Джоанна Линдсей - Тревоги любви

— Достаточно.

— Ты так разочарована, что я не женился на тебе из-за твоих денег, моя дорогая? И поскольку мы коснулись этой темы, я хочу предупредить тебя, Розлинн. За твою одежду, украшения и все, что украшает твое тело, буду платить я.

— Тебе все равно перешла часть их по брачному контракту. Я положила их на твой счет этим утром.

Он был доволен.

— Тогда ты поедешь в банк и положишь эти деньги на счет наших детей.

Ее независимый дух был взбешен, а женское сердце удовлетворено: от слова «дети» у нее закружилась голова. Похоже, что их трудности наконец исчерпаны, а она ведь не смогла бы сама решить эту проблему.

— Я думаю, что с этим вопросом покончено, — сказал Энтони, вводя ее в дом. — Но у нас есть еще кое-что, безотлагательно требующее обсуждения.

Сердце Розлинн забилось сильнее, но она не знала точно, что он имел в виду. Поэтому она не позволяла себе надеяться, когда он взял ее руку и повел наверх. Даже когда дверь закрылась за ним, она еще не была уверена в его намерениях. Он пересек комнату, снял пиджак и кинул его в кресло, в котором они занимались любовью прошлой ночью. Она нахмурилась, увидев кресло. О, она помнила урок на нем, который он обещал. В ее груди проснулось желание — сражаться со странным разлагающим действием этой комнаты.

Он подошел к кровати и сел на нее, потом медленно начал снимать свою белую рубашку. Сердце сжалось у нее в груди. Он был так привлекателен — неужели он всегда будет относиться к ней только формально?

— Насколько я понимаю, ты просто симулируешь страстное желание?

— Симулирую? — его брови в изумлении взметнулись вверх. Ты все еще не веришь в непосредственность, дорогая? Лучше подойди и помоги мне снять обувь. Подойдешь?

Розлинн еще могла бы вынести отвращение, но отсутствие страсти — никогда. Она сделала вид, выражавший саму покорность.

— Ты нервничаешь, — отметил он, когда она склонилась, снимая второй ботинок. — Не нужно, моя дорогая. Ты должна пользоваться любой возможностью.

Он увидел, как напряглась ее спина, и тут же пожалел о сказанном. Он сделал все, что нужно, прошлой ночью, и она не забудет урока уже никогда. Но он не должен снова повторить его, решил Энтони, и она оказалась сжатой между его ногами, а его руки ласкали ее так, что у нее перехватило дыхание. Она откинула голову назад и изогнулась в руках Энтони. Он положил ее на постель и наклонился над ней, все еще держа ее ноги сомкнутыми между его.

— Разве это симуляция, моя дорогая? Не могу поверить, что мы с тобой способны симулировать в любви.

Он накрыл ее рот своим с такой страстью, что все ее волнения по этому поводу прекратились. Она была на седьмом небе. Это было великолепно. Всепоглощающий огонь страсти сжигал все причины волнения. Прошлая ночь была забыта. Он целовал ее так, как будто бы он умер сейчас, если бы не сделал этого, ничего не требуя от нее, и душа женщины оживала под его руками.

— Я уезжаю дня через два. Тони, — первое, что сказал Джеймс, входя в гостиную.

— Помочь упаковать вещи?

— Не будь занудой. Я знаю, как ты хочешь, чтобы я остался.

Энтони хмыкнул и продолжал завтракать. — И когда же ты, наконец, решил уехать?

— Когда увидел, как безнадежно твое положение. Просто уже не смешно наблюдать за тобой больше.

Энтони даже уронил вилку, а брат спокойно обходил стол, накладывая себе еду на тарелку. Энтони думал, что за последние две недели он весьма преуспел: ему достаточно было прикоснуться к Розлинн, чтобы она упала ему в объятия.

— Ты не откажешься объяснить свое замечание?

Джеймс сел напротив него и с едкой ухмылкой обвел глазами:

— Роскошная обстановка. Во сколько она тебе обошлась?

— Перестань, Джеймс! Тот пожал плечами:

— Все очевидно, дорогой мальчик. Я же видел, как она вышла из твоей комнаты как-то утром. Вы ведь там не в прятки играли, правда? А когда вы выходите из спальни, то стараетесь выглядеть как чужие. Столько женщин готовы есть у тебя с ладони — а она что, недосягаема?

— Она не похожа на других женщин. Она необычна… и дело в том… Я хочу, чтобы она пришла ко мне по собственной воле, а не из-за обстоятельств, когда у нее не было выбора.

— Ты хочешь сказать, что она не хотела идти к тебе? — Энтони нахмурился, чем вызвал смех Джеймса. — А может были неприятности из-за той блондинки? Неужели она что-то унюхала? Ты должен был объяснить ей подоходчивей.

— Советы от тебя — это последнее, что мне нужно, — вскипел Энтони. — У меня своя стратегия в отношениях со своей женой.

— Очень странная стратегия. Свидетелем ее я был: враги — днем, ночью — любовники. Я бы не смог вытерпеть подобного. Если женщина не сдается…

— А если не сдается, то что?

И тут в дверях показалась Нетти.

— Извините меня сэр Энтони, но леди Розлинн хотелось бы сказать вам несколько слов.

— Где она?

— В своей комнате, мой господин. Она не очень хорошо себя чувствует, чтобы спуститься.

Энтони недовольно посмотрел на женщину.

— Черт возьми!

— Вы только посмотрите? Он узнал, что его жена больна и вместо того, чтобы беспокоиться, — удивился Джеймс.

— Замолчи, Джеймс, ты же не знаешь, о чем идет речь! Если она больна, то тем, о чем сама молилась. Я заметил это еще утром… — Энтони замолчал, почувствовав, как брат заинтригован. — Черт возьми, она собирается мне сказать, что я буду отцом.

— А… ну, это же превосходно! — радостно сказал Джеймс, но, заметив хмурый вид Энтони, нерешительно добавил:

— Не так ли?

— Я знаю, это ты придурок! Я хочу ребенка. Я просто не хочу всего, что сопутствует беременности. Джеймс рассмеялся, не понимая:

— Цена отцовства, разве не знаешь? Боже праведный, всего несколько месяцев тебе придется побыть вдалеке от постели леди.

Энтони поднялся, его голос был спокойным и холодным:

— Ну если это продлится несколько месяцев, то, может быть, ты и прав, братец. Но боюсь, с того момента, когда жена объявит мне о своем положении, начинается мое отлучение.

— Что это за идиотская идея? — вскричал Джеймс.

— Это, черт возьми, не моя идея. — Ты имеешь в виду, что единственная причина, из-за которой она пришла к тебе, беременность?

— Да, и никакая другая.

— Не хотел бы говорить тебе об этом, дорогой мальчик, как твой брат и как отважный человек, но твоей жене нужна хорошая порка.

Некрепкий чай и поджаренный хлеб пришлось съесть по настоянию Нетти. Не очень легкий завтрак, но куда лучше горячего шоколада и пирожных, которые Нетти принесла ей до этого. Она подозревала, что забеременела уже неделю, когда задержался ее месячный цикл. И уже три дня она не сомневалась в этом. Ей было очень плохо. Сегодня утром она провела над ночной вазой целый час, ее рвало. Завтра свадьба Френсис, Розлинн должна присутствовать на венчании, но сможет ли…

Похоже, она забеременела в первый же раз, когда они занимались любовью. И все эти сражения с Энтони были уже ни к чему.

Первые спазмы случились, когда они занимались с Энтони любовью. Неожиданно она почувствовала какое-то бурление в своем желудке. Невероятным усилием она заставила себя продолжать, чтобы не оказаться в дурацком положении. И она самоотверженно приходила к нему две последующих ночи, не говоря ему правды. Но она не могла больше тянуть. Сегодня утром она покинула его постель, пока он не проснулся и вошла в свою комнату, лишив их этим утренних занятий любовью. Она должна была сказать ему все, прежде чем он сам поймет, и он должен знать, что она не обращает никакого внимания на их вражду.

Черт побери, как же она ненавидела эту вражду. Энтони был замечательно внимателен последние две недели, по крайней мере в постели. Он так часто занимался с ней любовью, что на другую женщину ему бы просто не хватило сил. Он был целиком ее, а она — его. Каждая их ночь была как будто первой брачной ночью, столько страсти и нежности Энтони отдавал ей. Но вне постели он был совсем другой человек — или холодный, или презрительный, но никогда — довольный. И Розлинн понимала: он показывает ей, что честно выполняет ее условия, пока она не забеременеет, — и ничего больше. И теперь все было кончено. Но она не хотела, чтобы все закончилось. Она привязалась к Энтони, но из-за собственного идиотского решения должна была потерять его. Обидно. Две недели пролетели так быстро.

— Ты хотела меня видеть?

Он вошел, не постучавшись, его темно-синие глаза что-то таили против нее. Розлинн почувствовала свой желудок — он взбунтовался, потому что она нервничала:

— У меня будет ребенок, — едва слышно проговорила Розлинн.

Он встал перед ней, держа руки в карманах. Выражение его лица не изменилось. Это было так обидно! Он мог обрадоваться. А если не рад, то мог бы хотя бы выразить недовольство.

— Какое счастье для тебя, — сказал он спокойным голосом. — Значит, посещения моей комнаты закончились.

— Да, пока…

— Пока? — отрезал он холодно. — Я не хотел бы нарушать твоих правил, дорогая.

Эти дурацкие правила! Она не знала сама, что собиралась сказать, когда он перебил ее. Но совершенно очевидно, что он не хотел слушать ее. А она надеялась, молилась, что он настоит на том, чтобы она забыла их вражду, чтобы он попросил ее вернуться в его комнату навсегда. Но он не собирался этого делать. Неужели это не беспокоит его больше? — Это и твой ребенок, Энтони. Будут ли какие-нибудь пожелания о цвете глаз или еще о чем-нибудь? — Розлинн пробовала пошутить, чтобы снять напряжение.

— Как ты захочешь, дорогая. Между прочим, я не буду сегодня обедать дома. Мы устраиваем вечеринку в клубе в честь отъезда старины Джеймса.

Его резкость задела ее. Очевидно, что его не волнует ни ребенок, ни она — раз он ушел, не сказав ни одного теплого слова.

За дверью ноги у Энтони подкосились, и он оперся о стену. А в комнате Розлинн душили слезы. Ей хотелось кричать, но она сдержала себя. Никогда в своей жизни она не чувствовала себя такой ничтожной и во всем была виновата только сама. Теперь уже трудно было вспомнить из-за чего разгорелась эта глупая вражда. О, да… Она боялась, что влюбится в него. Да, было чертовски поздно говорить об этом, разве нет? Нетти была права.