— Это не кофе, а мерзость какая-то, — говорит сосед, и я вздрагиваю от совпадения мыслей. Попробуем ещё раз, вдруг сработает. «Убирайся из моего купе», — мысленно внушаю я, надеясь, что он услышит и эту мысль, но сосед невозмутимо продолжает есть бутерброд. Не сработало.　

Назло ему, назло себе, допиваю кофе. С удовольствием съедаю бутерброд. Сделано вкусно и красиво. Думаю, что он — холостяк, хотя, судя по внешнему виду, пора бы уже остепениться. Лет 35–38, а то и все сорок. Ухоженный, не без денег.　

— У вас домработница?　

— Нет, — удивлённо отвечает он. — Только уборщица. А что?　

— Значит, вы — холостяк.　

— С чего вы решили?　

— Сыр и колбаса нарезаны вами, причём идеально. Да и хлеб тоже. Даже корочки срезаны.　

— А вдруг мне жена сделала бутерброды?　

— Нет, жёны режут криво, торопливо.

— По себе судите?　

Щурюсь и отворачиваюсь, смотрю в окно на волнистые поля.　

— Я уже проснулась, так что можете идти в своё купе.　

Мужчина смотрит на меня долгим взглядом, потом закрывает книгу и, подхватив тарелку, уходит к себе.　

— Мужчина! — зову, когда он уже в дверях. Заглядывает в купе, синие глаза холодные, как льдинки. — Спасибо.　

— Пожалуйста, — смягчается он и уходит.　


******

Я не разговаривала с соседом до самой Анапы. Старательно не замечала, как он гулял по перрону во время остановки. Вышагивал под моим окном и косился до тех пор, пока я не занавесила окно. Отвернулась и открыла книгу. Смотрела на страницы, переворачивала, замечала отдельные слова. За сорок минут до прибытия я переоделась, собрала вещи и ушла в другой вагон. Намекнула незнакомой проводнице про навязчивого ухажёра, та запылала праведным гневом, даже чаем напоила. Так и дождалась Анапы, с её гостеприимным теплом и стеклянными квадратиками вокзала. Вышла на перрон и потерянно огляделась. Приключение с соседом отвлекло меня от страха. Страха с большой буквы, который живёт во мне, злится, урчит и не любит, когда его игнорируют. Как ревнивый зверь, он требует внимания и не прощает забывчивости. Я позволила себе расслабиться, умилилась тому, что скрылась от соседа, и тут меня прихватило. Не вдохнуть, как будто душат, ей богу. Еле доволокла чемодан до конца перрона, подальше от толпы. Села на тёплый асфальт и уставилась в сумеречное небо.　

«Всего лишь паника, всего лишь паника, — повторяла заученно, — я в безопасности».　

Мне холодно при тридцатиградусной жаре. Мурашки на коже, как холодно. Дрожащие ноги отплясывают чечётку, бутылка воды трясётся в руках. Скоро стемнеет. Надо спешить, вызвать такси, прибыть на место до полной темноты. Я знала, что первый день будет ужасным, так и должно быть. Потом станет легче, обязательно.　

«Первый день должен быть ужасным», — повторяю эту фразу нараспев, направляясь к зданию вокзала. Чемодан спотыкается, переваливается на толстое брюхо, награждая меня огромным синяком на голени. Тяну его следом, поднять уже нет сил. Паника схлынула, и осталась только усталость. Глубинная, до костей.　

В здании вокзала тихо, народ уже разбежался, кто куда. В углу обнимается молодая парочка, их сумки и чемоданы разбросаны вокруг, как ягоды на торте. Счастливые, надо же. Счастливые в Анапе. Украдкой слежу за ними, пытаюсь отогреться у их огня. Парень лезет девушке под футболку, и я смущённо бреду прочь, провожаемая гортанными стонами увлёкшейся пары. Не успела отогреться.

Как назло, не вижу ни одного такси. Может, плюнуть на всё и снять гостиницу, а завтра с утра отправиться искать виноградный домик? Оглядываюсь на здание вокзала, в котором приветливо мигает окошко, обещающее предоставить гостиницу на ваш выбор.　

— Если ты ищешь такси, то придётся позвонить.　

Я вздрагиваю всем телом, опрокидываю чемодан и с ужасом смотрю в окутанные сумерками голубые глаза.　

— Прости! — фамильярничает сосед, но продолжает брать напором. Поднимает чемодан и хватает меня за руку, то ли в попытке извиниться за испуг, то ли чтобы я не сбежала. Мы застываем в неловких позах, зависнув над грузным телом чемодана. Хмурясь, сосед смотрит на мои пальцы. — У тебя ледяные руки! Тебе плохо?　

Да, мне плохо.　

— Всё в порядке.　

— Я за тебя волновался, вот и решил подождать. Знаю, что ты не местная, да ещё и пропала перед самой Анапой. А потом увидел, как ты сидишь на перроне, и понял, что тебе нехорошо. Слушай, я знаю, что достал тебя приставаниями, но клянусь, я не маньяк.　

— Если клянёшься, тогда всё в порядке. — Я усмехаюсь и забираю у него чемодан.　

— Попытайся меня понять. Ночью ты, не переставая, вопишь во сне, пинаешь стену, стонешь, да и днём ведёшь себя странно. Как честный человек, я не могу оставить тебя одну, не убедившись, что с тобой действительно всё в порядке. Я на машине, могу подвезти. Если откажешься — я пойму, но тогда вызову такси и прослежу, что… — он замялся, — …короче, так.　

— За чем проследишь?　

Вздохнув, сосед недовольно потряс головой.　

— Что у тебя есть, чем заплатить и где остановиться.　

Вот тут я рассмеялась. По-настоящему, глубоко, хрипло, как не смеялась с того самого дня, как задумала этот «отпуск». Сосед по вагону считает меня психованной оборванкой, которая путешествует в купе люкс. Тоже мне, Эркюль Пуаро*.　

— Я сняла комнату, так что мне есть, где жить, и есть, чем заплатить. Так уж и быть, считай себя джентльменом и спасителем странных девиц, — отвези меня. Но только если тебе по пути.　

— Куда? — спросил он, радостно подхватывая мой чемодан и устремляясь к парковке.　

— В сторону Высокого берега.　

Затормозив, он обернулся и присмотрелся ко мне повнимательнее. Да, я — оборванка, которая путешествует в купе люкс и снимает комнату недалеко от Высокого берега, одного из самых престижных районов Анапы.　

— В гостиницу? В гостевой дом?　

— Нет, в частный дом.　

Знал бы он, каких трудов и денег мне стоило снять эту комнату, подивился бы моей настойчивости.　

Игорь (он всё-таки втиснул своё имя в разговор) оказался гордым владельцем Ауди, чистенькой, вылизанной. Модель я разглядеть не успела. Прохладные кожаные сиденья не понравились мурашкам на моей коже, поэтому я скрестила ноги и попыталась согреть руки дыханием. Это в такую-то жару!　

— По-моему, у тебя температура, — неуверенно предположил Игорь, норовя дотронуться до моего ледяного лба.　

— Стресс, — обобщающе ответила я и присмотрелась к попутчику. Он был похож на Игоря, другое имя показалось бы неправильным. Ухоженный, аккуратный, принципиальный. Категоричный. На маньяка никак не тянет.　

Я читала об этом в какой-то брошюре, одной из многих, прошедших через мои руки.　

«Жертвы психологических травм порой ведут себя непоследовательно, поэтому им следует соблюдать особую осторожность. Несмотря на повышенную тревожность, они внезапно проникаются доверием к незнакомым людям, что может послужить источником последующих травм».　

Точнее и не скажешь. Вот она я, сижу в машине совершенно незнакомого мужчины. В чужом городе, в темноте. И не боюсь. Настолько устала бояться, что приветствую опасность, иду к ней навстречу. Прыгаю на её прохладное, кожаное сидение и, устроившись поудобней, пристёгиваюсь ремнём.　

Моя опасность пахнет кожей, лимонным освежителем воздуха и мужским одеколоном.　

— Завтра расскажу друзьям, что пришлось включить подогрев сидения в июле, — усмехнулся Игорь, и я почувствовала, как подо мной разливается приятное тепло. — Получше?　

— Да, спасибо.　

Огни приборной панели отразились в его глазах, и я невольно улыбнулась. А что, если он — действительно хороший парень? Ведь такие встречаются, мне о них рассказывали.　

— Тань, — прошептал он. В синих глазах — асимметричные искорки.　

— Что?　

Вот я уже и на «Таню» отзываюсь.　

— Ты мне адрес дашь?

— Зачем?　

Я напрягаюсь, всё тело реагирует на нежелательное вмешательство в мою жизнь.　

— Так я ж машину веду. Знать бы, куда ехать.　

Смех — самое лучшее лечение, уж точно надёжнее снотворных. Комичность ситуации распустила шнуровку моего страха, выпуская наружу кусочек души. Розовый, тонкокожий, порочно-ранимый. Откидываю голову и хохочу, не смущаясь своей глупости. Рядом смеётся Игорь, хлопая рукой по рулю.　

— Не дам адрес, — давлюсь смехом. — Сам угадаешь, куда ехать. — Достаю из сумочки распечатку и протягиваю Игорю, вытирая слёзы. На его лице отражается искреннее удивление.　

— Я знаю это место, — говорит. Складывает лист и отдаёт мне, чуть хмурясь. Озадаченный странным совпадением, он задумчиво кривит рот. — Сто лет туда езжу, но ни разу не видел, чтобы на этой улице сдавали туристам.　

Как под дых мне дал этими словами. Я не люблю совпадений, случайностей и неожиданных поворотов событий. Куда делась моя осторожность? Так и доиграюсь, вот же, дура. Двигалась понемногу, шаг за шагом, так долго ждала своего спасения — и сразу влипла. Первый встречный догадался, что со мной что-то не так. И не только со мной, но и с моим «отпуском». Делаю бесшумный вдох, стараясь потушить проблески паники.　

— Никогда там не была и понятия не имею, что это за место. — Разворачиваю ириску и закидываю в рот, предлагая Игорю вторую. Мне почти удаётся изобразить невозмутимое равнодушие. Игорь отказывается от конфеты, не замечая моей паники и всё ещё хмурясь. — Выбрала по рекомендации знакомых, — уверенно продолжаю я. — Они сказали, что это — частный дом, тихий, с видом на море. Берут только своих.　

«Своих»! Вот же, сказанула.　

— Своих, — повторил Игорь удивлённым эхом.　

Сжимаю его плечо и взволнованно заглядываю в глаза. Безошибочный маневр. Во- первых, прикосновение отвлекает, намекая на что-то личное, во-вторых, мои глаза сбивают с мысли. Не зря меня дразнили инопланетянкой. Игорь послушно отвлекается и морщит лоб, затрудняясь вспомнить, что именно его насторожило.