– Андрюша, мне страшно. – Лиза пожаловалась бросившему ее мужу, словно он был ее другом или братом.

– Мне тоже не по себе, – кивнул Андрей.

– А тебе-то почему?

– Ну, я тоже лишаюсь всего привычного…

– Всего лишь привычного?

– Нет, конечно, – спокойно ответил бывший муж, а Лиза отметила, что другой на его месте обязательно бы изобразил обиду.

– И что же делать?

– Сейчас пока ничего. Только постараться понять друг друга.

– Я тебя понимаю. Поэтому ничего и не спрашиваю.

– Ты – удивительная, и это не комплимент, это осознание того прошлого, которое связано с тобой.

– Прошлое? – опять не удержалась Лиза.

– Нет, будущее тоже есть, но оно совсем другое. Мне так кажется.

– Какое же?

– Главное, что я хочу тебе сказать, – я буду всегда рядом. В другом качестве, но рядом. В любой момент – набирай мой телефон. То, что это касается и Ксении, я даже и говорить не считаю нужным.

– А как же там? Там – не будут ревновать?

– Это совсем другое. И, надеюсь, там – поймут. Нет – это уже не моя проблема. Лиза, – Андрей взял ее за руку, – я чувствую вину, но я не стараюсь ее загладить этаким благородством. Я просто понимаю, что жить без прошлого невозможно, а потому надо относиться к нему порядочно. Мне это легко, поскольку я поступаю совершенно искренне. Ты – родной для меня человек. А о родных надо заботиться.

– Так странно, но я тоже не могу на тебя злиться…

– Мы хорошо жили. У нас отличная дочь. Почему мы должны стать врагами? Наше прошлое много весит. И, как балласт, его не скинешь.

– Ты звони мне, ладно?

– Обязательно. А завтра даже приеду. Ксюшу повидать.

– Не получится. Она у мамы. Мне дано несколько дней, чтобы навести порядок в доме, в голове и в чувствах. У меня, как мне дали понять, начинается тяжелая жизнь.

– С чего это?

– Разведенная мать…

– И что?

– Сама не знаю…

– Вот именно. Завтра я заберу Ксению, и мы приедем к тебе. Пойдем куда-нибудь…

– Тебе не страшно будет встретиться с бывшей тещей? И потом, ты и вправду так все время будешь вести себя? – задала Лиза наивный вопрос.

– Нет, конечно. Все время так не получится. Ведь я работаю, могу быть занятым, могу заболеть… Все время так не получится, но большую часть – да. Это я могу обещать тебе.

Лиза улыбнулась. У Андрея было изумительное качество – он умел обещать и умел сдерживать свои обещания. Она это знала очень хорошо.

– Проводишь меня?

– Спрашиваешь. До самых дверей. А потом еще позвоню, пожелаю спокойной ночи.

– Жаль, сейчас еще светло…

– Почему – жаль?

– Нимб над твоей головой не виден…

Они оба рассмеялись. Так Лиза окончательно поверила в то, что от нее ушел муж, и так она убедилась в том, что жизни после развода пугаться совершенно не стоит.


Работа у Лизы была нервная. Поликлиническое отделение детской больницы обслуживало население близлежащих районов и оказывало консультационные услуги. В последние годы педиатров не хватало, и подчас один врач работал сразу на нескольких участках. Лиза относилась к этому с пониманием – в конце концов, педиатр – это не стоматолог и не косметолог, чьи услуги не только востребованы, но и хорошо оплачиваются. В педиатрах нуждаются все, но платят им совсем немного, а подработать частной практикой не у всех получается. Вот и Лиза тоже, отработав дежурство и отбегав по вызовам, порой еле держалась на ногах. Правда, в хорошую погоду пройтись по улицам старой Москвы было и приятно, и полезно, но в детском саду ее ждала дочка, а дома – ворох безотлагательной работы. Уставала она сильно, но никому не жаловалась – боялась, что опять начнутся упреки в том, что не пошла заниматься научной работой, что «проворонила» мужа, что «нельзя быть такой безотказной». Лиза действительно охотно подменяла коллег, если те об этом ее просили. Иногда Ксюшу забирали бабушка с дедушкой, в эти «свободные» дни Лиза немного отсыпалась и пыталась впрок наготовить еды – сэкономленное время можно было посвятить дочери. К вечеру такого дня Лиза начинала маяться и звонить матери:

– Ну, я выезжаю за Ксюшей?

На том конце провода слышались веселые голоса деда и внучки, а в трубку строго отвечала Элалия Павловна:

– Ну, что ты будешь выезжать?! Пусть они с дедом сходят еще на Красную площадь, потом мороженого поедят. Кстати, придут Смирнитские, хочу, чтобы Любовь Дмитриевна послушала ее. У ребенка способности к пению.

Лиза пыталась сопротивляться, объяснить, что у нее впереди трудная неделя, времени будет мало и ей лучше сейчас побыть с дочкой, но Элалия Павловна была непреклонна:

– Что она у тебя там будет делать? Ты опять будешь заниматься чем угодно, только не ребенком.


Жизнь Лизы и впрямь стала сложной, но не ужасно-трагичной, как о том предупреждала Элалия Павловна. Бывший муж появлялся часто – он проводил время с дочерью, привозил продукты, иногда оставлял деньги Лизе. На развод они не подавали, словно молча сговорились обойти этот непростой юридический шаг. Элалия Павловна несколько раз спрашивала дочь:

– Я что-то не пойму, уйти – ушел, а довести дело до конца – не хочет?! Боится, что ли?!

– Чего же он может бояться? – удивлялась Лиза.

– Ну, как! Не придется ко двору на новом месте – вернется к тебе. Как на запасной аэродром.

– Ой, мам! – отмахивалась Лиза, а сама потом представляла себе, как Андрей возвращается к ней с сумками, она его долго не пускает, потом ставит условия, а потом, выдержав нужную паузу, объясняется с ним и все прощает. Потом… Дальше Лиза уже не мечтала, поскольку боялась, что мечты заведут слишком далеко. Официального развода Лиза опасалась больше всего. Пока они просто разъехались, и при этом довольно цивилизованно, жила надежда, что совершенные ошибки могут быть исправлены.

– В этих вопросах нужна определенность.

Ты очень скоро это поймешь. Не позволяй себе морочить голову. Ушел, значит – все! – сердилась Элалия Павловна. Лиза отмалчивалась и каждый раз вздрагивала, когда звонил Андрей. Ей все казалось, что этот самый момент настал и официальный развод неизбежен. Но бывший муж молчал.


Любое расставание, особенно развод – это прежде всего вынужденная праздность одиночества. Только что твоя жизнь состояла из работы, воспитания ребенка, домашних дел. Последние были многообразны, тяжелы и иногда бесполезны. Без них запросто можно было прожить. Твой муж не любил пироги с капустой.

– Ну, съешь хоть кусочек, – приставала ты к нему, уставив все кухонные плоскости тарелками с румяной выпечкой. Приставала, впрочем, не очень настойчиво. Главное, ради чего это все было затеяно, уже свершилось – ты доказала, что ты – отличная хозяйка. Ты упрямо пекла их, потому что тебе нравился процесс, тебе хотелось отвлечься, самоутвердиться, потому что твоя подруга позавчера пекла точно такие, но у тебя они «все равно получаются лучше», и, в конце концов, ты сама их любила и даже съела половинку пирожка. Много нельзя, диета все-таки! Тогда какого черта ты навела огромную кастрюлю квашни?! Ради кого и ради чего?! А так просто! Ты же все-таки замужняя женщина! С уходом мужа все эти «ритуальные танцы» потеряли смысл. И появилось время. Время, которое принадлежало теперь только тебе, а тот, второй, что был рядом с тобой или маячил где-то на периферии семейной географии, даже символически с тобой его не разделит. Время и душевная праздность – вот самое страшное последствие расставания.

В этой новой жизни Лизу спасала рутина – все те каждодневные дела, которые отнимали уйму времени и сил, точно так же заполняли ее сутки. Бесполезные пироги, пересадка комнатных растений, новые занавески – в этом не было особой необходимости, но она все это делала, не задаваясь вредными вопросами. «Я это делала раньше – я это буду делать и теперь! В моей жизни ничего не поменялось!» – эту фразу Лиза Чердынцева могла бы выбить на своем гербе.

Привычные дела и чувство долга не позволяли ей долго думать о происшедшем и уж очень сильно себя пожалеть. «Все так же, только меньше белья загружаю в стиральную машину и пользуюсь кастрюлями меньшего объема!» – шутила про себя Лиза. Каждое утро она отводила Ксюшу в садик, который находился на полпути к метро, затем доезжала до «Маяковки» и оттуда пешком шла на работу. Там, в глубине, стоял кирпичный двухэтажный корпус детской поликлиники. На вызовы Лиза любила ходить в первой половине дня – когда не было еще усталости, с двух часов она вела прием больных в своем кабинете.

За все это время она ни разу не попыталась выяснить отношения с Андреем. Он звонил, она иногда звонила. Они говорили о дочери, строили планы, немного интересовались делами друг друга. Эти разговоры были частыми, долгими и даже немного странными для расставшихся супругов. В этих разговорах не было обид, намеков, ехидной многозначительности, – всего того, от чего не могут отказаться брошенные женщины. Вряд ли мужчины способны в полной мере это оценить, но почувствовать благодарность они могут. В отношении Андрея к бывшей жене появилась трогательная забота.

В поликлинике Лиза особенно много не общалась. В женском коллективе были популярны разговоры про мужей – вечные жалобы на их лень, необязательность и непостоянство. Лизе все время казалось, что она находится в секте мужененавистниц. «Зачем только они замуж выходили! – удивлялась она про себя. – Меня мой Андрей никогда не раздражал. Я всегда была всем довольна!» В этих ее воспоминаниях о совместной жизни практически не было преувеличения – она никогда не «пилила» мужа, никогда не обсуждала его с подругами и всегда старалась оправдать.

Ее день заканчивался иногда в девять часов – в восемь вечера она еще принимала пациентов. В такие дни дочка, если не находилась у бабушки с дедушкой, дожидалась ее у соседки. Соседка была хорошая, спокойная, к тому же давно заметившая, что Андрей почти не появляется дома.

– Не торопись, я ее и покормлю, и книжки мы с ней почитаем, – успокаивала соседка Лизу. Та благодарила, но успокаивалась только тогда, когда закрывала за собой дверь и оказывалась с дочкой в своем доме. В эти минуты мир приобретал очертания, границы, наполнялся теплом. Им было хорошо вдвоем – в этом уютном пространстве, и казалось, что ничего страшного не случилось и не случится.