхлипнув, Мэдлин запрокинула голову, открываясь навстречу ему. Его горячий язык скользнул в глубь ее рта, не давая пощады, предупреждая о намерениях. Но Мэдлин не отпрянула. Тринадцать пустых лет сгорали в пламени страсти.

Меррик продолжал ласку, проникая в глубины, которые так хорошо знал. Задрожав от вожделения, Мэдлин без колебаний прижалась к нему.

В своих мечтах он целовал ее яростно, словно бешеной атакой мог избавиться от терзавших его долгие годы демонов. Реальный поцелуй, хоть и пылкий, горчил сожалением и печалью. Взяв лицо Мэдлин в свои ладони, Меррик снова поцеловал ее, вспоминая горячую поспешность юношеской любви.

Не открывая глаз, Мэдлин с нарастающей жаждой отвечала на поцелуи. Она изголодалась по ним. Меррик чувствовал это и торопил ее. Прижавшись к нему, Мэдлин скользнула рукой под его сюртук, потом под жилет, пока Меррик не почувствовал жар ее ладони сквозь тонкое полотно сорочки.

– Мэдди, – прошептал он, целуя ее щеку. Мэдлин вцепилась в лацкан его сюртука.

– Ничего не говори. Только… О Господи! Только не останавливайся!

Меррик взял ее грудь в чашу ладони и легко коснулся сквозь шелк чувствительного пика. Стон восторга, вырвавшийся у Мэдлин, прозвучал для него победными фанфарами. Проклиная судьбу и свою слабость, Мэдлин все сильнее прижималась к Меррику. Он спустил платье с ее плеча, открыв выпуклость груди, столь совершенной, что у него, как у юнца, подкашивались колени. Розовые сладостные бутоны были все еще скрыты от его глаз. Меррик потянул платье вниз и был вознагражден.

Когда он припал ртом к ее груди, у Мэдлин вырвался крик восторга.

– О Господи! – прошептала она.

Кровь бросилась Меррику в голову и в пах. Под его губами ее соски отвердели, как драгоценные жемчужины. Он снова и снова втягивал в рот кремовую плоть. Мэдлин привалилась к стене, отдавая себя Меррику. Это была полная капитуляция.

Меррик намеревался дать Мэдлин все, о чем она молила. Здесь и сейчас, в этой тесной комнате, и плевать на последствия. Его рука обхватила ее упругие ягодицы, лаская их сквозь скользкий шелк платья. Мэдлин ответила требовательным возгласом. В ответ он чуть приподнял ее и прижал к себе, позволяя ощутить свое желание.

Ее голова запрокинулась, рот приоткрылся, дыхание стало частым и прерывистым.

– О Меррик! – шептала она. – Меррик, пожалуйста.

Он почувствовал, как обмякло ее тело, уступая его напору. Мэдлин содрогалась от желания, капитулируя перед собственным вожделением. Чопорная дама, безупречная Мэдлин даже не подала виду, что отступает. В этом отношении она не изменилась. Мэдлин всегда желала его, по крайней мере физически, и никогда не притворялась, что это не так.

Сквозь туман страсти, застилавший здравый ум, Меррик пытался проанализировать происходящее. Мэдлин – вдова. Ей, должно быть, одиноко. Но она его никогда не простит.

А если он не овладеет ею сейчас, он никогда не простит этого себе.

Всякий раз, оказываясь рядом с Мэдлин, он терял терпение и самоконтроль. В свое время это привело их в Гретна-Грин. Меррик не хотел торопливого соития, но именно об этом молило сейчас его тело. Пусть так и будет.

В каждом жесте Мэдлин сквозила безмолвная мольба о продолжении. Здравый смысл окончательно оставил Меррика. Приподняв юбки, он резким движением дернул вниз ее панталоны.

Мэдлин дрогнула в его объятиях, когда его рука коснулась ее обнаженных ягодиц.

– О Боже! – прошептала она. – Что мы делаем?

– Боюсь, именно то, что намеревались, – пробормотал Меррик, прижимаясь ртом к изгибу ее шеи.

Мэдлин знала, что должна отказать ему, но уже не могла вспомнить почему. Ее тело так долго тосковало по его ласкам. Она хотела уступить острому желанию, успокоить ту сладкую тягучую боль, которая разливалась внизу живота. Руки Меррика были горячими и жадными. Уронив голову ему на плечо, Мэдлин жадно целовала его шею.

Запах разгоряченного мужского тела и одеколона с древесной нотой окутал ее дурманящим облаком, лишая ощущения реальности. Послышался треск ткани. Только безумная станет так рисковать, мелькнуло у нее в голове. Но этот риск, казалось, подбадривал Мэдлин и гнал вперед. Риск скандала. Риск, что их застанут. И наверное, риск снова потерять свое сердце.

Обхватив ладонями голову Меррика, Мэдлин целовала его шею, подбородок, скулы. Лишь хриплое дыхание Меррика нарушало тишину комнаты. Его теплые ловкие пальцы, пройдясь по ее животу, спустились ниже, заставляя ее задохнуться, потом заскользили по развилке бедер, с мягкой лаской пробираясь глубже. Его горячее дыхание касалось ее шеи.

Она должна заняться с ним любовью. Этого шанса она не упустит.

Мэдлин распутным движением сжала его руку бедрами. Меррик замедлил ласки, словно лишая ее удовольствия, и снова припал губами к ее груди.

– О-о-о! – выдохнула Мэдлин.