Великий модельер похлопал Ивана по плечу, радостно хохотнул, снова поцеловал Андре в щеку – и пошел в сопровождении группы администраторов и организаторов, отдавая им по пути какие-то указания, кивая на Ивана, на Андре, тыкая пальцем в бумаги…

У Ивана голова пошла кругом.

 Четыре дня назад он был второсортным театральным актером, которому выпало счастье пройти кастинг в американо-русский боевик. И уже это казалось высотой, победой, удачей. А потом вдруг появился Андре, и все закрутилось в таком карусельном темпе, с такой ураганной силой, что мужчина не успевал привыкать к новым обстоятельствам, не успел примеривать на себя образы: из актера вдруг – фотограф показа самого Джерматти! Но не успел он все это осмыслить, как вдруг сам оказался моделью Джерматти. И все это – в четыре дня. Новая страна, совсем новое амплуа, новые эмоции личного характера… все изменилось СРАЗУ. Не постепенно, давая привыкнуть и разобраться, а – одномоментно. По щелчку пальцев.

Одно Иван понимал: такая карта выпадает человеку один раз в жизни. Да и то, далеко не каждому выпадает! И он был бы дураком, если бы не поехал из Петербурга с Андре. И был бы вдвойне дураком, если бы сейчас отказался.

– Ну что, дорогой, придется учить тебя ходить, – серьезно сказал Андре, поворачиваясь к нему, – я, если честно, не ожидал. Я думал, Джон упадет к твоим ногам, да, будет тебя вожделеть, но чтобы он… вот так, внезапно, за день до показа, пригласил ходить незнакомого ему человека – это сенсация. Такого не было никогда. Я поражен. Видишь, как ты недооцениваешь себя? Сам Джерматти, считай, предложил тебе руку и сердце. Не напрягайся, я шучу, но он действительно совершил нечто ему не свойственное. Ты ведь не модель. Он не видел, как ты ходишь. И вдруг… да, Ваня. Вот это поворот… не зря, не зря я придумал всю эту поездку!

Андре довольно улыбался, и Иван тоже начал постепенно расслабляться. Первый шок прошел, и теперь он судорожно думал: а вдруг он ошибется? Он ведь и правда не умеет ходить, не знает, где вставать, куда поворачивать, с какой скоростью идти и вообще, вдруг на него наденут какое-нибудь нелепое платье?

– На меня наденут платье? – вслух сказал он опасливо.

– Нет, тебе же предложили мужскую коллекцию… не переживай, ты сегодня увидишь то, что на тебя наденут. Пора уже, наконец, увидеть нашу с тобой теперь совместную кухню. Пойдем, я покажу тебе изнанку подиума.

Они пересекли холл, вышли в огромное помещение с белыми стенами и стульями вдоль взлетно-посадочной полосы, как показалось Ивану. И прямо по этой взлетно-посадочной полосе и пошел Андре к проему в стене, который сначала Иван не заметил.

– Вот, собственно, подиум, где мы будем ходить. Выходить мы будем вот оттуда, вдоль зрителей, вот до этой точки – видишь, там камера? – и обратно. Ну, это тебе еще администратор покажет. Кстати, мужские коллекции нужно показывать так. Смотри.

Андре остановился, нацепил очки, небрежно завернул волосы в узел, развернул плечи – и вдруг пошел совершенно мужской, свободной мужской походкой. Юбка смотрелась на нем теперь так же, как если бы она была надета на Иване. Корпус слегка покачивался, лицо лишилось мягких женских черт, руки были задвинуты в карманы куртки…

Иван смотрел на метаморфозу и понимал: все это время, выходит, Андре все-таки играл для него, Ивана, девочку? Ходил, как девочка, носил юбочки, красил глаза, и вот только сейчас он – тот самый Андре Митчелл, который – мужчина?

Сейчас бы Иван не назвал его женственным и воздушным. Перед ним шел уверенный в себе, настоящий мужчина. Тонкий, но сильный, как стальной прут. Плечи стали широкими, движения по-мужски угловатыми, даже ноги – те самые ноги, которые вызывали у Ивана постоянный дыхательный коллапс – сейчас стали мужскими! Мужскими, мускулистыми ногами…

– Понятно? Попробуй теперь ты, – остановился у камеры Андре, поднял руку, раскрутил волосы, встряхнул головой – и снова на подиуме появилась прелестная хрупкая девушка, с пухлыми мягкими губами и нежной линией шеи.

Иван откашлялся, сконцентрировался… встал спиной к Андре – лишь бы не отвлекаться! – и попробовал точно так же развернуть плечи, расслабиться и пойти вперед свободной мужской походкой.

Он использовал всю свою силу воли, чтобы отключить мозг и оставить только одну мысль: он идет. По подиуму.

Надо дойти до конца и повернуть.

Не напрягаться.

Не опускать голову.

Не кривиться.

Не сбиваться с внутреннего ритма и темпа.

Руки в карманы.

Не отвлекаться.

Дошел.

Остановился, шаг в сторону – как показывал Андре – поворот, немножко запаздывает голова, словно он продолжает смотреть на публику через плечо.

Пошел обратно. Теперь – к Андре.

Он стоит у камеры, пристукивает в такт Ивановым шагам ногой в сапоге, кивает головой.

Идем, идем, не сбиваемся.

Какой он длинный, черт возьми, этот подиум!

 Так и заносит куда-нибудь влево или вправо, того и гляди шаги станут неровными… но нет. Выучка ГИТИСа и шесть лет в театре, где каждый день на сцене надо было думать о плавности движений, где иногда приходилось танцевать, где иногда он с удовольствием занимался в классе у станка – тело все это помнило. Помнило и выдало.

– Отлично, Ваня! – Андре даже в ладоши захлопал, когда Иван дошел до него, – ты прирожденная модель! Ты сразу уловил все, что я тебе показал! У тебя получается этак лениво, небрежно и при этом повелительно. Как тигр, обманчиво безразлично гуляющий вокруг антилопы. Просто здорово! Непринужденно, без напряженности! Если ты точно так же пройдешься на репетиции перед Джерматти, тебе обеспечена работа у него и в следующем показе!  Ты просто молодец!

Парень чмокнул Ивана в щеку, а тот смотрел на него, все еще не в силах сбросить впечатление от увиденного мужчины – как там сказал сам Андре? Как тигр, безразлично гуляющий вокруг антилопы? Сам Андре тоже был тем самым обманчиво ленивым тигром, и теперь у Ивана раздваивалось сознание: он снова видел перед собой Андре воздушного, красивого, женственного, но в памяти тавром отпечатались эти уходящие по подиуму плечи уверенного в себе мужчины.

– Что с тобой? – наконец, Андре перестал нахваливать Ивановы заслуги и обратил внимание, что Иван молча смотрит на него.

– Можно я спрошу… вот то, что ты показал на подиуме… это и есть – настоящий ты?

Андре посерьезнел.

– Ах, вот оно в чем дело… Да, это мужчина Андре Митчелл. Он появляется на подиуме, для мужских костюмов. Послушай… я не играю с тобой, Ваня. На подиуме я могу быть женщиной, могу быть мужчиной. Могу быть брутальным самцом, могу быть воздушной балериной. Но это – на подиуме. А в жизни я такой, какого ты видел все эти дни. Мне бы не пришло в голову спрашивать у тебя, не носишь ли ты в обычной жизни тот ошейник из спектакля, где ты играешь римского легионера, понимаешь? Это – роль. Настоящего меня ты видел все эти четыре дня. Все остальное – утрированно, и для подиума. Я ответил на твой вопрос?

– Ответил, – Иван кивнул, но внутри что-то грызло, грызло, ныло, как зуб, мешало облегченно выдохнуть. Андре посмотрел на него повнимательнее и вдруг сказал обреченно:

– Я понял. Это как раз то, о чем я говорил тебе, и чего боялся. Ты наконец-то увидел во мне мужчину, Ваня. Ты больше не захочешь брать меня за руку и укрывать пледом.

– Глупость какая, – передернул плечами Иван, где-то внутри себя с ужасом понимая, что это может оказаться правдой, – я отвечу тебе теми же словами: я не играю с тобой. Я такой, какой есть. И перестань уже ждать от меня чего-то подлого.

– Ты хороший артист, я знаю, но сейчас я тебе почему-то не верю.– Андре усмехнулся и кивнул, – ОК, не будем больше об этом. Пойдем за кулисы, наконец. Администраторы уже, наверное, приготовили наши расстановки, порядок и фотографии образов.  Ах, да… я же должен рассказать тебе, что все это такое… ну, начнем модельный урок…

3.

Андре говорил красиво, образно, объяснял очень толково, и вскоре Иван перестал пугаться непонятных ему слов. «Модельный урок» проходил за кулисами подиумного пространства, в вытянутой, как кишка, узкой комнатке с зеркалами и гримировальными столиками по одной стороне и вешалками с костюмами по другой. Потихоньку подтягивались люди – свысока посматривали девушки томного вида, худые и еще более непривлекательные без косметики; парни с видом победителей поигрывали мускулами и переговаривались о чем-то своем, заговорщически смеясь; раскладывали свои чемоданчики стилисты и визажисты, косясь на Андре и его ученика;  все так же суетились распорядители с рациями, все время кому-то звоня и что-то уточняя;  организаторы шуршали пакетами с костюмами, развешивая на них листы бумаги; начинали потихоньку проникать в святая святых и журналисты – парочка фотографов, по крайней мере, точно появилась, пока еще не рискуя подходить к эпицентру активности и делая фотографии откуда-то издалека…

Гримерка начинала шуметь, оживать, суетиться, и это было уже более близко и понятно Ивану. Увидев, что мужчина уже немного вник в тему, Андре передал его с рук на руки темнокожей девочке-администратору, и убежал куда-то с организаторами.

Иван же с помощью девочки нашел одежду, которую ему предстояло надеть (по счастью, это оказался мужской костюм – странной формы пиджак и брюки в обтяжку, без рубашки и жилета), примерил, девочка Кристи нацарапала какие-то пометки на листе бумаги, прикрепленном к костюму… Наверное, бедной Кристи сказали, что Иван – очень важная персона (или она просто видела, как сам Андре Митчелл нянчился с Иваном), и она старалась изо всех сил, посверкивая темными глазами и немножко испуганно перелетая с места на место. Подобрали обувь – Иванова размера не было, и ему с трудом нашли на один больше; тут же подоспел странноватого вида субъект огромным красным бантом на блузе, который долго вертел и со всех сторон осматривал Иваново лицо, крутил туда-сюда волосы, пробовал пудру и оттенок тона…