Его ядовитая сперма во мне, она пытается пробиться к моим яйцеклеткам. Слава тем, кто изобрел противозачаточные средства. Рукой я нащупываю свой клитор и, воображая волшебно-таинственного партнера, довожу сама себя до оргазма.


Вот оно.


Вот оно. Я становлюсь Ебучкой. А Хью спит себе глубоким сном.

10. Ллойд

Звон нарастает в моих ушах, и мне кажется, я слышу, как кто-то произносит что-то вроде «когда-нибудь мы все поймем, почему всё всегда по-разному». Вроде знакомый акцент, но не совсем чтобы манчестерский, а скорее провинциальный восточный, ланкаширский.

Кто это сказал? У меня начинается паника, поскольку эта фраза ни к чему не относится и говорить ее было некому. Нас тут здесь было, есть, было четверо в комнате: я, да, я точно здесь, и Стиво, смотрит гольф по телику или скорее просто пялится на голубой зад того, кто может, а может, и нет сойти за игрока; Клэр развалилась на кушетке, смеется как сумасшедшая и рассуждает о том, почему ребята, что за стойкой стоят, голимые любовники (усталость, одиночество да алкогольная импотенция, заключает она; по-моему, не совсем верно, но ладно, фиг с ним); и вот еще тут Аманда – хавает со мной вместе клубнику.

Мы поедаем клубнику со сливочным сырком.

Есть клубнику надо так – разрезаешь ее на кусочки, тогда видно ту часть ягоды, которую видишь нечасто. Ага и угу, вот я умник-то, а. А потом можно наслаждаться чередованием красного и белого, пока темный ковролин не оборачивается гладко отполированными, безупречно чистыми мраморными плитками, ласково уплывающими в бесконечность, и я вместе с ними, и просто поддаваясь минутной слабости, ускользая все дальше и дальше от Аманды, и от Клэр с ее кушеткой, и от Стиво, который так себе и смотрит гольф, и я ору во всю глотку УФФ: РЕБЯТА ЯАА ПААШЕЛ УЖЕ НАФИГ – и роняю клубничину, комната вроде обретает нормальные размеры, и все эти на меня смотрят, а Стиво еще губы надувает, ну прямо клубничины, а Клэр ржет еще громче, отчего из меня пулеметными очередями изрыгаются громоподобные смешки, а к ним присоединяется и Аманда, и я воплю:

– Шушера, на палубу! Охуительные бумажки, и мне башню щас так капитально снесет…

– К тебе щас все твои Смешлейтенанты слетятся, Ллойд, – смеется Стиво.

– И то верно. Точняком.

Я хочу как-то сняться и принимаюсь за руководство по приготовлению клубники, это понемногу становится для меня сверхзадачей. Не то чтобы я на измене или вообще съезжаю, но просто образовался вакуум, пустота в голове, в которую тут же заползают дурные мыслишки, а что, если я, тук-тук, порежу эту клубничку, а потом, раз-раз, воткну этим ножом в кого-нибудь из присутствующих.

Ух!

Нет нет нет отвали нужно нужно не это зачем это я подумал нет это дурные мыслишки никак не объяснить от этого они только хуже а просто плевать на них надо а ножом только вычищать эти беловатые серединки из клубничин а в них сливочный сырок по чуть-чуть сличуть спирок.

Черт.

Не могу понять, сказал я это или подумал про себя или и то и другое одновременно. Так, если я все это сказал вслух, то о чем же тогда я думал? А? Вот-вот!

– Слышь, я говорил сейчас что-нибудь про клубнику, говорил вслух или нет?

– Ты просто думал вслух, – говорит мне Стиво.

Думал – говорил. Думать-то я думал, но вот только вслух ли? Вот подонки, хотят замутить меня в хлам, но мало одной марочки ЛС, чтобы сбить Ллойда Буиста с пути истинного, вот как брат семи морей.

– Думал вслух, – сказал или подумал я.

Все-таки сказал, потому что Клэр заявляет мне:

– Наркотический психоз, Ллойд, вот что это такое.

Первый признак.

Я смеюсь ей в ответ и повторяю: наркотический психоз, наркотический психоз, наркотический психоз.

– Мы не против, но ты всю клубнику съел, Ллойд, – говорит Аманда.

Я гляжу в кастрюльку, и точно, все признаки того, что там были ягоды, налицо, в виде листиков и все такое, но только сами ягоды скорее удивляют своим отсутствием. «Обжора ты, Ллойд», – думаю я про себя.

– Обжора ты, Ллойд, – говорит Клэр.

– Ни фига себе, Клэр, я ведь щас только что подумал те же самые слова… это же телепатия… или я сказал их вслух… от кислоты совсем башню рвет, и клубника, ведь я и правда съел всю клубнику…

Я начинаю слегка паниковать. Штука в том, что с истреблением всей клубники я каким-то образом утратил свой ковер-самолет во времени-пространстве. Клубника была для меня чем-то вроде машины времени, космического корабля, нет, слишком грубо, стираем эту мысль и начинаем по новой: клубника была для меня способом передвижения из одного пространственного измерения в другое. Без нее я приговорен к вечной жизни в этом дерьмовом мире, поскольку без звуковых и визуальных галлюцинаций кислота вообще гадость порядочная; с тем же успехом можно просто упиться в минусы, да еще деньжат заслать пивнякам да тори, что мы и проделываем каждый раз, когда подносим к губам бокал этого дерьма, а вот без галлюцинаций у старой доброй кислоты есть один плюсик, приступы Смешлейтенантов, а это всяко получше, чем алкашка, в ней сидишь с козьей мордой и набираешься депрессанта под названием алкоголь, все, черт, хватит с меня, мы же про КЛУБНИКУ…

– Все, я пошел. Надо бы еще клубнички, а, – объявляю я всем.

Меня что-то смешит в лице Клэр. Хроническая атака Смешлейтенантов.

– Смотри осторожней, не отлетай, – говорит мне Клэр.

– Да, поаккуратней там, – поддакивает ей Аманда.

– Ты безумный выходить в таком виде, – отвлекается Стиво от синей задницы гольфиста.

– Все отлично, ребята, – говорю им я.

И я прав. Здорово, когда о тебе все так беспокоятся. Но не до такой степени, чтобы я раскис идти или полез бы к ним целоваться, но это бы уже была паранойя. Я просто сказал, что хочу побыть один, я сказал


Хочу побыть


Но сначала иду отлить. Отвратительно ссать под кислотой, кажется, что никогда не закончишь, а время искажается так, что вот вроде как отливаешь слишком долго; это действует на нервы, и в следующую же секунду я осознаю, как меня это уже достало, и запихиваю член назад в штаны чуть раньше, чем закончил, хотя нет, уже закончил, но не стряхнул, и вот, блин, я ведь не в джинсах, а во фланелевых штанах, и с джинсами все бы ничего, но на фланели у меня будет карта Южной Америки или Африки прямо на самом интересном месте, если только я не приму радикальные меры – типа засуну в трусняк туалетной бумаги. Трусняк. Засуну. Кругом – обвинения. Я обвиняю. Пошли все на хрен. Я – Ллойд Буист.

Меня зовут Ллойд Буист, а не Ллойд Биатти. Б.У.И. С. Т. Еще одна атака Смешлейтенантов. Дышите глубже…

Только представьте меня, Ллойда Буиста, меня, перепутать с Ллойдом Биатти, тем кексом, что, как говорят, отпендюрил собственную младшую сестренку. Да у меня в жизни не было маленькой сестренки. Вверяю вам, ваша честь, и вам, господа присяжные, и тому палачу-психопату, что каждый разговор в любом пивняке Лита начинает словами: «А, помню-помню. Это же ты, грязный ублюдок…»

Блин, да как же можно все так напутать? Да, мы оба живем в Лите, и возраст тот же. Понятно, нас и зовут одинаково, Ллойдами… признаю, имя для Лита не совсем обычное. Ну да, у нас и фамилии с одной буквы начинаются. Да, боюсь, существует еще одно сходство, ваша честь, признаюсь, мы оба оттрахали наших сестричек. Ну что поделаешь тут, а? Все по-семейному, не надо драгоценное время на обычную болтовню тратить, на «Баккарди» с колой. Ну че, сестричка, давай-ка, а? Перепихнемся по-быстрому? А? Отличненько. Но вот только в моем случае это была чужая сестричка. Ясно? Ясно вам, люди? А вот и рок-опера, что я сочинил про Ллойда Биатти, того, другого Ллойда:

Дома, дома Ллойд сидит и ждет И дрочит от скуки Он смотрит из окна вперед и вниз Вперед и вниз он смотрит Но ничего там нет, один лишь город.

Сука, блин, это уже слишком, потому что это про меня или про меня-подростка, а должно быть про Ллойда Биатти, мне нужно сосредоточиться на проблемах, которые привели этого самого Ллойда Биатти к инцестуальному роману с собственной сестрой, потому что просто так это все не случается, по крайней мере ни с того ни с сего, постой-ка, постой… ведь если Ллойд Б. нумеро уно, кого мы назовем не-трахающим-сестру Ллойда, т. е. меня самого, если он сидел и дрочил, как и всякий тоскующий сексуально подавленный четырнадцатилетний подросток в своей комнате в Лите, то что же тогда делал Ллойд нумеро два; тот, что на самом деле или, по крайней мере, со слов отделал свою малышку-сиблинга? Наверняка то же самое, что и Ллойд Первый, то же самое, что любой четырнадцатилетний парнишка в Лите в этот самый момент. Вот только он, грязная свинья, не просто дрочил, как все, а пошел, сука, еще дальше и связался с маленькой девчонкой, двенадцати лет от роду по слухам, в общем, хлебное дело для советников по семейным проблемам…

Но я совсем не то же самое, что тот урод поганый, да, имя совпадает… и все… спокойней-спокойней, это все кислота. Пора возвращаться – назад к друзьям, сказать «пока-пока», прежде чем я наконец точно, вчистую, раз и навсегда пойду в тот магазин.

– Да не трахал я свою младшую сестренку, – заявляю я им всем, входя в комнату.

– Да у тебя и сестры-то нет, некого трахать, – отвечает мне Стиво. – А если бы была, то уж наверняка бы засадил.

Задумываюсь над его словами. Тут что-то начинает шевелиться у меня в желудке. Я же ничего не хавал, нафиг, за последние пару дней, кроме экстази, амфетаминов и кислоты. Еще я выпил энергетического напитка и сожрал кусочек груши у Аманды и, разумеется, сливочный сырок и КЛУБНИКУ. Пора идти.


Я выхожу из квартиры и прыжками, да, буквально прыжками несусь по Грейт-Вестерн-роуд. Ллойд Буист, повторяю я про себя. Почему-то мне кажется важным про это помнить. Лит. Партийный беженец. Самый притесняемый изо всех людей на свете. Борись за право тусоваться, нечего тратить драгоценную энергию на всякую глухую чушь типа жрачки, работы и всей этой фигни. Скука, скука и еще раз скука. Беженец Ллойд, один посреди чужого мне Вест-Энда в Глазго. Я был потерян во Франции, влюбленный. Нет, нет, нет, сукин ты сын. У тебя задача проще некуда. Наипростейшее задание.