Давай же, мама, спроси, стала ли я проституткой, снималась ли в тех фильмах, которые в красках расписал Олег.　

— Пар, а тот мужчина… ну, знаешь…　

Она шумно сглотнула и скомкала блузу на груди. Резко побелевшие пальцы дрожали.　

Знаю, как же не знать. Тот самый мужчина, Олави, который увёз меня из города. Родители с ним так и не встретились, не успели.　

— Мужчина, с которым я сбежала, — помогаю я ровным голосом.　

— Да, — с трудом выдохнула мама и вытерла вспотевшие руки о юбку. — У Володеньки в прошлом году был ужасный грипп. Два месяца в больнице пролежал. Я так за него волнуюсь, что сама иногда сердцем болею.　

Глядя на побледневшее лицо, я сжала её руку.　

— Всё хорошо. У меня всё хорошо.　

Выдав самую глубокую и сочную ложь, на которую способна, я усадила маму на скамейку.　

— Тот мужчина оказался очень плохим человеком, но…　

— Плохим? — взвизгнула мама, нащупывая правду. — Насколько плохим?　

— Очень плохим, мама. Он обманул меня, но это не имеет значения. Больше не имеет. Я спаслась, выучилась на медсестру и обо всём забыла. Клянусь, я никогда не делала ничего постыдного.　

Кроме того, что нагло лгу матери в этот самый момент. Оказывается, лгать так просто, так приятно. Ложью можно переписать прошлое, раскрасить его сладкой глазурью. Ложь — это исцеление. Всего несколько слов — и мама улыбается, её взгляд светлеет, ей становится легче. Прошлое теряет зловещие оттенки, хотя бы в её восприятии.　

Отец должен мной гордиться, ведь я веду себя так, как он научил. Я удерживаю мамин взгляд на нарисованном мною полотне жизни и не позволяю ей посмотреть на меня. На правду.　

— А потом ты встретила Макса? — улыбнулась мама, потирая враз порозовевшее лицо.　

— У меня много хороших друзей, — осторожно отвечаю я, фальшиво улыбаясь. — Макс мне только друг, ничего больше.　

— Но он сказал…　

— Он любит меня, как друг.

— Но я не думаю…　

— Это так, поверь. Я пока что не научилась доверять мужчинам.　

— Но Макс…　

— Всем мужчинам. Кстати, Олег сказал, что вы общаетесь? — я постаралась перевести тему.　

— Общаемся, — сразу оживилась мама. — Он нашу машину чинит. Надо новую заводить, но мы привязались к нашей малышке, как к ребёнку.　

— Я хочу, чтобы ты знала, что именно Олег помог тому мужчине меня обмануть. А потом он распустил слухи по всему городу.　

Мама не вскрикнула, не схватилась за сердце. Она задержала дыхание, а потом, впервые за эту встречу, посмотрела мне в прямо глаза и спросила:　

— Ты когда-нибудь сможешь нас простить?　

— За что? Вы пытались меня защитить и остановить, но я не позволила.　

— Неправда. Мы не стали тебя слушать и запретили встречаться с тем мужчиной, толком не зная, что он предлагает. Если бы мы выслушали тебя, ты бы не сбежала. Мы бы пригласили его к нам домой и во всём разобрались. Наша реакция подтолкнула тебя к побегу. Ты сможешь нас простить?　

— А вы меня?　

Впитав молчаливое согласие, мы обнялись и долго сидели на скамейке, покачиваясь в такт прощению.　

— Похоже, что тебе пора, Лара, — знающе улыбнулась мама и кивнула в сторону дороги. — Твой «всего лишь друг» маячит здесь уже несколько минут.　

Макс стоял, прислонившись к дереву, и смотрел на небо. Мама помахала ему рукой, и он подошёл, избегая моего взгляда.　

— Не хотел мешать, — извинился он.　

— Вы и не помешали, мне пора гулять с собакой, — засуетилась мама и, подмигнув мне, ушла. Молодой мужчина, который до этого стоял у парадной, свернул газету и направился в том же направлении. Значит, охрана работает.　

А я так и сидела на скамейке, судорожно решая, что делать с заполонившей меня радостью. Макс вернулся.　

— Извини, что помешал. Я сегодня утром встретился с Олегом, поэтому не хотел оставлять тебя одну. На всякий случай. Зашёл в номер — а ты исчезла. Вот я и отправился на поиски.　

— Ты встретился с Олегом?　

— Встретился, — подтвердил Макс. — Олег вспомнил, что восемь лет назад страдал излишне бурной фантазией, поэтому распустил гадкие слухи. Ты ему отказала, и он решил очернить твою репутацию. На самом деле ты уехала учиться. Он обещал признаться в этом вашим знакомым.　

Ясно. Макс «встретился» с Олегом и помог ему «вспомнить».　

Вдох. Выдох.　

— Он жив?　

Может, не стоило спрашивать?　

— Да. — Макс обиделся, и это радует. Всё-таки помню прозвище, которое дала ему восемь лет назад. Чудовище.　

— Я думала, что ты уехал.　

— Куда? — удивился он. Искренне.　

— Домой. Утром я пришла… утром я увидела горничную в пустом номере и решила, что ты…　

— Ты ко мне приходила? — серьёзный взгляд, весомый вопрос.　

— Хотела извиниться, даже речь написала.　

— Написала? Речь? Какой длины?　

— Маленькую. Хотела извиниться за вчерашнее и сказать, что если ты пытался заслужить прощение, то добился этого.　

— Я не пытался заслужить прощение.　

Какое-то время мы сидели молча, глядя себе под ноги. Вернее, я смотрела под ноги, насчёт Макса не знаю. Я придумывала способ объяснить вчерашнее поведение, но разве такое объяснишь?　

— А ты, случаем, с Димой не связывалась? — Я кивнула, и Макс хлопнул себя по колену. — Теперь всё понятно, а то я гадал, что он имеет в виду.　

— Я думала, что ты уехал насовсем, и попросила передать тебе «спасибо».　

— Спасибо? Никакого «спасибо» он не передал.　

Макс достал телефон и показал мне сообщение:　

«учти что пара безбашенная трусиха»　

Маленькая зараза. Ни одного знака препинания, а ещё умничает.　

— Как ты меня нашёл?　

Макс ткнул взглядом в мой телефон, и по спине пробежал холодок. Не позвонил, не предупредил, а выследил. Сразу вспоминаешь, кто он, и как мы встретились.　

— Кто ты, Макс?　

— А ты, Лара?　

Логично.　

— Спасибо тебе.　

Мне не нужно знать, кто он, чтобы быть ему благодарной.　

Макс пожал плечами, изображая вполне убедительное равнодушие.　

И что теперь? Извиниться за вчерашнее? Молчать? Сознаться, что я сделала его козлом отпущения из-за собственного бессилия и страха? Что его грех — это капля по сравнению со всем остальным?　

Я не знаю, что делать. Рядом с Максом я за себя не отвечаю.　

— Не хочу тебя обидеть, Лара, но в вашем городе — отвратительная еда. Давай попробуем найти нормальное место? Мне посоветовали парочку ресторанов, можно проверить. 　

Вопросительно подняв брови, Макс протянул мне руку.　Книголюб.нет

Мы прыгали по ухабам в течение двух часов, потом сдались и запарковались около одного из рекомендованных ресторанов. Выбрали столик на веранде, заказали еду, и тогда я сделала глубокий вдох и извинилась за вчерашнее.　

— Внутри меня — едкая тьма. Иногда она берёт верх, и я задыхаюсь. Боюсь жить, но не хочу умирать.　

— Я знаю. Тебе не нужно ничего объяснять.　

— Нужно. Вчера тьма взяла верх, и я выпустила её на тебя. Незаслуженно. Меня разозлило, что ты солгал моим родителям, и что им понравилась твоя ложь. А сегодня я сама напридумывала ещё больше и рассказала маме сказку про мою несуществующую жизнь.　

— Если ты расскажешь родителям всю правду, они больше никогда не смогут смотреть тебе в глаза. Не простят себе того, что даже не попытались тебя спасти. Что поверили Олегу. Ты придумала компромисс.　

— Этот компромисс — ложь. Мама представляет меня прекрасной фотомоделью, сострадательной медсестрой и счастливой женщиной.　

— А на самом деле?　

Сложив руки на столе, я положила на них голову.　

— А на самом деле у меня никогда не было постоянной работы. Я только временно замещаю других медсестёр, потому что тьма может заглотить меня в любой момент, и тогда я не могу работать. Я настолько далека от счастья, что об этом не хочется и говорить. А фотомодель… меня снимали без головы. Я могу взять любую картинку, отрезать голову и показать её маме, сказав, что это — я.　

— Как это, без головы? Совсем?　

— Да. — Во мне поднимался смех, дурной, горький. — Совсем. В каталогах так иногда рекламируют бельё, пижамы и чулки. — Я засмеялась, ударяясь лбом о сложенные на столе ладони. — Безбашенная Лара.　

Макс тоже засмеялся, мягко, осторожно.　

— Никогда не видел безголовых моделей.　

— Меня пытались снимать целиком. — Говоря это, я захлёбывалась смехом. Истерическим. — Но подводило выражение лица. Меня постоянно накачивали транками… транквилизаторами, и я была никакая.　

Я подавилась смехом и замолчала.　

Макс замер, закрыв глаза. На его месте я бы встала и ушла.　

Нет, не так. На его месте я бы вообще за мной не приезжала.　

Принесли закуски. Молчание стало невыносимым, как будто наши отношения растянулись до предела и больше не могли вместить ни капли правды.　

— Макс, будет лучше, если ты уедешь.　

— Кому будет лучше? — Вручив мне вилку, Макс указал взглядом на еду. — Чем я тебе мешаю? Я тебя о чём-нибудь просил? Требовал особых чувств? Может, я к тебе приставал? — Макс изогнул брови, намекая на вчерашнее.　

— Если ты не уедешь, я захочу большего, и тогда всё испортится.　

— Когда захочешь, тогда и поговорим. Ешь, а то снова придётся питаться картоном из забегаловки.　

Когда мы ехали обратно в гостиницу, в моих мыслях царила пугающая тишина. Улыбнувшись, я послала Диме сообщение с одним словом — «Шрек», и в ответ получила картинку с оттопыренным большим пальцем.　

Я остановилась около номера, точно зная, что хочу сказать, но всё ещё набираясь смелости. После вчерашнего просить о таком очень непросто.　

— Макс! — Он вздрогнул и отступил к своей двери. Ага, значит, я его сильно задела вчерашней выходкой. Глубоко. — Не мог бы ты лечь со мной?