Щупаю пульс. 120? 130? Мне уже лучше, потому что я дышу. Когда меня забрасывает в ночной кошмар, на мой личный островок паники, самое главное — дышать. Анджелины не существует, больше не существует. Я её убила. Меня зовут Лара.　

В коридоре звучит весёлый голос проводницы, призывающий пассажиров притвориться, что мой крик им почудился.　

— Следующая остановка — Ростов. Пятнадцать минут. К сожалению, поезд задерживается.

В ответ на это заявление хлопает сразу несколько дверей. Уже почти день. Мы опаздываем, и проводница торопливо объясняет, что ночью одному из пассажиров стало плохо. Пока оказывали помощь и вызывали «скорую», пока пропускали другие поезда — вот и задержались. Аж на несколько часов. Слышу недовольное бормотание пассажиров, их всего шесть, но звучат, как хор. Надеюсь, что больному не так плохо, как мне. Может, он случайно подсмотрел мои сны?　

Усталый поезд рывками двигается к остановке, жалуется мне сухим скрипом. Он знает, что я не спала всю ночь, слушала боль и кряхтение его старых суставов. Только к утру я не выдержала и выпила таблетку, чтобы забыться. Но это не помогло: кошмар вонзился в меня, как только я заснула. А теперь очнулась в расстроенных чувствах, виски давит требовательной болью, шея занемела. Выспалась, называется. В мыслях — полный раздор, но это не отражается на моём лице. Никогда. Снаружи я идеальна. Не скажу, чтобы совсем уж красавица, но суть не в этом. Контраст с тем, что внутри, поражает. Те, у кого в сердце мёртвая пустыня, должны носить на лице глубокие шрамы. Так будет лучше, честнее. Чтобы отпугивать случайных знакомых, чтобы они не ловились на высокие скулы и длинные ноги, чтобы знали, что за мягким румянцем прячется бессонная ночь в объятиях прошлых демонов.　

Моя внешность лжёт, как глянцевая обложка. Даже сейчас, ошпаренная кошмарными снами, я выгляжу вполне приемлемо. Как будто тело заморозилось в прошлом и отказывается двигаться вперёд. Всё дело в глазах, серых, огромных, с необычным рисунком радужки. В детстве мальчишки дразнили меня инопланетянкой, а потом вдруг перестали. Вместо этого неловко приглашали в кино и ошивались рядом в надежде привлечь внимание.　

Кроме глаз да длинных ног, люди не замечают ничего, как будто на портрет пролили белила. Закрою глаза — и даже знакомые меня не узнают.　

Всё, успокоилась, дышу размеренно, ровно. Колёса поезда клацают, как протезы, и мы останавливаемся. Каменная гармошка вокзала действует на меня успокаивающе, и я расслабляюсь, поглядывая на пассажиров, с усталой нервозностью охраняющих свой багаж.

Я решила назвать эту поездку смелым словом «отпуск». Такой долгожданный, что порой не верится. А ведь решилась же, села в поезд. Ворох надежд скручены в одно целое, в одну нить, которая тянет меня вперёд, несмотря на жуткий страх. Восемь лет сомнений и мучений, но вот она я: в купе вагона люкс еду на поиски моего самого жуткого кошмара по имени Максим Островский. Это — попытка найти и отпустить прошлое, вспомнить себя и по-настоящему привести в порядок мою жизнь.　

Психолог сказал: «Внутри каждого человека живёт ребёнок, он нуждается в любви и внимании. Полюбите маленькую Пару внутри себя и научите её жить. Делайте это постепенно, очень медленно. Нащупайте её страхи, посмотрите им в лицо и помогите ей с ними справиться. Но не торопитесь, иначе кошмары вас не оставят».　

Не верю.　

«Нащупайте страхи»! Как можно нащупать океан, в котором тонешь уже восемь лет?　

Маленькая Лара внутри меня не хочет ничего медленного. Она требует, чтобы сразу — и навсегда. Наивная, она хочет быть счастливой.　

Я не тороплюсь, задержка мне на руку, поэтому я и выбрала поезд, а не самолёт. Моё прошлое началось в поезде, и чем дольше поездка, тем лучше. В прошлое надо входить осторожно, как в кишащую аллигаторами воду. Лучше вообще не входить, но раз уж без этого не обойтись…　

Мы снова остановились, не знаю, где. Стайка женщин, пожилых и не очень, бросается к поезду, держа в руках кули и свёртки. Неужели меня действительно отбросило в прошлое?　

— Картошечка варёная, свежая, горяченькая!　

— Огурцы малосольные, домашние!　

— Молодая картошка с укропом!　

— Семечки! Орешки! Домашнее печенье!　

Вдруг до безумия хочется есть. Не ресторанной еды, а именно этой, домашней. Детские воспоминания врываются, оглушая и заполняя рот слюной. Горячая картошка, завёрнутая в газету, мятый солёный огурец, стекающий по голым коленкам рассол. Щурясь, выхожу на перрон и сталкиваюсь с соседом. Забирая у женщины бумажный свёрток с едой, он улыбается и отступает в сторону. Ждёт. Смотрит на меня.　

Выбираю картошку погорячее, такую, чтобы обжигала, рассыпаясь на языке, и три огромных солёных огурца со впалыми боками. Сосед пытается помочь, подержать картошку, пока я расплачиваюсь, но я выставляю локоть и отрицательно качаю головой. Не хочу помощи. Ничьей. Забираю пакеты и захожу обратно в купе. Почти успеваю закрыть дверь, когда в щели появляется ботинок.　

— Позвольте я составлю вам компанию? Ехать ещё долго, мы опаздываем на несколько часов.　

Сосед улыбается, искренне, спокойно, почти без подоплёки. Другие женщины посчитают его симпатичным, но не я. Инстинкты требуют, чтобы я немедленно избавилась от его присутствия, и я им доверяю. Безоговорочно. Кладу свёртки на полку, улыбаюсь и подаюсь к мужчине всем телом, как будто собираюсь обнять. От удивления он отступает назад, и я тут же захлопываю дверь ему в лицо.　

Всё, с соседом покончено, можно ехать дальше. Если захочу, могу вообще не выходить из купе до самой Анапы. Протираю столик антибактериальной салфеткой и раскладываю вкусности. Смешно, да? Я мертва внутри, а микробов боюсь. Собираю пальцами картофельный снег, смакую на языке, прикрываю глаза. Вот оно, счастье. Простое и терпкое, как рассол. Пробуждает и радует. Огурец хрустит, щиплет язык, рассол стекает по подбородку. Мне так хорошо, что я даже открываю окно и улыбаюсь, глядя на красные кирпичи станции. Чудное место. Здесь были ко мне добры, подарили вкусное счастье.　

Сосед идёт вдоль рельсов, поддевая ботинком мелкие камешки. «Хоть бы он отвлёкся и опоздал на поезд», — мстительно думаю я и отворачиваюсь. Мне не нужны соседи, не нужны друзья. Мы с маленькой Парой едем в отпуск, чтобы нащупать наши страхи, а сосед-мужчина нам мешает.　

Чёрт знает, что. «Маленькая Лара внутри меня», скажут тоже. От таких слов начинаешь бояться самой себя. Хотя какой помощи можно ожидать от психологов, если ты не сказала им правду?　

Сосед останавливается под моим окном. Зря надеялась, что он оставит меня в покое. По лицу видно, что он настырный и терпеть не может скуки. Должен побеждать всегда и во всём, поэтому будет вертеться вокруг меня в надежде, что я всё-таки клюну на его немалые чары.　

Смотрит в моё окно и поигрывает бицепсом под белой футболкой. Красуется или действительно нервничает?　

— Извините, если я вас чем-то обидел. Просто хотел познакомиться, раз уж мы — попутчики.

Попутчики. Придуманные биографии, узкая полка и секс без обязательств. Нет, мы не попутчики.　

— Не заставляйте меня закрывать окно. Вы меня не обидели, но пожалуйста, не настаивайте на знакомстве.　

Доедаю картошку, втайне надеясь, что сосед послушается, но нет, мне не везёт, он продолжает топтаться на месте.　

— Вам плохо? Я слышал, как вы кричали во сне.　

— Я кричала, потому что мне было хорошо.　

Мужчина сначала хмурится, потом распахивает глаза и усмехается.　

— Насколько хорошо?　

Закрываю окно и задёргиваю занавески. Зря я это сказала, уже жалею, стоило сразу отодвинуться от окна. Неуместные шутки потому и не уместны. Я не могу позволить себе никаких приключений. Погружусь в себя и буду слушать «маленькую Пару». Тьфу-ты. Вот так врачи доводят людей до галлюцинаций.　

Достаю распечатку из интернета, проверяю адрес снятого дома, вожу пальцем по выцветшей картинке. Крохотный домик с пристройкой, обвитой виноградной лозой, с видом на море. Вот, что мне нужно. Незнакомые хозяева, тишина, солнце и тёплая вода. Постепенно, шаг за шагом, я вернусь к себе, опомнюсь от кошмара и смогу нащупать свои страхи. Встречусь с ними лицом к лицу и помогу маленькой Ларе. Для этого нужен ритм, я не смогу без него. Прилив, отлив, волны, одна за другой, закаты, восходы. Я осяду в виноградном домике, войду в его летний ритм и вылечу свою душу.　



…Люда жеманно хихикает и задирает юбку, показывая край чулка. Желтоватые зубы контрастируют с морковной помадой, но её это не смущает. Она облизывает губы и посасывает помаду на языке.　

— Эту девушку зовут Милена. Семь лет балетной школы, отменная пластика, — говорит Олави на отличном русском.　

Нам всем дали новые имена, чтобы отрезать от прошлого.　

Не дожидаясь приглашения, Люда, она же Милена, соскальзывает на пол и, грациозно повернувшись, встаёт на мостик. Согнув локти, сворачивается в баранку и обхватывает себя за лодыжки расставленных ног. Все взгляды прикованы к трусикам, бесстыже торчащим из-под юбки.　

— Милена для вас станцует, — обещает Олави. — Высший класс. Как видите, нас интересуют только первоклассные девушки. Красивые, ухоженные, талантливые. Для такого рода фильмов знание языков необязательно, но фигура и грация очень важны. Мы надеемся, что на побережье бизнес пойдёт особенно успешно.　

Один из мужчин, темноглазый, суровый, со шрамом на челюсти, смотрит на меня, не отводя взгляда. «Чудовище, — звучит в моих мыслях. — Он похож на маньяка, жаждущего убийства». Морщусь, кручу головой, пытаюсь стряхнуть его взгляд.　

— Селена — победительница конкурса красоты, — объявляет Олави тоном гордого директора школы.

Не Селена, а Маша. Конкурс красоты был несколько лет назад в крохотной деревне, но не в этом суть. Девушка действительно красива, иначе её и не выбрали бы. Миниатюрная блондинка нервно подрагивает, но не протестует. Она уже сдалась, это заметно по пустоте в её глазах. Остальные девчонки ждут на станции, под охраной, но выбрали именно нас троих. Пригрозили смертью. Олави взял с собой аж шестерых охранников, чтобы защитить ценный товар.