Домой.



Глава 4. Дом. Любимый дом

Место, в котором я родилась, вам не знакомо. Его название не вызовет никаких ассоциаций, кроме скуки. Один из тех крохотных городков, в которых по прибытии на вокзал можно сказать водителю такси: «Отвезите меня в гостиницу», и он не спросит, в какую, так как гостиница всего одна. По крайней мере, так было во времена моего детства. В моём городке существуют такие понятия, как «главная улица», «центральный клуб» и «большой город». Последнее словосочетание — самое главное, ибо молодые жители таких городков делают всё возможное, чтобы попасть в «большой город».　

Хватит кавычек, и так всё понятно.　

— В гостиницу, — попросила я таксиста, удивлённо понимая, что ничего не могу поделать с внезапно проснувшейся во мне гордостью. Ведь я стала жительницей большого города. Это генетика, что ли? Мы запрограммированы гордиться тем, что попали в большой город, создали себя, доказали, что мы ничем не хуже тех, кто там родился.　

Только вот в моём случае эта гордость неуместна, но, тем не менее, я смотрю по сторонам с чувством противного превосходства. Стайка девиц с подтаявшим макияжем толпится на солнце, поглядывая на проходящих парней. Старушки сплетничают в сквере. Мне кажется, что я узнаю их всех, хотя и понимаю, что это невозможно, так как прошло восемь лет. А вот и улица, на которой я родилась, одна из главных, ведущая к химзаводу. Я могу пройти по ней с закрытыми глазами и описать каждый дом. Отдаю таксисту деньги и захожу в гостиницу, впитывая характерный запах застоялого воздуха и пыли.　

— Вы бронировали? — важно спрашивает дородная дама, на бюсте которой почти горизонтально лежит значок с надписью «Администратор Мария».　

Бронь? Здесь?　

— Нет. — Разыгрываю спонтанную сцену: наклоняюсь ближе и затравленно оглядываюсь через плечо на совершенно пустую улицу. — Я только что ушла от мужа, не успела ничего взять, кроме денег и пары тряпок. Пусть пострадает, козёл. Если позволите, я заплачу наличными за неделю вперёд.

— Паспорт есть? — шлёпнули губы морковного цвета. Во взгляде Марии я не заметила сочувствия. А вот алчность при словах «заплачу наличными» — да.　

— Не успела взять. Я заплачу любой штраф, только помогите мне, пожалуйста, — жалобно всхлипываю и достаю кошелёк. Администратор впивается глазами в банкноты, и я понимаю, что она запишет меня под любым именем. — Если можно, я бы хотела остановиться в номере 213.　

Мария удивлённо моргает, и я шепчу, делюсь с ней секретом.　

— Говорят, это число приносит удачу.　

Она будет думать об этом, когда я уйду. А когда выселюсь, она зайдёт в номер 213, чтобы осмотреться, посидеть на кровати и отколоть себе кусочек удачи.　

В маленьких городках — свои правила, свой распорядок, и я хочу подстроиться к сердцебиению его жизни до того, как знакомые узнают, что я вернулась. Я ещё не очухалась от Анапы, а теперь мне предстоит самая сложная из возможных встреч — с родителями. Детективное агентство предоставило общие сведения — они живы, отец работает, не переехали. Больше спросить некого, для друзей и знакомых многообещающая выпускница Лариса Оленьева всё равно что умерла. Восемь лет. Не спорю, я могла связаться с родителями заранее, но на это не было сил. Не знала, что сказать. Слишком много объяснений, ошибочных слов и страхов встали на пути. Лицом к лицу — только так можно достичь катарсиса.　

— А теперь у меня есть силы, — уверенно и громко солгала я, затаскивая чемодан на второй этаж. Лифт не работал.　

Номер 213. Надо же, какая удача. Однажды я уже входила в него, счастливая и полная надежд.　

Несмотря на солнечный день, вид из окна удивил безрадостностью, и я резко задёрнула занавеси. Карниз жалобно скрипнул, стряхивая на ковёр пластмассовые кольца.

Сначала душ, потом всё остальное. Шляпа, очки, кеды, неприметная одежда, бокал вина и только тогда — прогулка по городу. В шесть вечера я распутала наушники и, слушая любимые песни из прошлого, устроилась на детской площадке перед родительской пятиэтажкой.　

Есть вещи, которые не меняются. Есть люди, которые не меняются. Например, мой отец. Его жизнь рассчитана и поминутно распланирована, как расписание поездов. Она временно сошла с рельсов после побега дочери, но потом вернулась на место, списав случившееся на форс мажор.　

Так и есть, всё по расписанию.　

Шесть пятнадцать. Появляется отец с кожаным портфелем, он рассеянно жестикулирует и разговаривает сам с собой, как и раньше. Где-то рядом должен быть агент личной охраны, телохранитель, которого я наняла для родителей ещё до начала отпуска. На всякий случай. Они об этом не знают. Я предупредила агентство, что требуется негласная защита. Как можно объяснить родителям безумие моей жизни? Никак.　

Шесть двадцать. Отец выходит на улицу с собакой, незнакомой. Значит, Тулька умерла. Жалко до слёз. Знаю, что уж она-то точно обо мне скучала.　

Отец прошёл совсем рядом, с трудом удерживая пса, не давая тому гадить на детской площадке. Постарел, но в остальном не изменился. Гордая осанка и серьёзное лицо человека с привычкой раздавать приказы и нести всю ответственность на себе — характерный образ директора школы. В памяти всплыла Людмила Михайловна, и я улыбнулась. Они с отцом немного похожи.　

Отец даже не посмотрел на меня, прошёл мимо, отчитывая собаку:　

— Ульрик, ты меня разочаровываешь. Мы же договорились — сначала дойдём до сквера, а уж потом ты сделаешь свои дела.　

У моего отца полно разочарований, в том числе и я.　

Я сижу на площадке до темноты, придумывая, что именно скажу родителям. В голове — ни одной мысли, даже толком не могу вспомнить, зачем приехала. Уж точно не для того, чтобы сказать им всю правду. Восемь лет разлуки — и не найти слов. Некоторые вещи не произносят вслух, потому что они слишком невероятные, чтобы уместиться в обычный разговор.　

Прихватив кусок пиццы из забегаловки, я вернулась обратно на площадку и сидела там до позднего вечера, потому что мне очень хотелось увидеть маму. Она вышла в девять тридцать, едва различимая в темноте, но такая любимая. Моя, но уже немного незнакомая. Идёт по-другому, согнувшись, мелкими поспешными шагами. В свете фонаря я разглядела короткую стрижку и лишний вес. Что-то приговаривает собаке так нежно, как будто она — ребёнок. А я стою в темноте и шпионю за ними, сминая в руках панаму. Не сдержалась, шагнула за мамой, протянула руку.　

Нет, я ещё не готова к встрече. Сначала нужно вспомнить, зачем я приехала, почему выбрала именно это время. Я должна подвести черту подо всем, что произошло в Анапе, и приготовиться к тяжёлому разговору.　

Мне срочно нужно напиться, забраться в постель и проспать до утра, без снов. Но я выполняю только один пункт этого плана — покупаю бутылку вина. Собираюсь вернуться в гостиницу и оставаться там инкогнито, но ноги сами несут меня к школе. Сажусь на сглаженные временем ступени, пью прямо из горлышка и отдаюсь воспоминаниям. Как и раньше, все фонари вокруг школы разбиты, поэтому ничто не нарушает моего одиночества. Свет в окнах соседних домов не мешает, он внутри, а я — здесь. В том месте, где я была многообещающей Парой, длинноногой инопланетянкой, исчезнувшей почти без прощаний. Откидываюсь на ступени и смотрю на небо, позволяя опьянению расползтись по телу. Может, и засну прямо здесь, в месте, где красный диплом обещал мне счастливое будущее. Где слова моего отца, директора школы, въелись в память, чтобы звучать набатом всякий раз, когда меня одолевали сомнения.　

— Падение начинается с первой четвёрки, Лара, учти это. Допустишь один провал — за ним гарантированно придёт второй, третий, и ты превратишься в ничто. Полное, круглое ничто.　

Я верила ему, хотя и не понимала, почему «ничто» обязательно должно быть круглым. А потом я допустила провал, первый, единственный и окончательный — поверила мужчине.　

Дура.　

Соскальзываю со ступенек, оставляю на них шляпу и очки. Делаю большой глоток вина и направляюсь в клуб. Куда же ещё, как не в место, где почти каждый вечер собирается молодёжь нашего городка. Где восемь лет назад я нашла свой позор — невысокий, смазливый, со светлыми волосами до плеч и странным акцентом.　

…-Он — француз, настоящий! — прошептал кто-то, и меня подтолкнули вперёд. Я попыталась раствориться в толпе, но Олег, мой парень, поймал меня и отвёл в сторону.

— Олави — агент, он высматривает будущих моделей. С твоими ногами модельный бизнес — самое то, — жарко и убедительно прошептал парень, которому я планировала подарить свою девственность. Уже точно решила, что сделаю это после выпускного бала. Он так давно просил, да и мне надоело сопротивляться.　

Вот так я познакомилась с Олави и до сих пор, годы спустя, не знаю, откуда именно он родом. По-русски он говорит отлично, хотя и с акцентом, а вот по- французски — из рук вон плохо, но мне потребовались годы, чтобы это понять. Восемь лет назад, толкаемая алкогольными парами и вседозволенностью бесшабашной юности, я попалась на его крючок, сильно и прочно. Акцент, восхищённый взгляд, горячий шёпот: «Я нашёл то, за чем приехал».　

Мне даже в голову не пришло усомниться в том, что европейский менеджер моделей станет искать новые таланты на местечковой дискотеке.　

— Прости меня, Лара, но я буду держать тебя в секрете, — прошептал Олави. — Если мои конкуренты узнают, что я нашёл такой бриллиант, они попытаются тебя перехватить. Такие таланты встречаются очень редко.　

И я, дура, поверила. Каждому слову.　

Говоря по правде, Олави заработал ту победу. Он обхаживал меня, льстил, не настаивал на близости, но и не скрывал своего влечения. Пояснил, что уважает свободу выбора. Олег не возражал против наших встреч, наоборот, радовался тому, что у меня появился шанс стать моделью. Всё произошло слишком быстро. Меня смело, закрутило. Я даже не успела расстроиться, что мой парень меня не ревновал. Совсем.