Князь задумчиво слушал. Слова Тамары не производили на него никакого впечатления. Он был слишком занят своей страстью и чувствовал себя неспособным начать новую жизнь. Не вникая в смысл слов молодой женщины, он до опьянения наслаждался ее гармоничным голосом и блеском чудесных глаз. В этой тихой и спокойной обстановке князь чувствовал себя очень хорошо, и ему хотелось бы, позабыв все, навсегда остаться здесь.

Появление лакея, приподнявшего портьеру, чтобы пропустить кресло Магнуса, положило конец их разговору. Пока кузены здоровались, Тамара подошла к креслу и, откинув ласковым жестом шелковистые волосы мужа, приложила к его лбу свою руку.

— Слава Богу! Лихорадка совсем прошла, — весело сказала она.

Магнус взглянул на нее нежным, благодарным взглядом.

Острое чувство зависти и горечи сдавило сердце Арсения Борисовича. Он тоже был нездоров, но ничья сочувственная, нежная рука не коснется его пылающего лба, когда он вернется в свой богатый дом.

Мучимый страшным припадком ревности, князь встал со своего места. Теперь он задыхался здесь и испытывал ужасные муки Тантала. Нетерпеливый и несдержанный в своих порывах, Угарин внезапно решил отправиться к своей любовнице. Там, в пикантном обществе актрисы и ее не менее веселых друзей, он скоро забудет эту добродетельную и полную нежности обстановку, раздражавшую его нервы.

— Куда это вы собрались? Разве вы не останетесь с нами пить чай? — спросила удивленная Тамара, видя, что он взялся за фуражку.

— Конечно, оставайся! — прибавил Магнус. — Куда ты стремишься, грешная душа, нигде не находящая себе покоя!

— Я иду туда, где царствует девиз моей жизни: «женщины, игра и вино»! — ответил с улыбкой князь, пожимая руку своему кузену.

— Честь имею кланяться, баронесса!

Пребывание в доме Нины, обязавшее возобновить многие знакомства, невольно заставило Тамару изменить свой замкнутый образ жизни. Ее громадное богатство, естественно, обращало на себя внимание, и не одни только любители балов и обедов считали себя оскорбленными ледяной сдержанностью молодой миллионерши. Дамы-патронессы всевозможных благотворительных обществ, убежищ и неутомимые устроительницы благотворительных базаров, концертов, лотерей и спектаклей принимали за личную обиду постоянный отказ Тамары сделаться одним из членов их обществ. Госпожа Рабен, будучи сама членом различных учреждений, к чему ее обязывало положение мужа, пыталась уговорить свою любимицу. Та щедрой рукой помогала всем, на кого ей указывала старая баронесса, но сама категорически отказывалась вмешиваться официально во что бы то ни было.

Молодая женщина сама испытала бедность. Она слишком близко видела нищету и унижение обездоленных судьбою людей, чтобы не оценить по достоинству деятельность пресловутых благодетелей. Под предлогом помощи несчастным они выманивали большие суммы у добрых людей, которые затем тратили на свои личные удовольствия, бросая бедным ничтожные крохи. Однажды вечером, приехав к баронессе Рабен, она застала у нее одну даму, хорошо известную своей филантропической деятельностью. Она неутомимо разъезжала, делая всюду сборы, вымогая у знакомых и проповедуя всем о христианском долге помогать своим ближним. Злые языки утверждали, что эта великая проповедница говорила только для других и с такой же энергией закрывала свой кошелек, с какой умела заставлять раскрывать его своих ближних.

Тамара чувствовала большую антипатию к этой хитрой и двуличной женщине и всячески старалась избегать рассуждений с ней о вопросах филантропии. Но эта ревностная патронесса была настойчива и не хотела упустить случая еще раз сделать нападение на молодую миллионершу. Она ловко перевела разговор на свой излюбленный предмет и распространилась о величественных проектах, долженствовавших вконец искоренить нищету, со всем злом и пороками, проистекающими из нее.

— От души желаю удачи вашим планам, но только сомневаюсь, чтобы они принесли ожидаемые плоды. Я видела тысячи примеров, когда общественная благотворительность не достигает своей цели. Грандиозные предприятия для уничтожения бедности, лени, пьянства в данную минуту неосуществимы. Из высоких соображений часто проходят мимо страданий, даже не замечая их.

— Следовательно, по вашему мнению, баронесса, следует сложить руки и ничего не предпринимать для борьбы со злом?

— Нет, я хотела бы только, чтобы ради невозможного не пренебрегали бы возможным. Не нужно видеть в массе несчастья и страдания, чтобы облегчить их. Стоит только внимательно посмотреть вокруг себя, и тотчас же увидишь нуждающихся, которым в состоянии помочь. Людское страдание — это обоюдоострое оружие. Оно испытывает веру, терпение и энергию того, кто его переносит, а также сердце того, кто видит его. Если бы даже на земле не было столько эгоизма, жадности и жестокости, то и тогда трудно было бы сделать всех счастливыми. Я твердо убеждена, что Господь не осудит меня за то, что я не помогла всему человечеству, но Он спросит у меня отчет о судьбе несчастных, встретившихся на моем пути. Да, Он спросит, отнеслась ли я к ним с истинным милосердием, состоящим в том, чтобы помочь им нравственно и материально, поддержать их мужество и дать работу, которая принесла бы мир и благосостояние. Бросить бедному кусок хлеба, осудить его на работу в благотворительных учреждениях, не обеспечивающую даже насущного хлеба, как будто несчастному не нужно ни чистой одежды, ни теплого угла, ни надежды на будущее, — это можно называть делом милосердия? Нет и тысячу раз нет! Здесь нет и намека на истинную благотворительность! Громадные деньги тратятся на постройку великолепных зданий, учреждается целая администрация, подобная министерству и окружающая себя бесконечными формальностями. Если бедняку, не имеющему, на что похоронить своего родственника, выдают пособие через шесть месяцев, если умирающий должен дожидаться, пока обсудят вопрос, давать ему или нет на лекарства, — то, по-моему, это жестокая насмешка, а не акт милосердия. Поэтому-то я всегда и отказываюсь вступать в число членов какого бы то ни было общества, где царствуют соперничество и мелкие личные интересы. Я делаю добро как умею, и мне нечего далеко искать несчастных.

И действительно, ни Тамара, ни Магнус никогда не отказывали в помощи бедным. Молодая женщина всегда помогала так, чтобы нуждающийся мог начать новую жизнь. Кроме того, в одном из флигелей их дома несколько маленьких квартир бесплатно сдавались бедным благородным семействам, вдовам и отставным военным, получавшим ничтожную пенсию. Ежедневно двадцать стариков и столько же старух, принадлежащих к среднему классу, получали сытный обед, так как о них по обыкновению гораздо меньше заботятся, чем о народе. В ночлежные приюты Тамара ежегодно вносила солидную сумму, что позволяло известному числу бедняков безвозмездно ночевать там. Такую помощь она находила полезной и практичной. Кроме того, поступая таким образом, она была избавлена от пустых и бесконечных рассуждений, что и составляет главное занятие филантропических комитетов.

Несколько недель прошло, не принеся с собой ничего нового. Слегка простудившаяся Тамара не выходила из комнаты и принимала только самых близких друзей. Арсений Борисович не показывался у Лилиенштернов с того времени, когда он так неожиданно покинул их.

Адмирал рассказывал, что он более чем когда-нибудь творит всевозможные безумства.

Молодые супруги были удивлены, когда в одно прекрасное утро им доложили о визите Угарина. Князь был в отличнейшем расположении духа. Он объявил, что приехал пригласить свою очаровательную кузину на большую охоту, устраиваемую в его новгородском имении. В ней должно принять участие очень большое общество, и он надеялся, что Магнус позволит своей жене присоединиться к нему.

— Я научу вас стрелять, Тамара Николаевна, и буду беречь вас как зеницу ока, — весело сказал он. — По этому случаю позвольте мне в качестве близкого родственника предложить вам ружье для первого охотничьего дебюта.

С этими словами он открыл принесенный с собой ящик и вынул оттуда маленькое ружье с великолепной инкрустацией и с инициалами Тамары.

Молодая женщина взяла ружье и стала рассматривать его, между тем как Магнус с улыбкой объявил, что баронесса вольна поступать, как ей будет угодно.

— Благодарю вас, кузен, за ваш великолепный подарок. Я с удовольствием принимаю это чудное оружие, — сказала она, пожимая ему руку. — Но я должна отклонить ваше предложение, так как, на мой взгляд, охота — одно из самых жестоких развлечений. У меня переворачивается сердце, когда я слышу об уничтожении невинных и беззащитных животных, и я не понимаю удовольствия беспощадно преследовать и истреблять их без всякой нужды. Грустно уже и то, что мы питаемся мясом животных и режем их для удовлетворения нашего аппетита. Так как в данную минуту иначе нельзя обойтись, то я и не восстаю против этого. Но к чему же избиение для одного только удовольствия?

— Позвольте заметить вам, дорогая кузина, что вы страшно заблуждаетесь. Разве можно так трагически смотреть на смерть какого-то зайца или бекаса? Что же касается самой охоты, то это благородное развлечение, развивающее ловкость и мужество, и им занимались во все времена не только мужчины, но и женщины, принадлежащие к самому избранному кругу.

— По моему мнению, охота — это остаток варварства, кровожадная привычка, которую мало-помалу уничтожит цивилизация, как она уже уничтожила гладиаторские бои, обычай мучить и убивать военнопленных и бросание виновных на растерзание диким зверям — одним словом, все прекрасные обычаи, составляющие некогда рыцарскую забаву. Наконец, человек сделался жестоким под влиянием войн — явления довольно обыкновенного в наш век. Сердце его не возмущается, когда режут какое-нибудь животное, потому что он привык хладнокровно убивать себе подобного! Что же касается мужества, то я не думаю, чтобы оно было необходимо для того, чтобы убить несчастного зайца или бекаса. Женщине же смертоносное оружие вовсе не идет. Какой недостаток женского инстинкта и деликатности чувств — убивать ради удовольствия слабое и беззащитное существо, спокойно смотреть на страдания и агонию животного и даже видеть иногда, как собаки разрывают его на части! Я не была бы в состоянии вынести укоряющего взгляда бедного умирающего животного! Мне все казалось бы, что оно с упреком спрашивает своего безжалостного убийцу: «Зачем? По какому праву ты отнимаешь у меня жизнь?». И, конечно, хотя Господь и позволяет нам пользоваться животными, Он не одобрит того, что мы заставляем их страдать ради своего удовольствия. Нет, нет, кузен, я не поеду на охоту! Если бы я могла, удержала бы всех от этой отвратительной мании к уничтожению!