Анна Владимировна встревожилась не на шутку. Потребовав, чтобы дочь наконец взглянула на нее, она принялась расспрашивать.

— Да что стряслось, Сашенька? Не обидел ли тебя кто? Рассеянная ты какая-то нынче. Думаешь о чем-то своем… Да ты мажь булку вареньем и не жуй так… Не наговорил ли тебе Михаил Антонович чего лишнего?

— Ах нет, мама! — испуганно заверила она. — Господин Орлов настоящий джентльмен.

«Даже более чем», — вздохнула про себя Анна Владимировна.

Микульчин расхохотался.

— Да-да, джентльмен — это про него! Твою мать он мне без боя уступил, хотя мог бы и побороться. Так, Аннушка?

— Ах, оставь ты эти глупости! — раздраженно откликнулась она. — Дела давно минувших дней…

Сашенька поспешно попросила:

— Расскажите, папенька.

— О чем тебе рассказать? О том, как два закадычных друга одновременно влюбились в первую красавицу Петербурга?

— Ты бы почаще об этом вспоминал, — усмехнулась Анна Владимировна.

— И о том, что один из них, ваш покорный слуга, оказался более настойчивым и храбрым.

— Храбрым? Разве в таком деле нужна храбрость? — заинтересовалась Сашенька.

От изумления Сергей Васильевич громко звякнул чайной ложкой.

— Да ты совсем еще дитя, дочь моя! Нужна ли храбрость? А ты полагаешь, молодому человеку, неискушенному в любовных делах, легко подойти к первой красавице и пригласить ее хотя бы на мазурку? А ну как откажет? Позор на весь свет! Скажут: «Не по Сеньке шапка! Так и нечего было лезть». Мишке тогда как раз храбрости-то и не хватило. Хотя он был жених позавиднее меня.

Смеясь, Анна Владимировна обратилась к дочери:

— Так что, если б твоя мать головой думала, ты была бы сейчас куда более богатой наследницей.

— Да я и без того не бесприданница.

Сашенька пыталась казаться веселой, но на душе у нее скребли кошки. Ей мерещились страшные сцены: как письмо ее сейчас читают вслух в гостиной графини Хвостовой, которая хоть и приходилась подругой Анне Владимировне, вряд ли упустила бы возможность посудачить насчет ее хорошенькой дочери. Тем более у нее и свои дочери были на выданье. Воображение у девушки разыгралось так живо, что она не выдержала и вскрикнула. Из дрогнувшей в руке чашки на скатерть выплеснулся чай. Она уставилась на растекающееся темное пятно и молила о том, чтобы кто-нибудь так же пролил чай на украденное у нее письмо.

Анна Владимировна так и подскочила.

— Да что с тобой, в самом деле?!

— Зуб, — нашлась Сашенька. — Болит и дергает. Всю ночь промаялась.

— Да что ж ты сразу-то не сказала? Я знаю хорошую знахарку, которая отлично зубы заговаривает. Сейчас пошлю за ней.

Саша хотела отказаться, сославшись на то, что в зубе дернуло и отпустило, но мать продолжала:

— Она и гадает лучше всех в Петербурге, и по руке читает.

Сергей Васильевич поморщился.

— Тьфу, ерунда какая!

— Ерунда не ерунда, а в том месяце эта Агриппина младшей дочери Прошиной насоветовала в путешествие отправиться. Мол, жениха она себе только на воде найдет. Она ведь совсем уж в девках засиделась. И что вы думаете? На пароходе эта перезрелая девица знакомится с сынком какого-то фабриканта. Они, видно со скуки, находят удовольствие в обществе друг друга и на сушу сходят уже помолвленными.

— Ох, и любишь ты посплетничать, Аннушка, — отмахнулся от нее супруг.

— Да где же здесь сплетни? — наморщила она лоб. — Все как было говорю. Это тебе всякий подтвердит.

— Да я и спрашивать не буду.

— А это уж твое дело. Только за Агриппиной я сейчас пошлю.

— Так уж давно послала бы. А то чешешь языком, душа моя, а дочь тут от боли корчится.

— Отправьте за ней, маман, — прошептала Сашенька. — Скорее…


* * *


Агриппина Максимова была не просто знахаркой. Будучи родом из глухой чувашской деревушки, в Петербурге она получила такую славу, что, пожалуй, только царская семья не обращалась к ней за помощью. Агриппина была потомственной колдуньей. Она переняла секреты матери и бабушки, но не захотела смириться с их участью деревенских ворожеек. Еще в юности она ощутила в себе желание устроить свою жизнь более комфортно и подалась в город.

Вначале, пробуя свои силы, Максимова осваивала маленькие города, где без труда находила клиентов. Людей, надеющихся на чудо, везде предостаточно. Тем более Агриппина действительно обладала тайными знаниями и шарлатанкой не была. Традиции ее рода запрещали излечивать людей за деньги. Но ничто не мешало Агриппине принимать подарки от благодарных клиентов. Знатные дамы щедро одаривали ее. Кто брошку с рубинами преподнесет, кто — браслетик золотой. Что-то она продавала, дабы обеспечить себе безбедное существование, что-то хранила на «черный» день. Хотя исключительная интуиция знахарки и подсказывала, что такого дня в ее жизни не будет. Людям всегда будет необходима помощь в делах сердечных и спасение от хворей.

Поэтому, когда за Агриппиной прислали из дома Микульчиных, она с трудом выкроила время, чтобы нанести им визит. Но пошла потому, что Анна Владимировна всегда была щедра к ней.

Встретив знахарку на пороге, Микульчина заговорила о больном зубе дочери, но Агриппина с первого взгляда поняла, что дело тут вовсе не в этом. Нет, не зуб лишил покоя эту хорошенькую девушку с пылающими щеками.

— Матушка, вы нас оставьте одних, — попросила Агриппина хозяйку, и Анна Владимировна без возражений подчинилась.

Этой женщине Микульчина доверяла, ведь ей и самой не раз доводилось делиться с Агриппиной секретами, которым, не дай Бог, дойти до чужих ушей. Один раз даже от нежелательной беременности пришлось избавляться. Сергей Васильевич, к счастью, так ничего и не заподозрил…

Когда мать вышла из комнаты, Саша принялась разглядывать ворожею с некоторым недоверием: обыкновенная тетка, нескладная, тощая, в какой-то нелепой шляпке. По виду — типичная старая дева. Неужели она способна читать человеческие души? Трудно поверить.

Но, заговорив, Агриппина тут же озадачила девушку.

— Любовь — вот ваша зубная боль, Александра Сергеевна, — без усмешки сказала ворожея.

Сашенька так и отпрянула.

— Откуда вы знаете?

— Милая вы моя! Скольких я девиц и замужних дам лечила от этой болезни, и не пересчитать.

Поднявшись, Саша нервно прохаживалась по комнате, то сжимая, то разжимая руки. Она упорно избегала смотреть Агриппине в лицо. Сашеньке не верилось, что та может видеть ее насквозь и при этом не осуждать. Более того, скользнув по ней взглядом, девушка увидела, что эта загадочная женщина смотрит на нее устало и понимающе.

Агриппина попросила девушку сесть рядом и взяла ее руку. Пальцы у ворожеи оказались неожиданно тонкими, чуткими, как у пианистки. Прикрыв глаза, она чуть наклонила голову вправо, будто прислушивалась к тому, что было скрыто от обычных людей.

— Двое мужчин, — тихо произнесла Агриппина. — К одному тянется душа, к другому тело.

Сашенька даже зажмурилась от стыда, но ворожея произносила слова так бесстрастно, что девушка снова расслабилась.

— Тот, что постарше, любит вас, Александра Сергеевна. Только больно страшится своей любви. Что-то темное у него связано с этим чувством. — Она немного помолчала, будто прислушиваясь, потом уверенно добавила: — Схоронил он свою любовь. Больше у вас, матушка, нет соперниц.

— Соперниц? — удивилась Сашенька. — Да его жена и не была мне соперницей.

— Но могла быть, если б жива осталась. Ведь этот человек в любом случае полюбил бы вас, если б встретил. Только встретиться вряд ли суждено было бы. — Агриппина протяжно вздохнула.

«Переживает она, что ли, за каждого, кому судьбу говорит? — не поверила Саша. — Так ведь изведешься, пожалуй».

Агриппина между тем продолжила:

— А у молодого сердце холодное. Страсти вспыхивают в нем внезапно, а гаснут еще быстрее. Но если зацепит его обида, он может и отомстить.

— У меня пропало одно письмо, — с трудом выговорила Сашенька, опустив голову, хотя Агриппина по-прежнему сидела с закрытыми глазами. — Это очень… личное письмо. Но я не успела его передать…

— Ночью, — перебила ее ворожея. — Он прокрался в ваш дом ночью. Надеялся, что все уже спят… И вы тоже.

Сашенька воскликнула в ужасе:

— Он намеревался овладеть мною сонной?!

— Да уж всяко проснулись бы, поди… Только когда он приблизился к вашей двери, увидел, что свеча горит и вы не спите. Так и стоял за дверью, пока вы писали.

— И видел, куда я спрятала это письмо.

— Какой-то ящик…

Подскочив, девушка прошептала:

— Комод! Да кто же это был? Скажите мне, Бога ради! Скажите скорее!

Агриппина настойчиво схватила ее за руку:

— Он высок, красив, у него густые волосы, он… молод…

— Дмитрий! — Саша упала на стул.

— Имени не скажу, врать не буду. Но пробрался он в ваш дом, одержимый желанием овладеть вами.

— О Боже! — Сашенька зажмурилась от стыда.

Открыв глаза, Агриппина сочувственно улыбнулась и выпустила ее руку.

— Так ведь вы и призывали его, Александра Сергеевна.

— Я? Призывала? Да что вы такое говорите?

— Разве не с ним вы проводили время во снах, предаваясь самым смелым ласкам? Вам хотелось, чтобы то же самое повторилось наяву, и молодой человек распознал ваш зов.

— Не может быть, — прошептала Сашенька растерянно.

— Милая вы моя, чего только не бывает в жизни.

Саша бросилась к ней.

— А что теперь? Что он собирается сделать с этим письмом?

Опять сжав ее руку, Агриппина погрузилась в себя.

— Что сделает — пока трудно сказать. Но сейчас я чувствую в его душе настоящую бурю. Он гневается на вас.

— Гневается…

Голос гадалки набирал мощь, в нем звенела пугающая Сашеньку сила.