Анриетту вовремя предупредили, и она в последнюю минуту сумела ускользнуть от охотившейся за ней папской полиции; девушку собирались на то время, пока будет решаться ее судьба, заточить в монастырь.

– Вот тогда-то, – рассказывала дальше Анриетта, – я и встретила Ференца. Я выбилась из сил, едва дышала и спряталась в церкви. Он меня там увидел, его разжалобили мои слезы и мой затравленный вид, он посадил меня в свою карету и увез к себе домой.

По правде сказать, нам нелегко было с ним договориться: я не знаю его языка, он – моего, как ты сам мог видеть, мы кое-как управляемся при помощи латыни; но он все же понял, что мне легче умереть, чем вернуться к мужу, и тогда он принес мне вот эту мужскую одежду, велел заложить карету, и той же ночью мы уехали из Рима в Неаполь.

С тех пор мы и странствуем, как ему заблагорассудится. Он очень добр и великодушен ко мне, и тем не менее с ним я умираю от скуки…

– Ну а я-то, – заметил Джакомо, целуя новую возлюбленную, – конечно, куда забавнее.

– Ты?.. Ты – мужчина, которого я люблю… полюбила с первого взгляда. Я знала, что ты сможешь сделать меня счастливой. Интуиция меня не подвела. Люби меня! Люби меня, насколько хватит сил…

Ей не пришлось повторять приглашение дважды, и рассвет едва не застал нашего соблазнителя в объятиях Анриетты, что сильно затруднило бы акробатическое возвращение через окно…

Но, конечно же, страсть, в которой только что открылись друг другу молодые люди, уже не могла довольствоваться тайной жизнью и несколькими крадеными часами ночи за спиной Ференца. Собственно говоря, Казанова не понимал, почему Анриетта и он должны и дальше обременять себя венгром и великой отеческой любовью, которую тот испытывал к юной женщине.

– Если хочешь знать, – сказал он подруге на исходе третьей ночи, – на самом деле мне совершенно не доставляет удовольствия целый день видеть тебя одетой мальчиком. Венера мне всегда нравилась куда больше Ганимеда! Поедем со мной! Бежим!..

Когда женщина влюблена, она легко забывает о благодарности за недавно оказанные услуги. Анриетта без большого труда дала себя уговорить и в один прекрасный вечер села на коня позади своего любовника и сбежала вместе с ним, предоставив бедняге Ференцу полную возможность продолжать свои сравнительные исследования различных итальянских вин и сортов ветчины. Так они добрались до Пармы, независимого государства, достаточно далекого от Чезены, чтобы беглецы могли не бояться свирепых взглядов и огромных пистолетов венгра.

Парма оказалась приятным городом, удачно построенным и буквально заполоненным творениями Корреджо. Кроме того, она была веселым городом, поскольку инфанту дону Филиппу Испанскому, несколькими годами раньше женившемуся на принцессе Луизе-Елизавете, дочери Людовика XV, только что было пожаловано герцогство Парма и Гвастала, и он поселился там, окружив себя молодым и блестящим двором.

Праздники следовали за праздниками, и обворожительная пара, Джакомо и Анриетта, узнала поистине чудесные дни. Юная красавица из Прованса в любви расцвела. Она была хороша, как никогда, кроме того, она обладала живым умом, соединенным с неплохим образованием, и потому наш неисправимый соблазнитель начал подумывать о том, чтобы неспешно прожить с этой полной очарования подругой долгие безмятежные годы.

Но от своей судьбы не уйдешь. Судьбе Джакомо было угодно, чтобы он сделался Казановой, и как-то вечером, во время праздника, судьба постучалась у дверей влюбленной пары.

В тот вечер в городском театре давали концерт, и это был благотворительный концерт, устроенный директором театра с участием нескольких прославленных артистов. Но в ту самую минуту, как должен был начать играть знаменитый струнный квартет, стало известно, что с виолончелистом случилось несчастье. Это была катастрофа!

И тогда, к величайшему изумлению Джакомо, Анриетта спокойно предложила свои услуги.

– Я умею играть на виолончели и даже приобрела в Провансе некоторую известность…

– Само Небо послало вас, сударыня! – воскликнул директор театра. – Мы сейчас же прослушаем вас, и если все будет хорошо…

Все прошло хорошо. И даже более того, молодая женщина выступила с огромным успехом. Их Королевские Высочества соблаговолили бурно аплодировать и настаивали на том, чтобы она явилась засвидетельствовать им свое почтение. Увы…

Увы, в то время фаворитом принца Филиппа был некий дворянин из Марселя, господин д'Антуан, и, разумеется, он присутствовал на концерте. Анриетта, выпрямляясь после реверанса, очутилась с ним лицом к лицу.

– Вот это да! – ошеломленно произнес господин д'Антуан. – Черт меня побери, кузина, если я ожидал встретиться с вами здесь! Знаете ли вы, что вас повсюду разыскивают?

– Бога ради, кузен, – еле выговорила девушка, сильно побледнев, – ради бога и из любви ко мне молчите! Никому не говорите, что встретили меня! Это означало бы обречь меня на заточение в монастырь и на величайшие несчастья. Я ни за что не вернусь к господину де С…

– К вашему мужу? Но, дитя мое, вот уже шесть месяцев, как он отошел в мир иной! Вы – вдова… и к тому же еще наследница. Думаю, в ваших интересах помириться с вашей семьей, и, если вы этого хотите, я готов взять это на себя.

Так и было сделано. Господин д'Антуан с большим тактом, соблюдая интересы своей прелестной кузины, добился для нее родительского прощения, которое она и получила в один прекрасный вечер вместе с очень приличной суммой золотом, и, надо признаться, это золото пришло как раз вовремя, потому что в карманах у любовников было абсолютно пусто.

Только ведь у всякой медали есть оборотная сторона, а может быть, Фортуне попросту надоело улыбаться нашей парочке, но, как бы там ни было, семья Анриетты стала решительно настаивать на том, чтобы молодая женщина немедленно вернулась в Марсель…


Обсуждение этого вопроса было долгим и мучительным. Анриетта искренне привязалась к Джакомо, но, с другой стороны, она мыслила достаточно здраво для того, чтобы понять, что с человеком такого склада вряд ли удастся построить совместную жизнь. И потом, едва ли эта страсть окажется долговечной. Вернуться к родному очагу означало вступить во владение своим имуществом, вновь обрести свое имя, положение в обществе, забыть обо всех перипетиях, начать новую жизнь. С Джакомо ее ждет более чем ненадежное будущее. Само собой, и речи не может быть о том, чтобы ввести ветреника, венецианца в суровый круг ее семьи.

– Мы должны расстаться, – сказала Анриетта после долгих обсуждений. – Мы были счастливы вместе, но всему приходит конец, и я чувствую, что не создана для бродячей жизни.

Джакомо опустил голову, впервые в жизни у него защемило сердце. Ему больно было расставаться с Анриеттой, но стоять у нее на пути он не хотел.

«Я был счастлив так же, – напишет он впоследствии, – как была счастлива со мной эта прелестная женщина. Мы любили друг друга со всей силой, на какую были способны…»

Было решено, что один из дядей Анриетты приедет за ней в Женеву, и любовники вместе направились к берегам озера Леман.

Комната в гостинице «Весы» приютила их на последнюю ночь любви, самую печальную и, несомненно, самую страстную из всех, какие только выпадали им на долю; ночь, в которую они не сомкнули глаз. И все же усталость взяла свое, Джакомо в конце концов уснул. Проснувшись, он увидел, что давно рассвело и что он один. В комнате не осталось никаких следов пребывания его прекрасной возлюбленной, разве что едва уловимый аромат и на стекле – надпись, вырезанная алмазом кольца, которое он ей подарил: «Забудешь и Анриетту…»

Он нашел еще кое-что: пять столбиков золотых монет, по сто луидоров в каждом, – нежный знак внимания любящей подруги и своего рода подъемные на дорогу, о которой ни тот, ни другая не знали, куда она приведет.

Казанова провел в Женеве еще несколько дней и успел получить от своей возлюбленной короткую и нежную записку:

«Будем благоразумны, будем считать, что видели сон, и не станем сетовать на судьбу, потому что никогда еще ни один сладкий сон не был таким долгим…»

Расставание было окончательным, никакого пути назад… И тогда Казанова вспомнил, что в Лионе его ждет друг, Антонио Балетти. В Женеве ему было больше делать нечего, и он заказал себе место в почтовой карете, направляющейся в Лион. Оттуда он наконец доберется до столицы Франции. Он лелеял в сердце тайную надежду, что парижские красавицы, может быть, заставят его позабыть о прелестной, но слишком благоразумной Анриетте…

4. Поставщик оленьего парка

День тянулся долго. Почтовая карета не останавливалась с самого утра, и измученным путешественникам уже начинало казаться, что этот перегон не закончится никогда. Чем ближе был Париж, тем больше было нетерпение, и расстояния словно растягивались до бесконечности. И все же волшебное зрелище угасающего над лесом Фонтенбло осеннего дня притягивало взгляды и завораживало. Роскошные рыжие оттенки листвы ярко выделялись на фоне серых камней и пленительно отражались в стоячей воде сонных прудов. На повороте большой дороги, за водной гладью и просторными лужайками, внезапно возникли очертания розового королевского дворца, и оба итальянца невольно вскрикнули от изумления.

– Похоже, ты был прав, – произнес Казанова, к тому времени уже вполне оправившийся после швейцарского расставания со своей любовью. – Франция, несомненно, красивая страна.

И она показалась ему еще более прекрасной несколько минут спустя, когда внезапно показавшийся нарядный экипаж, двигаясь им навстречу, загородил дорогу почтовой карете. Кучер кареты злобно выругался, но из экипажа уже выпорхнула закутанная в шелка, восхитительно причесанная довольно молодая женщина. Незнакомка направилась к задержанной из-за нее почтовой карете, на ходу бросив кучеру золотую монету, отчего тот мгновенно смягчился. Пассажиры, знающие, что в лесу часто случались нападения, испуганно выглядывали из окон, но Антонио радостно воскликнул: