— Привет!

— Привет, — озадаченно отозвалась я. — А чего вы здесь делаете?

— Ты. Ты, Вадим, — поправил он меня. — Что ты здесь делаешь, ага?

— Ну ага. Ты, — всё ещё с недоумением согласилась я.

— Тебя охраняю.

Я открыла было рот сказать, что нечего меня охранять — сама, если что справлюсь. Но сообразила, что, скорее всего Вадиму уже известно, каким образом я оказалась в доме Сергея, и нет смысла уговаривать его оставить меня в одиночестве. Пожала плечами.

— Тогда придётся бегать со мной. Ничего?

— Очень даже ничего! — почему-то обрадовался он. А заметив, что я удивлённо подняла брови, объяснил: — Впервые в моей практике объект охраны занимается полезным для меня и Регги делом.

От неожиданного объяснения я рассмеялась — он вместе со мной, и мы побежали дальше. А уж какой радостной была Регги! Уже только от одной этой собачьей радости мне было всё утро и весь день так здорово!

А утром четвёртого дня я, как обычно плотно завязывая шнурки, мгновенно расстроилась: подошва левой кроссовки не выдержала и мягко, с чмоканьем, отошла от основной части обувки. Каши, в общем, запросила. Поразмыслив некоторое время над проблемой, я вздохнула и переобулась в босоножки. Потопала ногами и поняла, что долго они тоже не продержатся, если учесть, что бегаем мы с Вадимом почти час. С передышкой, конечно, но нагрузка на ноги большая. Ладно, после сегодняшней пробежки придумаю что-нибудь, чтобы отказаться пока от утренних прогулок.

Надеюсь, я старалась не показывать, что постоянно больше думаю об обувке, чем о беге. Мне повезло. Во время одной из передышек мы разговорились о музыкальных пристрастиях, и Вадим предложил назад идти пешком, а не бегом, чтобы успеть договорить. И мы пошли. Регги моталась в стороны от тропки, внезапно выскакивая из кустов — со свешенным набок от счастья языком. Я, смеясь, смотрела на неё. И завидовала. Она-то может бегать сколько угодно. Надо бы отпроситься у Сергея домой и выпросить у Ани её старые кроссовки. Я же помню, она их не выбросила. Они только в дождливую погоду промокают, а так — целёхонькие. Как раз для бега.

Додумавшись до выхода из положения, я уже с облегчением зашагала рядом с Вадимом, который с юмором рассказывал, как он учился играть на гитаре.

Дальше как обычно. Завтрак. Перевязка. Час с вязанием. Потом Андрей отдельно кормил Сергея, а я сидела в своей комнате…

Стук в дверь. Я подошла открыть. Андрей.

— Сегодня пятница. Обычно по пятницам я езжу закупать продукты на неделю. Ты как? Не хочешь прогуляться со мной?

— А можно? — обрадовалась я.

— Можно, — сказал Андрей и протянул мне конверт, который от неожиданности я взяла сразу. — Сергей передал. Аванс.

Я было хмыкнула, но он уже развернулся и закрыл за собой дверь.

Открыв конверт и вынув деньги, я обмерла. И медленно села на кровать. Она ближе. Несколько минут просто думать ни о чём не могла. Наконец зашевелилась, машинально одёргивая сморщенное покрывало. Это аванс?.. Я вспомнила свою недавнюю учительскую зарплату… Слёзы хлынули независимо от меня. Я плакала от странной несправедливости, которую ничем не перебить, — и, как ни странно, от счастья, что хоть сейчас я смогу себе что-то позволить. И не только себе.

Я вскочила, бросилась к зеркалу. Быстро высушила слёзы. Накрасилась так, что самой страшно стало: это ж сколько штукатурки на мне! Ладно, фиг с ней!.. Главное — опухших глаз не видно!..

Ворвалась в кухню. Андрей здесь.

— Андрей! А можно, с нами Аня поедет? Мы всё-таки с ней четыре дня как не виделись, а? Мы не привыкли так надолго расставаться… Ну пожалуйста!

— Звони, конечно, — удивлённо сказал Андрей, кивнув на телефон.

К аппарату я почти кинулась.

— Одуванчик, привет! (Андрей улыбнулся и отвернулся) Помнишь, мы с тобой говорили?.. Ты сейчас как — свободна?

Мы договорились быстро. Андрей тихонько подсказал, что наш путь на рынок всё равно через мост, мимо нашего дома, так что заехать за Аней нам нетрудно.

А когда я положила трубку, он спросил, отвернувшись — чистил что-то:

— А почему Одуванчик?

— Когда волосы у неё были не слишком длинные, как сейчас, после мытья они пушились вокруг головы. Густые очень. Я начала её Одуванчиком называть, за мной — мама. Вот и… Мы прямо сейчас выезжаем?

— Угу. Сколько тебе времени на подготовку?

— А я уже всё, — удивилась я и рассмеялась. Хорошо-то как!..

9

Сергей выехал нас проводить. По пандусу в кресле он спускался легко, но на всякий случай за ним уже привычно шёл Вадим. Сергей ничего не сказал на дорожку. Ну и ничего страшного: в конце концов, ненадолго, до обеда только пропадаем. Хотя мне очень хотелось, чтобы он не просто улыбался нам с Андреем… И ещё подумалось, что он мог бы устроиться на заднем сиденье и поехать с нами… Потом вспомнилось, что я собираюсь бегать по всему рынку вместе с Аней… Я вздохнула. А оглянувшись в последний раз, заметила, что его улыбка медленно растаяла в глубокую задумчивость…

Сначала я села рядом с Андреем, но, когда к нам вышла Аня, мы обе устроились на заднем сиденье. Она вышла к нам, одетая простенько: джинсы, укороченные под колено, вязанная мной блузка (которой я в очередной раз удивилась — это я вязала?), летние шлёпки-босоножки. Глядя на неё, я сразу сообразила, что мне очень хочется ею похвастать перед Андреем: вон какая у меня сестрёнка — прелесть!.. Но, помня о кольце, которое сейчас почему-то отсутствовало у него на пальце, я промолчала.

Мне очень хотелось рассказать Ане обо всём сразу, а сестре хотелось порасспрашивать, но… Андрей был слишком близко — и разговаривать даже шёпотом было нелегко. Поэтому мы легкомысленно перебрасывались всякими пустячными репликами, тем более вскоре оказались у рынка.

Андрей вышел из машины, дождался, пока выйдем мы, и решительно сказал:

— Так, дамы! Сейчас я отведу вас в один уютный кафетерий, где вы поговорите обо всём, о чём хочется. А потом погуляем везде, где вам захочется. Получаса вам хватит?

— А… Хватит, — запнувшись от его неожиданного предложения, подтвердила я.

И он провёл нас в тот самый кафетерий. Рынок, вообще-то я неплохо знаю: всё-таки частенько бегала сюда за продуктами, а уж за яблоками — почти каждый день. Но конкретно этот маленький кафетерий оказался для меня неожиданностью. Нет, основное кафе-кондитерскую, от которого оказался этот маленький, но и впрямь уютный филиал, я прекрасно знаю: там пекли и пекут замечательные пирожные, ко всему прочему самые дешёвые по городу. Но вот этот кафетерий… В общем, мы с Аней облюбовали дальний столик. К нам прибежала девушка с раздачи и сказала, что обслужит нас сама, благо посетителей пока нет. Мы и назаказывали!.. Андрей глянул на стол, ухмыльнулся довольно и ушёл.

— Ну, рассказывай!

— Ань, мы сегодня такой кутёж устроим! Мне аванс дали! Ты не представляешь — какой! Обалдеть! Я такого даже не представляла!

И я начала рассказывать с самого начала, правда, сумбурно и вперемешку: про пандус, про полдник на свежем воздухе, про Вадима, про кроссовки… Потом мы обсудили мой материнский инстинкт, причём, мне показалось, что Аня смотрит как-то недоверчиво на это дело.

— Я бы поверила, если бы ты сказала, что тебе его жаль, но ты о нём говоришь как-то так, что сразу ясно… Это не инстинкт. А если и он, то совсем другой.

— Какой ещё инстинкт может быть по отношению к больному человеку? Мне его очень жаль — вот это точно есть, — пожала я плечами и взяла салфетку вытереть пальцы. Поморщилась вдруг от сильного запаха давно не меняемой воды в вазе с цветами. Фу-у… Что это за гнилью пахнуло? Или плесенью?.. И замерла, глядя на вход в кафетерий.

Аня сидела боком, поэтому не сразу увидела, куда я смотрю. А я не сообразила сразу отвести глаза. Хотя это тоже не помогло бы. В дверном проёме стоял Веня — её бывший. Сестра мгновенно посерела от ужаса и неловко поставила на стол остатки пирожного. Ссутулилась, будто надеялась, что он не заметит её. Хотя он смотрел уже в упор.

Насторожённая, я смотрела на Веньку и в который раз размышляла, как может странно разниться внешность человека и его нутро. Вот стоит парень, симпатичный — девушка с раздачи сразу улыбнулась ему — не профессионально, а заинтересованно, лично, хотя он ни разу не посмотрел в её сторону. Лицо — не то что красиво, но очень притягательно: тонкое, глазастое, красивый рот… Разве что слишком красный и выпяченный. Но ведь это "слишком", наверное, оттого что я знаю, какой человек кроется за этой внешностью…

Он наконец зашевелился. Кривая насмешка тронула его губы. Он шагнул в кафетерий, и Аня совсем сжалась. Я же сразу настроилась по-боевому: крепко вцепилась в чашку с недопитым кофе. Плесну, если что!.. И в лицо не постесняюсь!

— Ну что, с…, хорошо сидим?

Девушка за стойкой аж отпрянула к витрине за спиной.

Аня побледнела, не в силах выговорить ни слова. Поэтому я для начала попыталась успокоить его:

— Веня, мы не хотим ругаться, поэтому…

Он легко перебил меня, зная, что я не выношу матерщины. Пристально смотря в глаза Ани, он выговаривал страшные слова с таким смаком, что я буквально видела, как они бьют в лицо сестры. Вонь гниющих стеблей усилилась. Всё, терпение закончилось. Человека не исправить. Я выскочила из-за стола, сама с ужасом думая о том, что не умею закатывать скандалы, а надо бы научиться…

Но в этот момент в дверном проёме показалась высокая широкоплечая фигура. Андрей мельком оглядел происходящее, мельком прислушался к потоку грязи и совершенно спокойно протянул руку взять Веньку за шкиряк. Мне даже показалось, что ноги парня оторвались от пола: Андрей всё-таки выше него почти на голову. Секунды — в кафетерии никого из них.

Я подвинула свой стул к стулу Ани, обняла её, прислонив к себе — дрожащую.