– Елена Валерьевна? – Лиза почувствовала, как у нее внутри все задрожало. – Извините, пожалуйста, за беспокойство.

– А кто вы?

– Меня зовут Елизавета Чердынцева. Мне нужна ваша помощь.

– Чем я вам могу помочь?

– Нет, мы с вами не знакомы. И не могли видеться раньше. Я ваш телефон узнала… – Тут Лиза замялась.

– Понятно, в Интернете. Вы – не первая.

– Простите еще раз. Я хотела бы вам одну вещь показать.

– То есть вам нужна экспертиза?

– Да, но у меня нет денег, чтобы ее оплатить. Может, вы просто посмотрите эту вещь? Просто на словах скажете, что это такое? Мне никаких бумаг не надо. Я и продавать-то ее не хочу.

– А зачем тогда экспертиза?

– Понимаете, мне кажется, что…

– Вам кажется, что у вас сокровище. Это всем кажется, а на деле выясняется, что черепок черепком.

– Ну, у меня – не черепок. – Лиза вспомнила, как ее уговаривали в аукционном доме.

– Знамо дело, – в голосе собеседницы послышалась насмешка. – У меня сейчас такой сложный момент…

– Я знаю, вы делаете справочник, мне в музее сказали.

– Вот то-то и оно. Ни минуты.

– Я вас очень прошу, хотя и понимаю, что таких, как я, полно и все просят.

– Да, именно так. Ладно, Елизавета Чердынцева, приезжайте ко мне домой. В виде исключения я посмотрю ваш «предмет». Кстати, что это все-таки?

– Тарелка. Обычная тарелка.

– Тарелка? Ну, тарелки бывают разными… Ну ладно, привозите. Завтра. Утром. Я посмотрю. Пишите адрес.


Тартаковская Елена Валерьевна была легендарной личностью не только в мире коллекционеров. Ее знали все музейные работники, журналисты, реставраторы, художники, декораторы всех без исключения крупных киностудий, телевизионщики и следователи прокуратуры. Последние особенно дорожили отношениями с ней: обширные познания и феноменальная память позволяли Елене Валерьевне определить ценность и историю предмета с первого взгляда. Она могла назвать год изготовления, мануфактуру, возможных владельцев, музей хранения и еще много чего интересного.

– Вас надо ввести в наш штат и наградить нашей профессиональной наградой, – уже несколько лет подряд твердил большой начальник того самого подразделения, которое занималось выявлением фактов хищений и подделки культурных ценностей.

– Спасибо, – отвечала Елена Валерьевна и мысленно открещивалась от подобной почетной участи. Она не была публичным человеком, ей нравилось копаться в архивах уже не существующих фарфоровых мануфактур, рассматривать уцелевшие чашки, статуэки, вазы и тарелки, описывать их. Ей нравилась тихая кропотливая работа наедине с прекрасными образцами, но судьба складывалась так, что именно она оказывалась в гуще самых ярких событий антикварного мира.

Все началось достаточно давно, когда молодой специалист Тартаковская пришла на работу в один из крупнейших музеев страны. Она скромно сидела в уголочке за своим столом, и поручали ей в лучшем случае описывать современные поступления – похожие друг на друга чайные комплекты и унылые однообразные вазы.

– Ничего, Леночка, ты еще успеешь и кузнецовский фарфор описать, и статуэтки Миклашевского, – говорили ей старшие товарищи.

Леночка вздыхала – ничего интересного пока в ее работе не было. Впрочем, в один прекрасный день все изменилось, и Елена Валерьевна именно тогда свято поверила в предчувствия, предзнаменования, интуицию и обширные познания.

В тот день на работу в музей все пришли поздно. Была зима, снега выпало много, улицы чистили тогда плохо, а потому наледи и склизкая снежная каша мешала и транспорту, и людям.

– Так, для начала надо чай заварить. – Эту фразу произнесли почти в один голос. Женский коллектив отдела имел свои традиции – утреннее чаепитие, эти двадцать минут спокойствия и плавного перехода от домашней суматохи, тяжелой езды в переполненном транспорте к сосредоточенной тишине музейного труда. Только закипел чайник, только на блюдечко высыпали чуть раскрошившееся круглое печенье, только в вазочку положили конфеты, как открылась дверь и на пороге отдела показался директор. От неожиданности – пить чай в рабочее время вроде никто не запрещал, но и не поощрял тоже – сотрудницы даже не поздоровались. Директор на это внимания не обратил, как и на утреннее пиршество.

– Так, у нас, возможно, новое поступление. Закупка, думаю, уникальная, надо внимательно все посмотреть, оценить… Ну, словом, все как полагается… Пройдемте ко мне – предметы у меня в кабинете.

Через десять минут отдел собрался вокруг длинного стола, где обычно проводились совещания. На столе, на белоснежной простыне, стояли большие фарфоровые тарелки. Каждая из них имела свой рисунок. Молодой специалист Тартаковская ахнула про себя – она никогда не могла себе представить, что увидит сразу в таком количестве агитационный фарфор. Тот самый, за которым гоняются все, без исключения, коллекционеры, который стараются заполучить музеи, выставки которого пользуются огромным успехом. Этот фарфор создавался в очень короткий период – всего несколько лет после революции, и расписывался знаменитыми художниками.

– Это просто невероятно! – хором воскликнули сразу несколько человек.

– Да, и все из одних рук. Уж не знаю происхождение, но… Человек принес приличный. Прошу, давайте посмотрим предметы. Только – внимательно, деньги музей заплатит за это богатство просто невероятные.

– Так оно этого стоит, – скорее машинально, чем осознанно, произнесла молодой специалист Тартаковская. Впрочем, этой вольности никто не заметил – все были поглощены изучением предметов. Лупы, чтобы рассмотреть рисунок и клейма, линейки, чтобы уточнить размеры – они должны совпадать с принятыми размерами Императорской фарфоровой мануфактуры, точные электронные весы – вес тарелок был тоже унифицирован, справочники, альбомы с фотографиями клейм – все пошло в ход. Через два часа, когда каждая тарелка была измерена, взвешена, по ней постучали карандашиком и послушали звенящий звук, когда сличили клейма, сопоставили с описанием в профессиональной литературе рисунки, когда посветили специальными лучами на краску и выяснили, что все изображения имеют один возраст, музейные работники вздохнули с облегчением и радостью. Нет ничего важнее и приятнее для специалиста, чем ценное поступление в коллекцию.

– И сколько же заплатят за это богатство владельцу? – позволила себе задать вопрос заведующая отделом фарфора.

– И не спрашивайте, – отмахнулся директор. – Но делать нечего – вещи уникальные.

– Да, – согласились все без исключения сотрудницы.

– Так, сейчас приглашу заведующего отделом учета фондов, сделаем описание и будем оформлять. Молодой человек страшно торопится – деньги нужны, покупает что-то он. – Директор в возбуждении прошел по кабинету и вдруг предложил в нарушение всех инструкций и правил: – По капельке коньяка, дамы? Такое ведь раз в сто лет случается. Чтобы такие предметы одного периода, почти погодичные, пришли в один момент. Это такая удача! Давайте отметим!

Директор открыл шкафчик, достал дорогой коньяк, рюмки, разлил напиток.

– Поздравляю всех с ценным приобретением! – Директор поднял свою рюмку. – И выпьем за нас, людей, для которых покупка предмета для экспозиции важнее, чем покупка в свою собственную квартиру.

Присутствующие согласно закивали и выпили коньяк. Тартаковская выпила вместе со всеми – действительно, это было событие. Она не могла отвести взгляда от фарфоровой роскоши, разложенной на длинном столе. Все, о чем она читала в учебниках, монографиях и справочниках, лежало сейчас перед ней. Лозунги, написанные характерным шрифтом, серп, молот, профили вождей, колосья, знамена, звезды – все это сейчас превратилось в панораму, о которой и помыслить было нельзя. Найти одну такую тарелку, подлинную, было редкой удачей, но чтобы столько…

– Говорит, семья собирала. Еще в те года… Ну и понимали, что хранить надо, как следует… Обратите внимание, почти никаких дефектов. Только несколько сколов на двух или трех тарелках, ну, немного краска потертая. – Директор от выпитого коньяка покраснел и заговорил громче. – Представляете, приносит он эту самую спортивную сумку. Страшную такую, грязную, ставит ее на стол. Я ему чуть не сказал, что, мол, у нас этом столе раритеты стоят, а вы… А он тут и достает первую тарелку, вот ту с осенними листьями и серпами. Ну я и промолчал… Господи, вот это удача! Теперь надо готовиться к интервью, отдел по внешним связям пусть релиз выпустит, такой внушительный!

Елена Валерьевна обошла вокруг стола, еще раз подивилась белизне фарфора и подумала, что на Императорском заводе фарфоровые массы делали уникальные – то с кремовым оттенком, то с голубоватым. А этот вообще какой-то молочный, почти полупрозрачный. Не характерный, редкий. Тартаковская не удержалась и еще раз взяла в руки одну из тарелок, поднесла близко к глазам, пригляделась к рисунку, перевернула, посмотрела великолепное, не вызывающее никакого сомнения клеймо, а потом чуть подняла тарелку над головой, под небольшим углом – так, чтобы свет падал не прямо, а скользил по поверхности.

– Это подделка. А использовали японские тарелки. – Голос молодого специалиста Тартаковской прозвучал громко и уверенно. Присутствующие обернулись к ней, кто-то рассмеялся.

– Не смейтесь – это подделка. И доказать это легко. Смотрите. – Елена Валерьевна проделала тот же самый фокус – взяла уже другую тарелку, приподняла и позволила лучу света упасть по касательной. В этом ракурсе все увидели округлое затемнение прямо в «тесте», то есть в самом фарфоре.

– Все очень просто. Это старый японский фарфор. Тех времен – начало двадцатого века. Но клеймо японцы ставили хитрое, словно тень между «тестом» и глазурью, до конца вывести его невозможно. Они, конечно на это место нужные клейма поставили, но на просвет, в определенном ракурсе, все видно.

Елена Валерьевна взяла в руки следующую тарелку и увидела ту же самую картину.

– Кстати, этот фарфор тоже очень старый и тоже дорого стоит, но не столько, сколько агитационный.