После того как еда заказана, а Джованна и Роберто уходят хлопотать на кухню, в ресторане воцаряется тишина. Лорен и Кайл наслаждаются спокойствием после шума, который производят их рабочие, и, кажется, счастливы, что можно просто сидеть, не говоря ни слова. За другим столом начинает нарастать напряжение. Мэри сидит с опущенной головой и отряхивает обрывки бумаги со своей юбки. Дерек занят тем, что в пятый раз читает раздел dolce 74 в конце меню, при этом непрерывно жуя хлеб. Барбара выкуривает три ментоловые «Сент-Мориц», одну задругой, а Хоуард, самый словоохотливый из всех принимавших участие в разговоре, предпочитает не обращать внимания на растущее напряжение и пить столько белого вина, сколько возможно. Белинда ест хлеб, пьет воду, потягивает вино и борется с непреодолимым желанием обернуться и уставиться на Лорен, сидящую за ее спиной.

– Ну, все это мило, – говорит Барбара, стряхивая пепел сигареты и перехватывая фильтр блестящим розовым ногтем.

– Мм-м… – говорит Белинда. – Не правда ли?

– Знаешь, я подумала… – говорят они обе одновременно.

– Сначала ты… – говорит Белинда.

– Нет, ты… – отзывается Барбара.

– Нет, правда, ты, – настаивает Белинда.

– Ради Бога, хоть кто-нибудь, – взывает Хоуард, делая очередной глоток вина.

– Ну, я подумала… Интересно, как поживают твои бельгийцы? Где они сегодня? – спрашивает Барбара.

– Они уехали на прогулку в Сиену, – отвечает Белинда.

– В Сиену? Правда? – спрашивает Барбара.

– Да, в Сиену.

– Я люблю Сиену, очень, – говорит Барбара.

– Я тоже, – соглашается Белинда.

– Когда ты в последний раз ездила в Сиену? – спрашивает Барбара.

– Как раз накануне Рождества, – говорит Белинда. – А ты когда последний раз ездила в Сиену?

– Э-э… гм… точно не помню, – вспоминает Барбара. – Дерек, когда мы последний раз ездили в Сиену?

– Господи чертов боже на велосипеде! – вдруг говорит Хоуард, ставя на стол стакан. – Ты ездила в Сиену на Пасху, Белинда ездила в Сиену на Рождество, я ездил в Сиену в прошлом месяце, а Мэри, я уверен, много лет там не была. Теперь можем мы все заткнуться на хрен насчет этой проклятой Сиены?

– Хоуард! – шикает на него Белинда. На ее лице ужас, глаза округлились, она делает лихорадочные жесты руками, кивая в сторону Лорен. – Прекрати ругаться!

– Что? – говорит Хоуард. – Можно подумать, черт возьми, ей есть до этого какое-то дело.

– Ш-ш-ш, – настаивает Белинда. – Ты нас смущаешь.

– Смущаю? Я? – спрашивает Хоуард.

Он пытается встать, движения его несколько заторможены алкоголем. Но тут небольшая сцена заминается благодаря появлению невероятно шумного семейства Бьянки: la nonna 75, синьор Бьянки, la signora 76, Марко, Джанфранко, Джорджо, жены Марко и Джорджо, двое детей. Младенца приносят в корзине Moses basket 77 и немедленно ставят под стол. Это не семья, а настоящий водоворот веселья. Из кухни приходят Роберто и Джованна, их приветствуют криками, похлопыванием по спине, похвалами и аплодисментами по поводу неминуемого великолепия ленча.

Трое сыновей ходят кругами возле Белиндиного стола, пожимая руки, целуя руки. Красивый Джанфранко подмигивает Мэри. Их чрезмерной галантности достаточно, чтобы растопить морозную атмосферу ресторана, а невероятный шум, который производит это семейство целиком, позволяет посетителям за другими столиками расслабиться и разговаривать между собой более свободно. Вероятно, самое важное из происходящего то, что, приняв Лорен и Кайла за туристов, Бьянки полностью игнорируют американцев. Белинда едва сдерживает свое торжество.

– Tutto bene? – кричит она через стол семейству, поднимая свой бокал.

– Si, – отвечают они хором. Марко и Джанфранко в ответ поднимают свои стаканы с водой.

– Ну, не здорово ли это? – обращается Белинда к своему столу, потирая руки. – Думаю, можно заказать немного «Просекко».

– О, хорошая мысль, – соглашается Барбара. – Знаешь, иногда я думаю, что оно нравится мне даже больше, чем шампанское.

Воскресный ленч, кажется, приобретает размах. Зная, что их слушают, подбадриваемые энтузиазмом Белинды, все делают над собой решительное усилие, чтобы продемонстрировать, что они «такие хорошие друзья», благоденствующие в компании друг друга и постоянно эту компанию поддерживающие. Белинда заказывает две бутылки «Просекко». Дерек заказывает еще два графина вина – белого и красного.

Роберто и Джованна не могут поверить своей удаче. Они бегают туда-сюда, подавая алкоголь в больших количествах, с улыбками на лицах. Воскресный ленч эмигрантов редко бывает таким радостным и щедрым. Обычно под влиянием скупости и бедности Хоуарда они заказывают пиццу, немного салата и пару бутылок вина. Две бутылки «Просекко» и три графина – это рекорд.

Вскоре тарелки с салатом уступают место дискам блестящих вареников, сделанных утром Джо-ванной. Они начинены шпинатом и рикоттой 78, посыпаны петрушкой и чесноком, политы оливковым маслом; они такие плотные и мягкие, что проскальзывают в гордо, как устрицы. Потом, когда кажется, что эмигранты уже доверху полны едой и не могут больше ничего съесть, является большое блюдо жареной курицы вместе с жирными свиными котлетами, – и на некоторое время в их компании устанавливается тишина.

Но ничто не может утихомирить веселье за столом Бьянки. На самом деле они только начали. La nonna празднует свой восемьдесят второй день рождения, и если этот ленч будет хоть отчасти похож на прошлогодний, значит, они до захода солнца будут сидеть вокруг стола с двумя бутылками красного вина на десятерых.

***

Тем временем Лорен и Кайл, кажется, не замечают демонстрации изобилия, разыгрываемой для них эмигрантами. Вместо этого они сидят друг напротив друга, наслаждаясь первой горячей едой, которую удалось отведать с тех пор, как рано утром в субботу они получили в собственность ключи от «Casa Padronale». Смакуя каждую ложку теплых макарон, каждый кусочек хрустящей перченой рукколы и сладких помидоров, они обсуждают свои планы по перестройке дома.

– Я хочу снести столько перегородок на первом этаже, сколько возможно, – говорит Лорен, делая глоток минеральной воды, – чтобы создать иллюзию пространства. Ощущение света. Хочу покрасить там стены в белый цвет и, насколько возможно, открыть проемы. Так, чтобы люди чувствовали, что они в современном доме, но в то же время могли бы расслабиться и осознать, что суета большого города осталась позади. Это не должно занять много времени, – Кайл кивает в знак согласия, – если мы поставим перед каждым конкретную задачу и хорошенько их заинтересуем. У нас вообще мало времени: нам нужно открыться через три недели, – добавляет Лорен, выбирая пармезан из своего салата. – Именно таким образом я рассчитывала свой бюджет во всех проектах и планах.

– Не беспокойся, мам. – Кайл улыбается теплой улыбкой. – Все, что ты задумала сделать, обязательно сделаешь. Так было всегда.

– Но это так сильно отличается от Уолл-стрит, – заключает она. – Ты знаешь, там это было более… – она делает паузу; в это время от Белиндиного стола доносится взрыв веселого смеха, – там это было больше похоже на собачью грызню. – Она поднимает руку со стаканом воды. – Как бы то ни было, выпьем, – говорит она. – За новые победы.

– За новые победы. – Кайл улыбается, показывая зубы. – Тебе правда не стоит беспокоиться, мам. Не помню ни одного случая, когда бы ты не справилась. Даже после смерти отца.

– Да, но, – говорит она, поднимая брови, – это было более десяти лет назад. – Она улыбается. – В любом случае я не могу допустить провала этого проекта. Я вложила в него большую часть своих сбережений и всю свою энергию.

– Верно, и всем рассказала, что собираешься справиться с ним! – смеется Кайл. – А это, насколько я знаю королеву по ее победам над врагами, – самая убедительная мотивация.

– Я уже совсем забыла, каким ты можешь быть занудой, – смеется Лорен и с гордостью смотрит на своего красивого сына.

– Яблочко от яблоньки, – отвечает Кайл, широко улыбаясь, и весело подмигивает.

– Ты обвиняешь меня в том, что я – зануда?

– Я бы не посмел! Ввязываться в драку с тобой? У меня на это не хватит сил. Но хочу напомнить тебе, что мы здесь, чтобы отпраздновать…

– Совершенно верно, – говорит Лорен, встряхивая светлыми волосами и снова поднимая бокал. – За наш успех.

– За наш успех, – повторяет он, тихонько чокаясь с ней.

– А теперь, – говорит Лорен, – как ты думаешь: стоит ли нам закрасить эти три бессмысленные фрески, если их можно так назвать? Мне просто невыносима мысль о том, что к нам заявится эта несчастная комиссия по искусству, Bell'Arti, занесет наш дом в список охраняемых государством и заставит оставить все, как есть.

***

За другим столом Барбара проглотила смешинку. Она определенно выпила слишком много и начала заигрывать с Хоуардом. Впрочем, когда Барбара пьяна, она всегда заигрывает с Хоуардом. И Дерек, в общем, не возражает. У них с Барбарой удивительно крепкий союз. Такие редко встречаются: она очень плохо ведет себя на людях, а Дереку это нравится. Он сидит и улыбается, руки на поясе, потому что знает, что в глубине своего существа Барбара – это всего лишь болтающий без устали рот да слишком узкие брюки. Спустя двадцать пять лет, прожитых в браке, ему забавно наблюдать, как она играет в прежние игры. А игры всегда одни и те же.

Прежде всего она теряет контроль над своими грудями: нет, не в смысле стриптиза, а просто перестает осознавать их величину и норовит оставить лежащими на столе; при этом они вываливаются из выреза майки. Потом она переходит к осязательно-ощущенческой стадии осьминога – в это время она переключается на Хоуарда, единственного доступного гетеросексуального самца, не считая мужа. Наконец непосредственно перед тем, как выпасть из происходящего и почувствовать себя очень больной, она высвобождает свою внутреннюю Лайзу Миннелли.