Нет, я принимаю твердое решение. Высокому Атлету не разрешается играть в гольф. Он может играть в теннис, крикет, крокет, футбол, хоккей, сквош, регби, бейсбол, баскетбол, бадминтон, настольный теннис, поло, он может заниматься итонским пятиборьем, серфингом, катанием на роликах, на водных лыжах, подводным плаванием, боулингом, скоростным спуском на байдарке, греблей, ралли. Он может кататься на горных лыжах, прыгать с парашютом, участвовать в мотокроссе, заниматься планеризмом и парапланеризмом, но если он играет в гольф, мы расстаемся. Мать Филлипа, которая не один раз побывала замужем, заявляла в своей обычной громогласной манере:

– Хорошо, что такие мужчины, как Филлип, играют в гольф, потому что иначе, – тут ее голос падал до конспиративного шепота, – ты знаешь, на что их тянет.

Еще бы. Как сжималось мое сердце, когда она говорила об этом. И позже, когда я наконец поняла, что он… какой иронией это казалось.


Сегодня вечером я встречалась с Питером Фицхэрродом. Вот как это было. Мы договорились встретиться в «Ритце» в полседьмого, и я заранее планировала свое спасение под предлогом выдуманного приглашения на ужин в четверть девятого. Мое первое свидание вслепую за пятнадцать с лишним лет! Что за эксцентричный поступок – идти в отель, чтобы встретиться с человеком, которого в глаза не видела. Но зато слышала, от чего не в восторге, – просто забавно посмотреть, действительно ли он такой противный, как я его представляла. «Светлые волосы», – сказала я о себе, намеренно избегая слова «белокурые». По его голосу можно было заключить, что он необычайно взвинчен, и я уже поняла, что он не в моем вкусе. Но оделась я тщательно – ничего из того, по поводу чего Филлип мог устроить ужасную суматоху, – просто миленький костюмчик и умеренное количество косметики (никакого крема под пудру – это так старит). Проскочив через вращающиеся двери, я увидела человека в дождевике, сидевшего у стойки ночного портье. Я взглянула на него, он взглянул на меня, затем вскочил на ноги, как крокодил, прыгнувший в воду с берега реки. Это был он. Полный энтузиазма.

– Здравствуйте, ха, ха, ха, ха! Вы, должно быть, Тиффани, – пропищал он, протягивая мне липкую руку.

– Как вы догадались? – спросила я. «Ритц» был по стропила полон тридцатисемилетними блондинками.

– Ну, ха, ха, ха, ха! Не знаю, думаю, вы просто выглядите похожей на ваш голос, – сказал он.

– Слава богу, что вы – нет.

Я как-то умудрилась не ляпнуть это, потому что Лиззи была права. Он выглядел действительно не так уж плохо. Рост около пяти футов десяти дюймов, вьющиеся каштановые волосы. Голубые глаза. Средняя комплекция. Строгий серый костюм. Хорошо начищенные черные туфли. Со вкусом подобранные серебряные запонки. Фактически очень-даже-ничего-и-почти-подходяший. (NB. На будущее: не судите о мужчинах по голосу.)

Мы сели в баре и заказали пиво для него и бокал белого вина для меня.

– Я, пожалуй, предпочла бы совиньон, а не шардоне, – инструктировала я официанта в манере «девушки из фешенебельного пригорода».

Господи! Я вдруг поняла, что стараюсь произвести впечатление на этого человека. Заинтересовался ли он мной? Ну, может быть. Его ужасающий голос снизился примерно на октаву и нервный, как пулеметная очередь, смех прекратился. Конечно, я не сидела с рассеянным видом и в оборонительной позе. Я мило ему улыбалась. Он, в сущности, совсем не так уж плох, думала я, надкусывая фисташку. Как жена могла от него уйти? Что за корова. Возможно, она верховодила в их браке, завела кучу любовников-латиноамериканцев, которых принимала в супружеской постели по трое за раз, и выходила из дому, только чтобы спускать все его деньги на наряды от Гуччи и Луи Вюиттона. Бедняга. Он, очевидно, прошел через ад. Необходимо возродить его веру в женщин. Я спросила его о работе, которая заключалась в том, что он планировал займы для южноафриканских стран. Он спросил меня о моей.

– О, реклама. «Начни свой день с яйца» и все такое! – воскликнул он восторженно.

– Да, что-то вроде этого, – ответила я, не вдаваясь в сложности с «Киддиминтом».

– «„Ауди" – движение к прогрессу».

– Да, верно.

Мы поговорили о спорте, он ненавидит гольф – прекрасно! И любит теннис – еще лучше. Я проявила стратегическую чуткость и не стала задавать ему навязчивых вопросов о детях, с которыми, по его словам, он видится каждое воскресенье. Затем мы заказали еще по порции. Все шло довольно хорошо. Постепенно разговор стал более личным. Он спросил меня, почему я не замужем.

– Слишком молода, – сказала я. – Мои родители считают, что мне нужно подождать.

– Ха, ха, ха, ха, ха, ха! Это очень хорошо, – развеселился он. – Очень хорошо. Слишком молода! Ха, ха, ха, ха, ха, ха!

– А почему вы развелись? – спросила я. – Это было решение вашей жены?

– О нет, – сказал он. – Нет, это было мое решение. Жена не хотела разводиться. Она ужасно несчастна из-за этого. До сих пор несчастна.

А, понимаю. Но меня это удивило. Мужчинам не свойственно покидать жену, если у них нет другой женщины.

– Она считала, что мы очень счастливы в браке, – продолжал он неприятным фальцетом. – Но я так не считал. Она возражала против развода несколько месяцев.

Вдруг я обнаружила, что испытываю больше сочувствия к его жене. Почему он от нее ушел? Может, у него был роман на стороне, хотя он, похоже, не такого склада.

– У меня никого не было, – сказал он доверительно. – Но проблема в том, что, как я понял, моя жена очень скучная.

О! О боже. Скучная.

– Она очень молчаливая? – спросила я, вертя в руках бокал.

– О нет, ей было что сказать, – ответил он. – Она вовсе не стеснительная и не замкнутая, у нее множество интересов. И ей нравилось быть женой и матерью…

О, понимаю. Хотя, если по правде, я совсем ничего не понимаю.

– Мне просто было с ней скучно, – продолжал он. – Это все, что я могу сказать. Скучно.

Ну, есть вещи и похуже, чем скука, подумала я. Например, неверность, постоянный контроль, пренебрежение, эгоизм, жестокость и скупость. Но скука?

– С ней было тоскливо, – пояснил он. – И она не уделяла мне достаточно внимания. Она просто не… – он с раздражением слегка пожал плечами, – не возбуждала к себе интереса.

А что она, предположим, должна была делать? – удивилась я про себя. Ездить по кухне на мотоцикле, жонглируя фарфоровыми чашками и распевая мелодии из «Оклахомы!»?[9]

– А также, – он наклонился чуть ближе, – она совсем беспомощна в постели.

Бр-р-р! Я не хочу об этом знать. Меня от этого тошнит. Теперь я очень сочувствовала миссис Фицхэррод. Мне хотелось пойти к ней домой и сказать:

– Послушайте, миссис Фицхэррод, хорошо, что вы от него избавились. Ваш бывший муж порядочная свинья.

Вместо этого я взглянула на часы:

– Господи, уже пять минут девятого, мне надо идти. Очень приятно было поболтать с вами, – солгала я, когда официант принес ему счет.

– Взаимно, – ответил он. – Мне бы хотелось встретиться с вами снова. Мы могли бы поиграть в теннис, – добавил он, когда я подзывала проезжавшее мимо такси. – Я позвоню вам.

– Да, да, звоните, – сказала я, забираясь в машину и одаривая его ледяной улыбкой. – Это было бы прекрасно. Позвоните мне как-нибудь. В любое время.

Или лучше никогда. Было бы просто прекрасно, если бы никогда. Я спешила домой, чувствуя себя немного подавленной. А также смущенной – ведь, в конце концов, я познакомилась с ним по совету Лиззи. Нужно рассказать ей, каким он оказался ужасным, – я никогда не позволю ей уговорить меня. Она ведь желала мне только хорошего, размышляла я, бредя по дорожке моего сада и останавливаясь, чтобы срезать пару роз маникюрными ножницами. В кухне они будут смотреться очень мило, и это подбодрит меня. Я понимаю, Лиззи тут ни при чем, думала я. Она не знала – она всего раз видела его. Но какой поганый вечер. Какой поганый, поганый человек.

Я повернула ключ в замке. Открыв дверь, я заметила зеленый огонек автоответчика, весело мне подмигивающий. Я нажала клавишу воспроизведения записи. Би-ип, би-ип, би-ип.

– Здравствуйте, Тиффани, – произнес бархатный мужской голос. – Вы меня не знаете – пока еще. Меня зовут Невилл. Вы были так добры, что ответили на мое объявление, и мне бы хотелось, чтобы вы мне позвонили.


Когда вам тридцать семь лет, вы не замужем и у вас нет детей, вам постоянно твердят одно и то же: «Не беспокойся, ты еще встретишь своего прекрасного принца» или «Не унывай! Удача тебе еще улыбнется!» Или – хуже всего – «Где-то совсем рядом ждет тебя хороший парень». Меня так и подмывает ругнуться, когда мама говорит это в очередной раз.

– Нет никакого хорошего парня где-то совсем рядом, – обычно отвечаю я на это исполненное благих намерений еженедельное клише. – Возможно, где-то совсем рядом ждет какой-нибудь мерзавец. Можно даже держать пари, что где-то совсем рядом поджидает настоящий ублюдок, который готов мне очень понравиться, отнять массу времени и, поводив за нос, бросить.

– Не беспокойся, дорогая, где-то совсем рядом ждет тебя хороший парень, – сказала она мне сегодня утром, но в этот раз я ответила:

– Да, мама, ты, наверное, права.

Почему я так ответила? Потому что Высокий Атлет где-то совсем рядом – вот почему. И голос у него приятный. Великолепный голос для участника соревнований – чертовски сексуальный. Американец. Или по крайней мере… ну, он оказался довольно стеснительным. Потому что, когда я поняла, что на другом конце провода мне ответили голосом, похожим на голос Сильвестра Сталлоне, я спросила:

– Вы из какого штата?

После этого последовало неловкое молчание, длившееся примерно минуту, затем он произнес:

Я вообще-то канадец.

В конце концов я уговорила его не вешать трубку, и мы продолжили разговор. Не знаю, что другие делают в таких случаях, но я решила не говорить с ним слишком долго. Мне хотелось, чтобы нам было что рассказать друг другу, когда мы встретимся. Поэтому я не спрашивала о его карьере ученого или что ему больше всего нравится в англичанах и все такое, я просто спросила, что он имел в виду под словом «атлетический». И он ответил – у меня до сих пор сердце колотится – «хоккей на льду». Ух ты! Такая мужественная игра.