Моя возродившаяся сила тает на языке терпкой сладостью, и я пьянею. Встаю, обхожу жалкую пристройку в поисках дела, в которое можно вложить неуёмную энергию. Мою окна и пол, чищу раковину, разбираю инструменты. Хозяйка заглянула, последила за мной пару минут, потом ушла, утомлённая моим неистовым энтузиазмом.　

Потом я приняла душ, чтобы смыть с себя пыль и липкий мужской взгляд.　

Вроде всё хорошо, но почему-то этого мало.　

Мне хочется сделать ему больно.　

Нет, Лара, даже не пытайся, это не было частью плана. Об этом даже думать опасно.　

Как же я боялась, что это произойдёт! Ведь я не смогу причинить ему боль, никак, и погибну в тщетных попытках. Кто он — и кто я. Он вышвырнул меня из дома, не прилагая усилий. Он — бессердечный преступник, а я — никто. Даже если я просто напомню ему о прошлом, выскажу мою ненависть, он без зазрений совести скинет меня с лестницы.　

Чтобы избавиться от паники, нужно начать с малого. Психологи назвали это «иерархией страха». Начинаешь с малого и доходишь до большого. Конечно же, они не знали, что речь идёт о чудовище, я не могла рассказать им всю правду, но сама придумала путь к излечению. Сначала просто думать о Максе, представлять нашу встречу и научиться сдерживать ужас. Следующим этапом должна была стать встреча издалека. Я бы следила за его домом, чтобы увидеть, как он садится в машину, или поливает цветы, или выносит мусор. Что-то безобидное и далёкое. Пережив это, я бы заставила себя посмотреть на него вблизи, может, даже сказать соседское «здравствуйте» и поговорить о погоде. Крохотные, тщательно запланированные шаги привели бы меня к излечению и подарили спасение от кошмаров и бессонницы.　

Судьба разрушила мою «иерархию страха», столкнув нас с Максом лицом к лицу. Психологи назвали это «конфронтацией» и предупредили, что таких ситуаций лучше избегать. Последствия могут быть весьма неприятными.　

Интересно, что считается неприятным последствием встречи с чудовищем? Смерть?　

Расслабившись под обжигающими струями, я приняла решение. Два дня. Дам себе два дня на размышления. Отдохну, приду в себя. Вдруг конфронтация мне поможет? Я пережила встречу с Максом и теперь постараюсь закрыть эту страницу и решить, что делать дальше. Макса накажет судьба, а моя задача — не мстить, а научиться жить.　

Хорошее, трезвое решение. Однако судьба предложила альтернативу. Вернее, не предложила, а втолкнула в моё убежище. Вечером в «виноградном домике» появился Макс. Постучался, сразу же открыл дверь и уставился на мой купальник. Я только что вернулась с пляжа, досидела аж до самой темноты. Шла обратно наощупь, оглядываясь по сторонам и позволяя адреналину щекотать нервы. Я выгуляла страх, чтобы он выпорхнул из меня, не возвращаясь во сне. Чтобы не кричать в чужом доме.　

— Дима не может принять лекарства, — сухо произнёс Макс и скрестил руки, оценивая моё неподдельное удивление. Как это — не может? С утра мог, днём мог, а теперь — нет?　

— Ему плохо?　

— Нет, но ему нужна твоя помощь. Он забыл, как делать ингаляции.　

Вот же, хитрый поросёнок!　

— Так помоги ему сам.　

Макс даже не пытается извиниться. Вышвырнул меня из дома, а теперь пришёл за помощью. Сажусь на кровать и натягиваю на себя простынь. Мне неприятен его взгляд. Слишком осязаемый, он ощущается, как касание.　

— Зачем ты сняла этот хлев?　

— Спокойной ночи!　

— Дима не доверяет мне с лекарствами.　

— Он тебе не доверяет или ты сам себе не доверяешь?　

— Помоги ему. Всего двухминутное дело, а потом я провожу тебя домой. Не заставляй меня тащить ребёнка в пижаме по ночной улице.　

— Не стоит меня провожать.　

Накидываю платье, зашнуровываю, включаю фонарик на телефоне. Спешу, оставляя Макса за спиной, не хочу идти с ним рядом, боюсь сдаться потребности мстить. Внутри медленно разгорается желание причинить боль, выкрикнуть мою ненависть, расцарапать его грудь ногтями и зубами.　

Он превратил меня в животное, подобное ему самому.　

Дима сидит на кухне, довольный, как будто выиграл в лотерею. Рядом на столе лекарства, чайные ложки и три стакана. Значит, он разыграл драматическую сцену, чтобы заставить Макса за мной сходить.　

Дима сполз со стула, замялся, потом залез обратно. Глазёнки бегают, руки нервно теребят инструкцию.　

— Лара, привет.　

— Привет.　

— Помоги мне разобраться с ингаляторами.　

Опускает взгляд, надеется, что я его не выдам.　

— Давай, я всё сделаю, — улыбаюсь, и Дима чуть слышно выдыхает. Макс выхватывает пакет из моих рук, читает инструкцию.　

— Что тут такого непонятного? Если бы ты сказал, что в пакете есть инструкция, я бы сам тебе помог. Ты ведь делаешь это каждый день.　

Распахнутые детские глаза смотрят на меня с мольбой.　

— Важно соблюдать последовательность действий. — Импровизирую, раскладываю ингаляторы. — Людмила Михайловна оставила инструкции, но Диме нужна ещё и гимнастика. А по утрам — дренаж.　

Макс пристально следит за моими действиями, потом проводит рукой по лбу, ерошит волосы и садится на табуретку.　

— Пронесло, — одними губами говорит Дима, и я корчу смешную рожицу. — Лара, ты придёшь с утра кататься? — спрашивает нарочито громко и с вызовом смотрит на дядю. Тот заметно напрягается.　

— Кататься? — не понимает Макс.　

— На самокате. Мы сегодня до бухты доехали, а завтра хотели в другой конец.　

Макс поднимается на ноги, опрокидывая табуретку, смотрит на меня из-под сдвинутых бровей. На то он и чудовище, чтобы никому не доверять. По себе знает, на что способны люди.　

— А шлем где? — угрожающе спрашивает Макс, пытаясь найти в моих действиях оплошность.　

— В шкафу, — беззаботно отвечает Дима. — И наколенники, и всё остальное. У Лары шлема нет, она безбашенная.　

На секунду взгляд Макса становится почти человеческим, но потом он снова хмурится.　

— А тебе можно?　

— С Ларой — можно, — вдохновенно врёт Дима. — Ей бабушка доверяет.　

Веский аргумент. Взгляд Макса смягчается, он кивает, подбирает табуретку и садится. Следит, как я похлопываю Диму по спине, придвигается ближе, щурится, как будто видит на моей ладони яд.　

— Сделай мне мороженого на ночь. — просит мой неожиданный маленький друг, и я повинуюсь. Мы пьём тёплую вкуснятину, вылавливаем ягоды и считаем, у кого больше. Макс демонстративно отворачивается к окну, не участвуя в наших играх. Чувствует подвох, но не может его найти. Пользуясь возможностью, я подношу палец к губам, беззвучно машу Диме рукой и выскальзываю из дома. Бегу, размахивая телефоном, рисуя зигзаги света на тёмной улице. Запрыгиваю на диван и лежу, распятая событиями дня.　

Вот она, моя месть! Прямо передо мной. Шанс, блестящий, как новогодняя игрушка. Я могу рассказать Диме правду, настроить против Макса, разрушить их. Ребёнок проклянёт чудовище. Всего несколько слов — и узы крови будут рассечены.　

Эта месть сделает меня сильной и безумно несчастной.　

Я на такое не способна.　


*******

… Он смотрит на меня из окна, а я ползу, рыдая от боли, вижу только его глаза. Знаю, что он найдёт меня, везде, всегда, будет преследовать, и я вою в голос, оплакивая моё будущее…　

Просыпаюсь в пятый раз за ночь. Где он, долгожданный катарсис? Когда же я почувствую облегчение? Сверчки замеряют мои кошмары ночной песней. Открываю крохотное окно, высовываюсь по пояс, принюхиваюсь к морю. Соль, рыба, тёплая земля и никакой мести. Может, в этом и состоит моё излечение? Почувствовать силу, подержать в руках возможность мести — и отпустить. Оставить Макса наедине с судьбой, пусть та разбирается.　

Так я и сидела, дремала на подоконнике. Летом светает рано, утреннее солнце щадит, гладит, не жжёт. Вроде кажется, что всё хорошо, что я парю, растворённая в летнем воздухе. Нежусь на солнышке, как кошка.　

Дима и Макс пришли вместе, в полседьмого. Подошли снаружи к окну, и мой мелкий приятель не придумал ничего лучше, чем заорать «подъём». Обычный человек — и то напугался бы до смерти, а я и подавно. С визгом слетела с подоконника, увлекая за собой стол со всеми инструментами.　

— Олух! — гаркнул Макс, забегая в пристройку и выгребая меня из-под хлама. Я, полусонная, в трусиках и майке, билась в его руках, пытаясь оттолкнуть, отцепить от себя сильные пальцы.　

— Не смей меня трогать! Вон! Вон! — визжала я, напрочь разрушая мою и так сомнительную репутацию в округе. Крикливая девица, к которой круглосуточно ходят мужики.　

Макс отступил, позволяя мне выбираться самой.　

— Не прикасайся ко мне! Никогда, слышишь? — Давлюсь, как будто кто-то сидит на моей груди. Душит. Ломает рёбра. Знаю, что этого не может быть, ведь я стою на коленях и царапаю грудь. Но всё равно я раздавлена. Испарина выступает на лбу, на плечах, на шее. Вдавливаю ногти в кожу, чтобы очнуться и сбросить панику.　

«Это всего лишь паника, — твержу себе. — Долго она не продлится. Скоро станет лучше, намного лучше. Сброшу лишний адреналин и успокоюсь».　

— Дыши, Лара! — виновато повторяет Дима, всунувшись в окно по пояс.　

Дышу.　

Не дышу.　

— Лара, я могу что-нибудь… — Щёлкаю пальцами, отсылая Макса подальше, и тот слушается, замолкает, отходит к двери. — Пойдём, Дима. Лара скоро придёт.　

Я прихожу через двадцать минут, после душа, завтрака и самотерапии. В тёмных очках и огромной шляпе я похожа на кинозвезду, пытающуюся остаться инкогнито. Дима уже готов, и мы вывозим самокат и катимся по улице, провожаемые тяжёлым взглядом Макса.　

Я хочу уехать отсюда, чтобы не болтаться на краю невозможной мести, но что-то меня не отпускает. Не могу уехать — и всё. Нескольких минут противостояния оказалось для меня слишком мало, а вот месть — это слишком много. Поэтому я жду, когда подсознание предложит другой способ найти вожделенный катарсис.