— Ты не ответила.

— Я неуклюжая и неловкая с чужими, — сказала я и попробовала изловчиться и выдернуть руку. "И там будет Лина", — добавила я про себя.

— Стоять, — тихо, но повелительно сказал он. — Пока не ответишь, не отпущу!

Ах так… Я нагнулась и мягко обхватила губами его ухо. И снова подула тёплым дыханием. Дрожь по его телу ощутила даже я. Выдернула из ослабевших пальцев ладонь.

Тяжёлое дыхание он успокоил быстро. Снова повернул голову в сторону и туда же спросил:

— Ну так как? Кроме чужих там, вообще-то, ещё и я буду. Хочешь обидеть именинника, проигнорировав его?

За его спиной я изобразила тяжёлый и громкий вздох.

— Слышал? Приду уж.

— Ой спасибо за снисходительность! — шутовски коротко поклонился он опять в сторону. А выпрямившись, велел: — Завтра выдам сумму на дресс-код, поедешь по магазинам и купишь себе то, что нужно. Если что — мама подскажет, что покупать.

— Подожди-подожди! — заторопилась я, ошарашенная его безапелляционным напором. — Что ты имеешь в виду под дресс-кодом?

— Под дресс-кодом я имею в виду тряпки для вечернего приёма, — ледяным тоном высказался Сергей и наклонился было над клавиатурой. Но, пока я задыхалась от возмущения и не могла найти нужных слов, чтобы его выразить, он полностью развернул ко мне кресло и спросил: — А ты какую-нибудь бижутерию носишь? Ну, бусы там, кольца?

— С блестяшками я как сорока, — задумалась я. — Я могу всего накупить, но редко что ношу. Единственное, что редко снимаю, — вот это колечко, — я продемонстрировала ему церковное кольцо. — А ещё у меня есть любимый браслет из гематита — тётя подарила. Только здесь его носить не получается.

— Купишь золотую цепочку, тонкий браслет и два кольца — одно с камнем, другое — без, — спокойно сказало это чудовище.

Во мне на этот тон немедленно подняла голову учительница и холодно сказала:

— Ты говоришь так, будто всё уже решено. Но я ещё не решила. Я… подумаю.

Он усмехнулся, отчего я сразу почувствовала себя сердитым ёжиком: буквально ощутила, как медленно встают дыбом все мои иглы.

— Оля, — мягко сказал он. — Подойди.

Я не пошевельнулась, насторожённая. Тогда он сам подъехал ко мне так близко, что подножка кресла ткнулась мне в ноги, и я невольно переступила, оказавшись совсем рядом с ним, чуть слева. Ожидала чего угодно, но только не… Ой… Сильные тёплые ладони скользнули под футболку и обхватили меня за пояс. Ничего особенного. Просто положил ладони, слегка вминая в кожу…

— Не отпущу, пока не пообещаешь, что будешь на дне рождения, — глухо сказал он и ткнулся лбом мне в живот.

Вывернуться легко. И он, и я понимали это. Но, не знаю, как Сергей, а я-то сразу сообразила, что вывернись я — и произойдёт непоправимое.

— Сергей, пожалуйста… Дай мне время подумать, — прошептала я, с трудом удерживаясь не погладить его по голове.

— Тебе нельзя давать время, — тихо же сказал Сергей. — Ты психовать начнёшь. Напридумываешь целую кучу за и против и будешь мучиться, что лучше. Так что говори сразу. Я должен быть уверен, что ты сейчас уйдёшь, закрыв за собой дверь с одной-единственной мыслью — о том, во что одеться, а не с дилеммой "идти иль не идти".

— Меня так легко прочитать? — обиделась я — и беззвучно охнула, когда он потёрся носом о мой живот. По коже — мурашки…

— Я изучал долго, — от тёплых слов губами в мою кожу меня бросило в жар.

С трудом взяла себя в руки. Потом сама обхватила его голову ладонями и медленно присела перед ним на корточки. Думала — отпустит, пока сажусь. Фиг — его ладони доехали до подмышек, кажется только нечаянно не коснувшись груди. А может, и специально. Впрочем, мне было не до наблюдений, специально или нечаянно. Я горела, чувствуя жар вокруг себя, словно от излишне тёплой одежды. Поэтому, когда он притянул меня к себе и уже потянулся ко мне, к моему рту, в его жадные губы я с трудом выдохнула:

— Да, я буду на дне рождения…

… Хорошо, что Андрей ходит, достаточно громко топая. Я успела смыться в ванную, увидеть себя в зеркале и ужаснуться — и вот это чучело Сергей целовал?! И обрадоваться: и ведь целовал!

Вышла из ванной, деловито кивнула Андрею, а закрыв за собой дверь, вдруг вспомнила: пока расчёсывала Сергею волосы, утишая головную боль, заметила на его столе странную распечатку. Нет, бумаг на столе много, но эти, скреплённые скрепкой, лежали наособицу. И рисунки какие-то на них были. Явно не коммерческие. Попыталась вспомнить, что за рисунки… И поняла: Сергей скачал из Интернета упражнения для ног при плохом кровообращении. Улыбнулась. Не хочет с физиотерапевтом. Гордость не позволяет? С тех пор как я сказала, что самому не захочется эти упражнения делать, потому что они болезненные и трудные в его состоянии? Упрямый…

Но это подождёт. Тем более что он решился, а значит — сделает задуманное.

Меня же сейчас интересовало моё положение в его доме. Если он собирается сойтись с Линой, то в каком качестве я здесь буду? И внезапно обозлилась: да пусть хоть гарем собирает, лишь бы про меня не забыл!

Кардинально забросила эти мысли, едва подошла к первой ступеньке с лестницы и услышала внизу негромкие голоса. Один — уверенный, другой — почти молящий.

Они меня не видели — сидели на диване полубоком к лестнице. На одном конце — Марина, раздражённая, свободно откинувшись на спинку, нога за ногу. На другом, почти скрючившись — Александр.

— Вечно одно и то же! — неожиданно отчётливо услышала я сказанную с досадой фразу. — Ты говоришь глупости — и ничего более!

Марина рывком встала с дивана и ушла, твёрдо ставя ноги в туфлях на таком каблуке, что я бы, наверное, не осмелилась бы носить.

Александр ещё больше согнулся — в обнимку с гитарой. Хреново выглядит с похмелья… И в таком виде вышел поговорить с Мариной? Хотя говорит, что любит?.. "Сама-то! — возразила я себе. Но себя, любимую, успокоила быстро: — Я ж не знала, что до такой степени разлохматилась!"

Вот когда я пожалела, что нет у меня босоножек на каблучках. Ногами в домашних кожаных тапках пришлось зашаркать, чтобы Александр понял: кто-то спускается… Он шевельнулся искоса посмотреть на меня и снова угрюмо застыл. Я присела рядом.

Странно, что такой человек, с такой внешностью — обаятельнейшего ангела, с таким талантом вокалиста и гитариста, — и так опустился. Андрей сказал — наркоман. Чего может не хватать человеку в жизни, если он, начинает предпочитать реальности — видения умирающего мозга? Или всё зависит от характера? А Александр явно слабовольный…

— Завтра я отсюда съеду, — хмуро сказал он куда-то в гриф гитары. — Послезавтра уже первый выездной концерт. А у меня даже инструмента нет. На чём играть?

— Попроси у Сергея этот, — предложила я. — Эта гитара тебе вроде нравится? А как сможешь купить свою, эту верни. И всё.

— Легко сказать… Думаешь, этот жмот отдаст просто так?

Усмехнувшись, я пожала плечами.

— Мне трудно понять таких людей, как ты, Александр. (Он поднял глаза на меня. Ну и видок у него…) Едва появившись здесь, ты тут же сказал хозяину дома жутко неприятную вещь. А он тебе разрешил остаться, да ещё — извини, если это тебя заденет, — на полном обеспечении. Он велел тебе петь перед студентами, зная, что отец одного из них — музыкальный директор. Сергей лично проследил, чтобы твой контракт был максимально выгоден для тебя. И после всего этого ты говоришь, что он жмот.

— Я знаю, что я неблагодарная скотина, если ты об этом хочешь мне напомнить.

— Нет. Я не хочу тебе ни о чём напоминать. Я просто хочу сказать, что Сергей вряд ли откажет тебе, если ты попросишь гитару. Если хочешь, могу сама обратиться к нему.

— Почему… — он поискал слово и снова пожал плечами. — Почему ты помогаешь мне? Сначала не хотела даже разговаривать.

— Это потому, что ты обращаешься с людьми так же бросово, как с собой.

— Бросово?

— Ну, наплевательски. Себя ни во что не ставишь — и других заодно.

— Живу как могу.

— Ты мечтатель. — Я наконец решилась. — Александр… То, что я сейчас скажу… Ты можешь не верить. Я занимаюсь травами, а это относится к нетрадиционной медицине. — Я с трудом выбирала слова, чтобы он мне поверил. — И поэтому я немного знаю ещё кое-что и по другим областям эзотерики. Ты только не злись из-за того, что я тебе скажу. Понимаешь, ты не любишь Марину.

Он медленно развернулся ко мне. Лицо не возмущённое, а насторожённое. Но промолчал, и я торопливо продолжила:

— Ты любишь только мечту о ней. Она просто… ну, поразила твоё воображение, когда ты её впервые увидел. И вот что я скажу — верь не верь: тебе надо написать песню, в которой ты расскажешь о своих настоящих желаниях. Ты поёшь так, что пробирает до костей от силы твоего… обаяния. А значит, ты живёшь песней. Ты очень сильный именно пением. Но в романсе "Я не хочу, чтоб ты ему приснилась…" ты допустил ошибку. Нельзя о своих желаниях говорить, начиная со слов "не хочу". Напиши песню, в которой ты начнёшь строку со слова "хочу". Извини, не хотела так грубо вмешиваться…

— Ничего, — вяло ответил он и снова согнулся, обнимая гитару.

Я встала и нерешительно отошла от него. Так и не поняла, спрашивать ли у Сергея разрешения на гитару.

Это дикие розы, появляющиеся во время его пения, подсказали, что к Марине у него любовь не настоящая. Он пел с мечтой о ней — все песни. Но в реальности ему трудно представлялось, как бы он с ней жил. И эта-то оторванность и есть ненастоящее. Уступи ему женщина — он не знал бы, что делать дальше.

Если бы Сергей не любил Лину… Додумать не дали.

— Привет, — негромко сказал Вадим и улыбнулся.

— Привет, — сказала я и сразу повеселела, глядя на Стаха, который, привставая на задние лапы, пытался обтереться о морду Регги. Та терпела, но морду задирала высоко.