– Не в этом дело, мама, – ответил он. – Просто… просто ты моя мать. Ты должна любить меня, правда?

Мэдлин задумалась над этим вопросом. А ее родители любили? Матери она лишилась, когда ей не исполнилось и двух лет. Отец был важным и занятым человеком. Его политические амбиции часто держали отца вдали от дома. Видеть его месяц на Рождество да ждать, что он потреплет ее по голове, как любимого спаниеля, – вот и все на что могла рассчитывать Мэдлин. До рождения Джеффри она думала, что этого достаточно. Только став матерью, она узнала, что значит всепоглощающая любовь к ребенку.

Мэдлин мягко наклонилась и прижалась щекой к щеке сына.

– Не знаю, Джеффри, должна ли я любить тебя, – наконец сказала она. – Я только знаю, что люблю тебя всей душой и так будет всегда.

Услышав это, мальчик облегченно вздохнул.

– Я рад, мама, – помолчав, сказал он. – И рад, что именно ты моя мама, а не кто-нибудь другой.

У Мэдлин вырвался нервный смешок.

– Какой ты смешной, Джефф, – ответила она. – Только я могла быть твоей мамой.

Она обняла его. Джефф передернул плечами, потом долго лежал молча.

– Мама, – наконец окликнул он.

– Да, Джефф?

– Как ты думаешь, у миссис Дрексел остался кусочек вчерашнего лимонного бисквита?

– Наверное, да, – сказала Мэдлин.

Она знала, что мрачное настроение сына миновало и, как бы она ни просила, Джефф больше ничего не скажет. Мэдлин встала и повела его вниз в кухню.

Глава 7

Огонь и воду не удержишь

Было холодно. Темно и холодно. Ветер ножом пронзал долины.

Но он достиг своей цели. Он чувствовал это, хотя ничего не видел, кроме тусклого света лампы. Он шел против ветра, распрямив плечи, и дорога казалась вечностью.

Он поднялся по ступенькам, осторожно переставляя больную ногу. Медлительность была уверткой. Боль, отвлекая, сейчас почти успокаивала. Стук дверного молотка эхом отдавался в пустоте. Потом массивная дверь заскрипела, и появилась полоска света. Показалась какая-то тень. На старом, иссушенном временем лице блеснули глаза. Лампа дрожала в поднятой руке.

– Что надо?

Он сунул ногу в приоткрывшуюся щель.

– Скажи хозяину, что я пришел за женой. Я не уйду без нее.

– Что вы сказали? – Лампа поднялась чуть выше. – Что нужно?

– Джессопа, – скрипнул он зубами. – Черт возьми, скажи ему, что я здесь.

Дверь прижала его ногу.

– Хозяин уехал в Лондон, – произнес надтреснутый голос. – Дом закрыт, вы, что, не видите?

– Тогда леди Мэдлин! Приведи ее сюда.

– Что? Кого?

– Мэдлин! – крикнул он. – Я хочу видеть Мэдлин.

– Тоже уехала, – ответил скрипучий голос. – За границу, с Бессеттом. Дом заперт. Уберите ногу от двери.

Лампа покачнулась, бросая на ступени крыльца жуткие тени.

– Бессетт? – спросил он. – Кто, черт возьми, этот Бессетт?

– Он ее муж.

– Нет! Подождите! – Тяжелая дверь тисками сжала его. Господи, они снова хотят раздробить ему ногу? – Нет! Мы… мы поженились в июле. Я ее муж.

Невидимый сторож покачал головой:

– Вы не поняли, сэр? Она вышла замуж на Михайлов день. И уехала.

– Нет! Нет! – Он пытался вырвать ногу из тисков двери. – Ради Бога, приведите ее сюда! Она моя жена! Моя!

– Нам об этом ничего неизвестно, – проскрипел голос. – А теперь доброй ночи, сэр.

– Нет! – Полоска света сузилась, дверь закрывалась, снова выворачивая ему ногу. – Нет! Нет! Откройте дверь!

– Сэр! Сэр! – откуда-то издалека окликал его голос. Боль не отступала.

Меррик вскинулся, но враг, если таковой и был, исчез.

– Сэр! Ваша больная нога! Лежите спокойно!

Вздрогнув от боли, Меррик проснулся. Что-то держало его. Веревки? Нет, слава Богу, простыни! Они саваном обвились вокруг него. А нога застряла между столбиками в изножье кровати и опасно вывернулась.

– Вы славно сражались, – пробормотал Фиппс, – распутывая простыни и освобождая хозяина из плена. – Ваши демоны, должно быть, получили сегодня хорошую трепку.

– Проклятая нога! – проворчал Меррик. – Что случилось?

– Обычный ночной кошмар, – ответил Фиппс, все еще склоняясь над спинкой кровати. – Вот так! Вы могли вывихнуть ногу. Осторожнее, сэр. Теперь все в порядке.

Меррик подтянулся на руках и сел. Кровь снова побежала по стиснутым сосудам, отдаваясь болью в мышцах. На мгновение он прикрыл глаза, стараясь взять себя в руки и выровнять дыхание, все еще быстрое и хриплое.

От ночного столика донеслось позвякивание фарфора и серебра. Фиппс готовил кофе. Он был мастер притворяться, что ничего не произошло. Не важно, как хозяин провел ночь и насколько скверное у него настроение, Фиппс этого просто не замечал.

– Мистер Эванз хочет сегодня обязательно встретиться с вами, сэр, – сказал Фиппс, помешивая ложечкой крепкий черный напиток. – Что-то о банковских ставках. А клерк, занимающийся проектом склада, принес чертежи.

Меррик сумел улыбнуться.

– Пора за работу. Говорят, лентяи – слуги дьявола. Правда, Фиппс?

Фиппс скупо улыбнулся и подал ему чашку.

– Кстати, о дьяволе. Мистер Чатли прислал очередную порцию своих гневных протестов. Я положил их вместе с остальной почтой.

– Я начинаю думать, что он сумасшедший, – проворчал Меррик. – От его проклятого кирпичного завода больше хлопот, чем пользы.

– Вероятно, вы правы, сэр, – сказал Фиппс. – Сэр Эдгар Ригг и его инвесторы хотят встретиться с вами за ленчем у Миварта, сэр, – продолжал он. Это касается Хэмпстеда. Заказать отдельный кабинет?

– Да. – Меррик откашлялся. – Спасибо, Фиппс. За все.

– Ну что вы, сэр. – Фиппс направился к окну раздвинуть шторы. – Надеюсь, вы не забыли, что в пять часов у вас встреча с лордом Трейхерном?

– Он из Корнуолла? – спросил Меррик.

– Думаю, из Глостершира, – ответил Фиппс, доставая из туалетного столика бритву и помазок. – Хотя титул шотландский.

– Не люблю я инвесторов голубых кровей, – проворчал Меррик. – И чего им не живется на ренту? Но все же придется встретиться с этим типом, коль у него есть склонность к нашему делу.

– Он уже сколотил состояние на банковских операциях, – сообщил Фиппс. – Сомневаюсь, что его отпугнет риск, связанный с недвижимостью. Эванз говорит, что он не боится закатать рукава и как следует поработать.

Это заинтересовало Меррика.

– У него есть владения на побережье?

– Около Лайм-Риджис, – ответил Фиппс. – Лучше поговорите о деталях с Эванзом. Он уверен, что тут можно сделать хорошие деньги.

Умываясь и одеваясь, Меррик обдумывал этот вариант. Он не любил работать с партнерами и предпочитал единолично руководить делом. Но через несколько месяцев он выжмет из Уолем-Грин всю прибыль. И если не сможет получить земельный участок в Хэмпстеде по сходной цене…

Ему нужно строить, черт побери, и нужно контролировать все детали процесса. «Нужно», пожалуй, неверное слово. Он знал, что на доходы своей строительной фирмы может жить, как султан, и больше в жизни палец о палец не ударить. Или вернуться к положению классического архитектора. Эту роль общество больше приемлет. Меррика мнение общества не волновало. Строительство приносило ему успех, а с ним приходили финансовая мощь и независимость. Теперь в его жизни не осталось других желаний и амбиций.

Но чтобы строить с размахом, нужна земля. Много земли. И граф Трейхерн, похоже, ею владеет. Меррик вздохнул. Еще один день придется провести вдали от стройплощадки.


За неделю Мэдлин так и не решила, как поступить. Она с сыном трижды посещала леди Трейхерн. Джефф начал понимать, что интерес к нему графини – не простое любопытство. Как-то днем леди Трейхерн пожелала прогуляться с мальчиком по саду. Джефф оставался спокойным и учтивым. Лучшего – или более нормального – поведения Мэдлин и желать не могла.

Дела, касающиеся дома, доставляли больше хлопот. Она не расплатилась за свое новое жилище, но и не вернула договор Розенбергу. У нее было такое ощущение, что ее жизнь балансирует на краю и за следующим поворотом грядут важные перемены. Совсем не этого она хотела. Мэдлин предпочитала жизнь обычную, размеренную, предсказуемую, от которой почти цепенеет мозг. Она не хотела вспоминать острую боль юношеской любви. И больше не желала вздрагивать от прикосновений мужчины – любого, кроме этого.

То, что сказал ей Меррик, ужасно. Мэдлин хотелось отмахнуться от этих мыслей, но они не давали ей покоя. Она давно примирилась с предательством Меррика. Двуличие более подходящее слово. Предательство предполагает перемену чувств. Отец доказал ей, что чувств никогда не было. Меррик никогда ее не любил. Хотя в те времена она была уверена и в любви Меррика, и в своей любви.

Мэдлин была не в силах снова пережить случившееся. Ей хотелось обратиться за советом к кому-то мудрому и здравомыслящему, но, кроме леди Трейхерн, которая занялась Джеффом, она никого не знала. К тому же, утверждения Меррика столь чудовищны, что Мэдлин не могла ни с кем говорить об этом, даже с Элизой.

Надо бы обратиться к юристу или к специалисту, разбирающемуся в церковных делах. Такие люди могут знать, как относиться к голословным утверждениям Меррика. Как найти такого человека? Такого, которому можно доверять? А вдруг простой вопрос всколыхнет старые сплетни? Отец замял эти пересуды давно и довольно успешно. А если окажется, что ее первый брак не расторгнут и она не имела права снова выходить замуж? Что будет с Джеффри?

Мэдлин проснулась с тревожными мыслями. Это уже стало привычкой. Но в это чудесное весеннее утро она решила сделать первый шаг. Пока Элиза суетилась, прибирая маленькую спальню, Мэдлин с чашкой шоколада села за письменный стол и вынула лист бумаги.

– Я пишу кузену Джералду в Шеффилд. – Джералд унаследовал титул ее отца и был теперь графом Джессопом. – Ты хочешь послать письмо домой? – сказала она горничной.

– Спасибо, миледи, – ответила Элиза, расправляя простыни. – Если вы не торопитесь, я черкну пару строк тете Эстер.