Лайза Джуэлл - Третья жена

Он не пригласил Шарлотту в Корнуолл. Сказал, что она слишком занята на работе. Майя обрадовалась возможности как следует пообщаться с Люком. Как ни странно, из всех детей Эдриана она ближе всех сошлась именно с Люком. В летние каникулы он навещал ее по выходным, они вместе ходили по магазинам, болтали по телефону. Почему-то они подружились, как будто находились по одну сторону какого-то непонятного разлома.

Майя не обсуждала с Эдрианом эту дружбу – сама не знала почему. Раз-другой ей даже приходилось врать ему про то, куда и с кем она ходила, когда на самом деле встречалась с Люком в городе, чтобы пропустить рюмочку и пробежаться по магазинам.

Просто в ее положении – а, видит Бог, быть третьей ох как непросто! – необходим кто-то, помогающий выпускать пар. С Сарой пар было не выпустить, потому что она говорила: «А чего ты ожидала, выходя замуж за мужчину с таким багажом?» Малышня, ясное дело, исключалась, а Кэт – Кэт была так мила, так уверена, что все чудесно, что все вокруг купаются в радости! Майя не решалась проткнуть иглой реализма ее большой розовый шар жизнелюбия. Никто лучше Люка не знал ту почву, на которую ступила Майя. Никто не умел ходить по ней так, как он.

Кэролайн погрузила в свой «Ауди-универсал» троих младших и пристегнула их ремнями, две перепачканные собаки уже таращились в заднее окно. Она первой выехала в сторону дома. Майя сидела вместе с Люком на заднем сиденье маленькой машины Сьюзи. Эдриан сел впереди, со Сьюзи. Майя улыбнулась Люку.

– Как дети! – сказала она, имея в виду рассадку.

Люк ответил ей улыбкой. На нем был свитер от Sarah Lund с выпущенном наружу воротником красной рубашки, узкие джинсы и ботинки-«броги». Он вбирал голову в плечи, чтобы на ухабах не стукаться головой о низкий потолок машины.

– Взрослые дети, – подхватил он. – Мутанты-переростки.

Майя с усмешкой уставилась на затылки Эдриана и Сьюзи, на их седеющие волосы и морщинистые шеи. Мама с папой. Она перевела взгляд на руки Люка, лежавшие на сиденье, покрытом жестким чехлом, – юные, с гладкой кожей, не испорченные. У нее возникло желание накрыть его руку своей.

Вместо этого она, отвернувшись, стала смотреть в окно, на зависший над горизонтом огромный солнечный шар, провожавший вместе с ней чудесный осенний день, который затихал, как сладкозвучная симфония.

Люк, резавший свою пиццу с ветчиной и прошутто, с испугом косился на гору спагетти карбонара на тарелке брата.

– Ты намерен все это слопать?

– Может, и нет, – ответил Отис.

Люк наблюдал, как он наклоняется к тарелке и набивает рот. «Мой младший братишка».

По договоренности с отцом он забрал Отиса из школы в 16.30, после занятий в каком-то кружке. Отис беседовал с девочкой своего возраста. В отличие от него, у нее был умный вид, и вообще она производила приятное впечатление. Люк подождал, пока они простятся. Было видно, что она интересуется Отисом гораздо больше, чем он ей. Когда он отошел, она проводила его полным отчаяния взглядом.

Отис, ждавший брата, робко поприветствовал его. Люк тоже ощущал робость, так как не знал, что сказать 12-летнему пареньку. У них не было привычки беседовать подолгу – так, унылые, никуда не ведшие фразы.

– Вкусно? – спросил Люк, когда Отис поднял голову. Его рот был выпачкан пармезаном и соусом. Утвердительно кивнув, Отис потянулся за колой.

– Хочешь попробовать?

– Нет, – ответил Люк, – сам справляйся.

– Ты уверен? Очень вкусно!

– Честно, не хочу. Ешь сам. У меня есть пицца.

Отис кивнул и опять вонзил вилку в спагетти.

– Отец часто водит тебя сюда?

– Угу.

– Как это тебе вообще? Ну, вечера с отцом. Нравятся?

– Ага, – сказал Отис, – нравятся. Это была идея Майи.

– Да, – сухо кивнул Люк. – Как и все остальные хорошие идеи. – Какое-то время они ели молча. – Ты скучаешь по ней? По Майе?

Отис пожал плечами.

– В общем, да. То есть и да, и нет. Понимаешь?

– Как это «и да, и нет»?

– Не знаю… Иногда бывало лучше, когда рядом была Майя. А иногда хуже. Вообще-то это Майя все разрушила, так что…

Люк удивленно посмотрел на Отиса.

– Все разрушила?

– Да, все испортила. Заставила отца уйти из семьи. Так что на самом деле неважно, хорошая она была или плохая, правильно?

– Вот это да! – воскликнул Люк. – Интересно!

– Что тут интересного? – Отис накрутил на вилку целый ком спагетти и отправил его в рот.

Люк отрезал от своей пиццы маленький кусочек и потыкал его вилкой. Он чувствовал, что разговор достиг опасной черты, и не хотел провоцировать Отиса на упрямство.

– Вообще-то ничего. Просто я думал, что вы, все трое, были всем довольны. Вы так спокойно это приняли.

Отис согласно кивнул, потом поднял на Люка глаза и не отвел взгляд.

– Мы были сопляками, – сказал он. – Сами не знали, что чувствуем. В детстве думаешь: вот проснусь – и все это окажется сном. А потом дни идут, ты просыпаешься каждое утро, видишь, что никакой это не сон, и начинаешь понимать, что произошло на самом деле. А к этому времени уже поздно что-то менять.

Люк долго смотрел на брата, не желая ничего ему навязывать.

– А ты? – спросил наконец Отис. – Как ты к этому отнесся?

Люк проглотил кусок и засопел.

– С нами это было так давно! Прямо как в другой жизни. Но вообще-то я чувствовал примерно то же самое, что ты, – что это дурной сон, как будто я что-то натворил и прогнал отца. Твоя мать вроде как поступила хорошо, подарив моему отцу счастье, и одновременно плохо, отняв его у нас. Вот такие смешанные чувства.

– А теперь что ты чувствуешь? Когда стал взрослым?

Люк предпочел бы соврать, но, посмотрев на брата, увидел все то, чего раньше не замечал, потому что толком не смотрел: изменившуюся форму носа – уже не бесформенную нашлепку, а нечто похожее на родительские носы; ввалившиеся щеки с россыпью прыщей; торс, отдаленно напоминающий треугольник; размер ладоней – не меньше, чем у самого Люка. Это уже был наполовину мужчина, даже больше, чем наполовину.

– Если честно, у меня до сих пор не прошел гнев, – начал Люк. – Я по-прежнему считаю, что он не должен был уходить от нас. Что он плохо с нами поступил. Но с отцом трудно воевать, уж больно он хороший. Приходится озираться в поисках того, на кого навьючить всю вину. Я долго обвинял свою мать. Потом – вас.

– Нас? – удивился Отис, вскинув черные брови. – Ты про нас, детей?

– Да. Знаю, это смешно. Но я думал, что, не будь детей, он бы мог к нам вернуться. Все это казалось мне сплошной несправедливостью: мы приезжаем, в конце выходных уезжаем, а вы все остаетесь. С отцом. К тому же в таком чудесном доме, в центре Лондона. Получалось, что все вы – часть прекрасного фантастического мира. А мы – какие-то бедные родственники.

– Ты по-прежнему нас винишь? – спросил Отис, все так же глядя Люку прямо в глаза.

– Нет, – сказал Люк. – Вернее, так: стараюсь не винить. Вас не надо винить. Очевидно ведь, что вы не виноваты. Но у меня до сих пор есть чувство… – Люк осекся, одернув себя. – Нет, – сказал он, помолчав. – Я больше вас не осуждаю. Нет.

Отис кивнул и опять занялся едой.

– Что с тобой тогда стряслось? – спросил его Люк, немного выждав. – Пару дней назад. Когда ты школу прогулял? Когда сидел на скамейке? Это связано с той девочкой? – Он хотел придать своему тону игривость, но получилось как на допросе.

– С какой девочкой? – изумился Отис, громко стуча ложкой по тарелке.

– Ну, с той, с которой ты беседовал после школы.

– Что?.. – Отис явно смешался.

– Шатенка, волосы узлом, стройные ножки.

Отис наморщил лоб.

– Сиенна?

Люк рассмеялся.

– Не знаю ее имени, но вид у нее был такой, как будто она к тебе очень неравнодушна.

Отис махнул рукой.

– Нет, она ни при чем.

– Тогда в чем было дело?

– Когда?

– Я о прогуле. Если дело не в той девчонке, то в чем?

Отис, вылавливая вилкой кусочки ветчины из соуса, грубо буркнул:

– Ни в чем. Просто… Не хотелось в школу, и все.

– Отец говорит, что ты неплохо учишься.

– Да, неплохо. Но это не значит, что я хочу находиться там все время.

– У тебя есть хорошие друзья?

Отис, стиснув зубы, продолжил охоту на ветчину, и Люк понял, что разговор не клеится.

– Наверное.

Люк со вздохом отложил приборы.

– Послушай, Отис, я знаю, брат из меня был никудышный, особенно после смерти Майи. Мы с тобой стали друг другу чужими. Но больше так не будет. Теперь я рядом. Знай, ты всегда можешь со мной поговорить, если захочешь. Мы всегда можем это повторить. – Он указал на стол, обвел рукой ресторан. – Когда захочешь.

Отис приподнял плечи и издал неотчетливый звук, выражавший некоторую заинтересованность.

– Ладно. – Он собрал остатки спагетти на дальней стороне тарелки и откинулся на спинку стула. – Люк, кто, по-твоему, писал Майе эти письма?

Люк вздрогнул. Он не знал, что Отис знает про письма.

– Не знаю. Какой-то больной.

– Ты думаешь… – Отис помялся. – Ты думаешь, это кто-то из наших?

– Нет, – сказал Люк. – Ни в коем случае. – Он уставился в пол, чтобы Отис не увидел в его глазах сомнение. – Этого не может быть.

Эдриан проводил выходные в Айлингтоне. Он пришел накануне, чтобы посмотреть вместе со всеми церемонию открытия Олимпиады.

Вся семья завороженно сидела перед плоским телеэкраном. Эдриан, Перл, Отис и Бью устроились на большом диване, Кэт – в одном кресле, Кэролайн с собакой на коленях – в другом, Люк – по-турецки на полу, с джином-тоником в руке.

Эдриан подумал, что, будь Майя жива, он был бы сейчас с ней вдвоем в маленькой квартирке. Люк и Кэт остались бы в Хоу. Кэролайн сидела бы здесь одна с тремя детьми. Эдриану было больно думать, что смерть Майи улучшила его положение, но, сидя здесь этим серым летним вечером и наблюдая по телевизору за потрясающим зрелищем в обществе родных, он не мог не задать себе вопрос, почему когда-то решил, что жизнь способна даровать радость больше этой. По мере того как реальная, объемная Майя покидала со временем его сознание, он все чаще ловил себя на неприятном чувстве, что последние несколько лет отворачивался от подлинной жизни. Что Майя была сном, которому теперь наступил конец.