Но Морган недостаточно быстро выполнил приказание. Грубая рука схватила его за узкое плечо, другая вмиг сдернула со спины рубашку, разорвав ее в клочья. С жестокой усмешкой на губах О'Коннор обмотал тряпкой запястья мальчика, заведя ему руки за спину, и заставил опуститься на колени.

Мальчик напрягся, услышав, как отец снимает трость с крючка на стене.

Слишком знаком ему был этот звук.

Первый удар пламенем обжег его спину. Морган закрыл глаза. Я старший, напомнил себе мальчик, как некогда старшей была мать. Будь сильным. Будь смелым, Морган.

Он должен защищать Натаниеля.

Он приготовился к следующему удару.

Вновь и вновь трость со свистом рассекала воздух, но Морган не издал ни звука, ни единого стона или крика. Он вытерпит все ради Натаниеля, твердил он себе.

Всегда и все только для Натаниеля…

Глава 1

Бикон-Хилл, 1854 год

Слишком поздно отступать.

Странно, что мысль о возвращении не дает ей покоя теперь, когда она проделала столь долгий путь и безбрежный простор океана лежит между нею и родиной…

Леди Элизабет Стентон бросила последний, почти молящий взгляд на экипаж, который привез её сюда. Вот он повернул за угол и исчез из виду, оставив за собой облако пыли и взвихренных листьев. Собрав все свое мужество, крепко сжимая ридикюль, она обернулась и посмотрела на дом.

Быстрым, беспокойным взглядом Элизабет окинула открывшийся перед нею вид и сразу была покорена. Неудивительно, что Натаниель с такой гордостью описывал ей свое жилище. Он не обманул ее: величественный особняк мог вызывать только восхищение. Затаив дыхание, она любовалась его великолепием, он ничуть не уступал английским загородным домам, а по элегантности мог соперничать с лучшими лондонскими особняками.

Узорчатая-кованая ограда отделяла его от улицы, и, несмотря на иней, покрывавший газон, и темные голые ветви деревьев, дом не выглядел мрачным и неприступным. Легко представить, как оживал он в лучах весеннего солнца, когда бутоны цветов и лопнувшие почки тянулись к ясному небу.

Обширный особняк венчала остроконечная крыша. Легкие белые кружевные занавески обрамляли широкие с цветными стеклами окна, и Элизабет еле удержалась, чтобы не ухватиться за ограду руками в белых перчатках и с удобством любоваться этим чудом. Она негромко рассмеялась. Чему же тут удивляться? Натаниель — богач, владелец корабельных верфей. Конечно же, у него должен быть прекрасный дом.

Элизабет и не представляла, как сама она оживляла картину и как была хороша, освещенная поздними лучами зимнего заката. Ее дорожное темно-серого шелка платье было сшито по последней лондонской моде, но немного помялось. Однако совсем не платье украшало ее и привлекало к ней внимание, а удивительные лицо и волосы.

Волосы, золотые и блестящие, как новая монета, были уложены в прическу и ровным полукругом спускались из-под шляпы. Ярко-зеленые глаза соперничали с сочной травой весеннего английского луга. Нет, Элизабет Стентон никак не походила на бледный хрупкий цветок. И хотя по своей природе она была добросердечной, в ее осанке угадывались гордость и даже сила характера. Но в этот миг Элизабет чувствовала себя слабой и беззащитной. И очень, очень потерянной.

Нет, повторила она, пытаясь вернуть себе то мужество, которое вело ее вперед все эти долгие дни. Слишком поздно отступать. Она уже так сильно соскучилась по Натаниелю.

Воспоминания постепенно завладели ею. Столько событий произошло тогда, подумала она со вздохом. Просто не перечесть…

Самоуверенный светловолосый молодой американец по имени Натаниель О'Коннор мгновенно покорил Лондон. Красивый, как дьявол, и обольстительный, как Дон Жуан, дерзкий, настойчивый, он заставил заговорить о себе весь город. Как минимум дюжина женщин немедленно объявили, что они влюблены в него. Но из всех красавиц Лондона ему была нужна только одна женщина.

С невероятным упорством он преследовал Элизабет.

Что говорить, он был заядлым сердцеедом. И сначала Элизабет весьма сомневалась в искренности его чувств. Уж не столь она неотразима и никак не из тех, за кем толпою бегают мужчины! Но в глубине души она чувствовала себя польщенной как раз потому, что не считала себя красавицей. И Элизабет напропалую кокетничала с ним, как и он с ней, уверенная, что с течением времени его влечение непременно погаснет.

Но шли дни, а его интерес к ней только разгорался. И хотя она всегда считала себя разумной и рассудительной, ее неудержимо влекло к Натаниелю О'Коннору.

При одной мысли о нем по коже у нее пробегал холодок. Элизабет вспомнила их первый поцелуй. Это случилось на балу в честь дня рождения лорда Нельсона, когда, запыхавшись от стремительного вальса и смеясь, она позволила ему увлечь себя в сад и усадить на каменную скамью. Постепенно он стал серьезным. Его руки скользнули под волосы у нее на шее и запрокинули назад ее голову. И тогда в облаке благоухающих роз он поцеловал ее, отчего у Элизабет застучало в висках, а сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Это был тот самый романтический поцелуй, о котором она всегда мечтала.

Прошло совсем немного времени, и…

В тот вечер они сидели в гостиной в лондонском доме ее отца. Натаниель взял обе ее руки в свои.

— Элизабет, любимая, случилось нечто непредвиденное. К сожалению, мне придется раньше срока вернуться в Бостон.

Тот день был уже отмечен ужасным событием, и неудивительно, что Элизабет в полном отчаянии смотрела на молодого человека.

— О нет, Натаниель, не может быть! Когда…Когда ты уезжаешь?

— Завтра, любимая. Завтра на рассвете. — Он еще крепче сжал ее руки. — Элизабет, поедем со мной… Прошу тебя, выйди за меня замуж. Будь моей женой. Я сделаю тебя счастливейшей женщиной на земле, если только ты дашь согласие.

И хотя безбрежная радость охватила Элизабет при этих словах, она не могла забыть о мрачной действительности.

— Натаниель… О Натаниель, как бы я хотела последовать за тобой! Но сегодняшний день принес нам только горе. Ты помнишь, как ужасно кашлял папа? Так вот, Натаниель, он тяжело болен…

Элизабет очутилась на распутье между счастьем и бедой. Разве могла единственная дочь графа Честера покинуть своего отца? Никогда прежде отец не был так сильно болен, никогда не был так слаб! Это пугало Элизабет. Правда, он не был совсем одинок. Минуло уже два года, как он женился на Клариссе. Но она, Элизабет, его единственная дочь, никак не может бросить своего отца! В такое время ее место рядом с ним.

— Как только папа выздоровеет, я сразу приеду к тебе в Бостон. Обещаю тебе, Натаииель, что сдержу слово.

— Я буду ждать, Элизабет. Клянусь тебе.

«Когда папа выздоровеет»… Как пожалела она об этих своих словах!

Папа болел почти целый месяц. И его здоровье оказалось еще более хрупким, чем она предполагала.

Прошло уже полтора месяца, как они похоронили его.

Элизабет плотно сжала нежные губы. Еще одно воспоминание, незваное и болезненное, как заноза. Мать умерла от чахотки, когда Элизабет была еще маленькой девочкой. Многие годы они провели вдвоем, отец и дочь. Но с возрастом Элизабет начала понимать то, о чем отец никогда не обмолвился ни словом. Его одиночество. Его тоску по женской ласке. Поэтому Элизабет не удивилась, когда в конце концов граф женился на баронессе Клариссе Кентон, вдове из соседнего графства.

К сожалению, Элизабет и Кларисса так и не сблизились, хотя граф Честер никогда не подозревал об этом. Придирчивость не была в характере Элизабет, но она считала новую графиню сухой, чрезмерно расчетливой и даже заносчивой.

Как никогда прежде, эти качества проявились в тот день, когда вскрыли завещание усопшего.

Элизабет еще была целиком погружена в свое горе. Хотя расставание с Натаниелем причинило ей боль — в тот миг она почти без стеснения прижалась к его груди, — в ней жила вера в их скорую встречу. Но никогда больше она не увидит отца, не согреется теплом его любви, не услышит его сердечный голос и смех… Эта мысль не давала ей покоя с тех пор, как гроб с телом отца исчез под грудой земли.

Печальная и молчаливая, она сидела с Клариссой в кабинете отца и равнодушно слушала монотонный голос нотариуса Джеймса Роуленда, читающего завещание. Мыслями она витала где-то далеко отсюда.

— Элизабет! — привел ее в чувство резкий голос Клариссы. — Ты слушаешь? Эта часть касается именно тебя.

Мистер Роуленд поверх очков взглянул на обеих женщин. Будь Элизабет повнимательней, она бы заметила его смущение.

— Я могу продолжать? — спросил он.

— Будьте так любезны, — приказала Кларисса.

Мистер Роуленд откашлялся и начал:

— «Особенно дороги мне воспоминания о моей дочери Элизабет и тех днях, что мы провели вместе в имении Хейден-Парк в графстве Кент. По этой причине я завещаю Элизабет Хейден-Парк, с тем чтобы она вступила во владение им в радостный день своей свадьбы и поселилась бы в нем со своим супругом».

Элизабет ничуть не удивилась. Она ожидала, что папа оставит большую часть наследства Клариссе, как оно и случилось. Но Хейден-Парк всегда был ее особой привязанностью. Она грустно улыбнулась воспоминаниям, потому что провела там много радостных мгновений.


— «И вот теперь, когда близится мой час, — продолжал Роуленд, — я сожалею только об одном — что никогда не увижу Элизабет под венцом, ибо ее благополучное замужество и дальнейшая обеспеченная жизнь остаются моей последней заботой. Вот почему я поручаю выбор супруга для Элизабет моей любезной жене Клариссе, так как уверен, что она выполнит мои пожелания».

Элизабет застыла в неподвижности, аккуратно сложив на коленях тонкие руки. Потом заговорила очень спокойным голосом:

— Пожалуйста, объясните мне, если возможно, мистер Роуленд, что это все значит?

И без того красные щеки Роуленда побагровели еще больше.

— По закону это означает, что вы вступите во владение Хейден-Парком только после вашего замужества…