— Всемогущий Боже! — вскричала пораженная Тамара. — И эта несчастная умерла?

— Представь себе, что нет! Отравление было вовремя замечено, и ее спасли. Всю эту историю я узнала от своей горничной, сестра которой служит в тех самых меблированных комнатах, где живет Ксения. Я уже предупредила обо всем Катю, и мы решили повидаться с тобой, так как обязаны помочь нашей подруге по пансиону.

— Да, но прежде всего необходимо узнать, где находится Гапиус.

— Катя уже навела справки. Ей сказали, что Гапиус умер от желтой лихорадки в водах Леванта. Да, вот, кстати, и она сама!

— Ну что? Рассказала ты Тамаре о похождениях Ксении? — спросила княгиня, поцеловавшись с подругами.

— Да, Надя описала мне ужасное положение этой несчастной.

— Несчастной по своей собственной вине. Разве можно так обманывать людей? Тем не менее мы не можем дать ей умереть с голоду. Вот что я придумала. Завтра у меня большой вечер. Я расскажу своим гостям эту грустную историю и сделаю сбор, который обеспечит ее на время болезни. Затем мы найдем ей какое-нибудь место горничной. Что же касается мальчика, которого она ни в коем случае не может оставить при себе, то его надо отдать в приют. Граф Д. мне это устроит.

При этих словах Тамара нахмурила брови.

— Зачем, Катя, ты хочешь открыть всем несчастье и позор нашей общей подруги? Зачем к ее страданиям прибавлять еще унижения, собирая для нее, как для нищей? Кроме того, ей необходима немедленная помощь!

— Вчера вечером я послала ей с горничной десять рублей.

— А я послала пять рублей с няней, — прибавила Надя.

Тамара покачала головой.

— И никто из вас не навестил ее! — с упреком сказала она.

— Что ты говоришь? — сказала с гримасой Надя. — Мне сделалось бы дурно в этом вертепе при виде такой ужасной больной.

— Ну, я не так нежна и не боюсь обмороков, — заметила, смеясь, Катя, — но только у меня буквально нет времени для посещения подобного рода.

— Представь себе, а я-то всегда думала, что ты никогда ничего не делаешь! — сказала насмешливо Тамара.

— Во всяком случае, у меня больше дел, чем у тебя в твоем эрмитаже. Я никогда не ложусь спать раньше четырех часов утра, а встаю в час. Пока я позавтракаю и переговорю с портнихой, модисткой, экономкой, проходит столько времени, что я едва успеваю одеться, чтобы принимать или делать визиты. Затем обеды, театры, балы! Иногда я просто изнемогаю от усталости! В настоящую же минуту у меня вдвое больше дел, так как мы составляем спиритический кружок для правильных сеансов. Говорят, это очень занимательно! Надеюсь, что ты будешь одним из его членов, Тамара? Надю я уже завербовала.

— Благодарю тебя. Но ведь ты знаешь, что болезненное состояние моего мужа не позволяет мне свободно располагать своим временем. Если же вы достигнете чего-нибудь интересного, я охотно приму участие в одном из ваших сеансов, — ответила, улыбаясь, Тамара. — Теперь же вернемся к Ксении!

— Я держусь того мнения, что мой план самый лучший. Впрочем, если ты придумаешь что-нибудь другое, то напиши мне или приезжай сама, и мы поговорим об этом. Теперь же пора ехать, если мы хотим вовремя быть в академии. Держу пари, что граф Ружемон уже давно ждет нас там, — прибавила Угарина, многозначительно улыбаясь Наде.

— Что поделывает Арсений Борисович? Кланяйся ему от меня, — сказала Тамара, целуя своих подруг.

— Я думаю, что он здоров и где-нибудь веселится. Где? — этого я не знаю, так как с некоторого времени мы редко с ним видимся. Кстати, о нем: вчера он вернулся домой пьяным до бесчувствия. Это было прекомично!

Охваченная припадком безумного смеха, Екатерина бросилась в кресло.

— Не принимай такого строгого вида, Тамара! Если бы ты знала, как это было смешно!.. Итак, слушайте. Возвращаясь около шести часов вечера от отца, я увидела, как карета Арсения остановилась у маленького подъезда, ведущего прямо на его половину. Люди вынули моего муженька из экипажа и понесли его как мертвого. Думая, что случилось какое-нибудь несчастье, я поспешила к подъезду. С первого же взгляда я поняла, что мой господин и повелитель не умер. Лакей же окончательно разуверил меня: «Не беспокойтесь, сударыня, это ничего, — сказал он. — Его сиятельство завтракал у князя Флуреско и на обратном пути немного ослабел».

Не возразив ни слова, Тамара проводила подруг. Чувство отвращения охватило ее при рассказе Екатерины. Так вот какова была закулисная жизнь этого красивого и блестящего офицера, некогда казавшегося ей идеалом всех совершенств!

Под влиянием этого грустного впечатления Тамара прошла к Магнусу и рассказала ему все, что услышала.

— Вот результат союзов, основанных исключительно на расчетах, — сказал печально барон. — Если бы Гапиус хоть немного любил свою жену, конечно, он простил бы ей то, что она разбила его надежды. Он никогда не позволил бы себе такой жестокости, толкнувшей жену на путь несчастья и позора.

— Ксения всегда отличалась слабым характером. Может быть, она любила этого бессердечного человека, и боязнь потерять его заставила ее решиться на обман. Впрочем, она так жестоко наказана за свою вину, что с нашей стороны было бы дурно осуждать ее.

— Без сомнения, наш долг помогать, а не судить, и ты должна как следует исполнить его. Твоя помощь должна облегчить душу несчастной и оказать ей действительную поддержку, а не продолжать только ее агонию.

— Да, да, я понимаю тебя! Сегодня же навещу Ксению, — ответила Тамара со сверкающими глазами и крепко поцеловала мужа.

После обеда молодая женщина поехала по адресу, указанному ей Надей. На четвертом этаже ей открыла дверь довольно неопрятная и грубая служанка, но, увидев изящную даму в сопровождении лакея, тотчас же приняла униженный вид и предложила проводить ее в комнату госпожи Гапиус.

— Кто-нибудь ухаживает за больной? — спросила Тамара, проходя по длинному и темному коридору.

— Нет, сударыня. Только маленькая Настя, дочь кухарки, присматривает за ребенком, который, надо признаться, большой плакса. Больной же гораздо лучше, и доктор, бывший у нее сегодня, говорит, что теперь уже нет никакой опасности. Но вот и № 15!

С этими словами она открыла дверь и пропустила баронессу в длинную и узкую комнату, плохо освещенную единственным окном, выходившим на двор и полузакрытым стеной.

Меблировка была очень плохая и убогая. Простые ширмы окружали кровать, а недалеко от двери, около стола, освещенного лампой под зеленым бумажным абажуром, сидела двенадцатилетняя девочка, держа на руках двухлетнего ребенка с очень болезненным лицом.

— Кто там? — донесся слабый голос из-за ширмы.

— Ступайте с ребенком в коридор! Мне нужно поговорить с больной, — сказала Тамара тихим голосом.

Как только девочка вышла из комнаты, она отодвинула ширмы и подошла к кровати, на которой лежала молодая женщина, худая и бледная, как смерть. Больная испуганно смотрела на посетительницу, наклонившуюся к ней с ободряющей улыбкой.

— Разве ты, Ксения, не узнаешь своей подруги? Ведь я Тамара Ардатова.

Радость и недоверие одновременно отразились в глазах Ксении. Она хотела говорить, но слова не сходили с ее губ. Вдруг она конвульсивно сжала руку баронессы и вскричала прерывающимся голосом:

— Ты… ты одна пришла ко мне сама, а не послала милостыню через слуг!..

Это был крик отчаяния. В нем выразилось все страдание, все унижение, которые пришлось перенести несчастной. Со слезами на глазах Тамара привлекла к себе свою бедную подругу и нежно поцеловала ее в лоб.

— Не милостыню, а дружбу и поддержку приношу я тебе! Не волнуйся так, Ксения! Подумай о своем ребенке! Ради него ты должна жить и заботиться о своем здоровье.

— Нет, нет, я не хочу жить!.. У меня нет больше сил переносить нищету и позор!.. Как жестоко было возвратить меня опять к жизни!

— И тебя не ужасает мысль так позорно бросить на произвол судьбы своего ребенка?

— Может быть, Господь поможет ему! От меня же Он, должно быть, отвернулся и осудил за мои грехи.

— Не кощунствуй, Ксения! Отец Небесный не покидает никого из своих детей. Чем сильнее наше горе, тем больше милосердия проявляет Он к нам! А теперь успокойся. Мы сейчас поговорим с тобой, только прежде я хочу перевезти тебя из этой темной и сырой комнаты, где так трудно дышать.

Тамара приказала позвать хозяйку и спросила, нет ли у нее комнаты получше. Оказались свободными две большие и хорошо меблированные комнаты. Тамара немедленно наняла их, заплатив за месяц вперед, и приказала найти сиделку для больной и няньку для ребенка. Через двадцать минут больная была переведена в свое новое помещение. Вид туго набитого кошелька произвел чудеса. Все внезапно почувствовали необыкновенную жалость и стали относиться с участием к бедной жилице, которую несколько часов тому назад презирали и едва терпели. В глазах Ксении светились радость и признательность, когда Тамара, сев около постели, дружески заговорила с ней:

— Когда ты поправишься, мы поговорим и о прошедшем, и о будущем. Теперь же ты не заботься ни о чем и рассчитывай на меня. Впрочем, с одним делом необходимо покончить сейчас. Я знаю, что Катя и Надя поступили с тобой не очень великодушно и деликатно. Необходимо сейчас же отослать им их деньги. А чтоб это не повторялось в будущем, ты напишешь им, что родные, узнав о твоем положении, прислали тебе денег и что ты через несколько дней покинешь Петербург. Я распоряжусь, чтобы здесь говорили всем, что ты уехала. Хватит ли у тебя силы написать эти два письма? Я охотно бы сама сделала это для тебя, но не хочу, чтобы знали о моем участии в этом деле.

Несмотря на свою слабость, больная объявила, что напишет сама. Радость придала ей силы. Когда оба послания были отправлены, Тамара вручила своей подруге порядочную сумму денег, избавляющую ее от всяких забот о жизни, и обещала прислать фруктов, вина — одним словом, всего, что необходимо для выздоравливающей. Прощаясь с Ксенией, она сказала, что скоро опять навестит ее.