Всегда одетая в темное платье, в переднике и чепчике сверкающей белизны, с огромной связкой ключей у пояса, она поспевала всюду, строго соблюдая интересы своих хозяев и тщательно охраняя их добро.

Узнав, что ее хотят отпустить, что весь дом будет продан с аукциона и что все эти вещи, которые она любила, как свои собственные, развеются на все четыре стороны, добрая женщина была страшно поражена, и ее круглое розовое лицо смертельно побледнело. Позабыв все свое уважение к хозяйке, она тяжело опустилась в кресло.

— О, зачем я дожила до всех этих ужасов! — вскричала она, закрывая лицо фартуком и разражаясь рыданиями.

— Не плачьте, добрая Шарлотта! Неужели вы думаете, что мне легко переносить такое несчастье? — сказала с волнением Тамара. — К тому же вам нечего бояться остаться без занятий. Конечно, баронесса найдет вам подходящее место.

Экономка быстро подняла голову.

— Место? — сказала она презрительно. — Я надеюсь, что вы меня не прогоните после двадцатичетырехлетней верной службы, Тамара Николаевна, и позволите отдохнуть в вашем доме?

— При всем желании, Шарлотта, я не могу вас оставить у себя, так как не имею средств платить вам жалованье.

— Кто говорит о жаловании?.. Я прошу вас позволить мне «отдохнуть» в вашем доме! Мне нужна квартира, и, слава Богу, у меня есть довольно значительные сбережения. Но так как я не могу жить без дела, то буду заведовать вашей кухней. Готовить на четырех человек — это такие пустяки, о которых не стоит и говорить, а мне, между тем, доставит большую радость оставаться со старыми господами. Ваша покойная мать привезла меня сюда, и когда вы появились на свет Божий, Тамара Николаевна, я первая взяла вас на руки и поцеловала — прежде даже вашего отца… И теперь вы хотите, чтобы я уехала, оставив вас в горе и с тяжелобольным на руках, которому теперь вдвое нужней хорошо приготовленная пища?..

Несколько горячих слезинок скатились по щекам Тамары.

— Могу ли я, дорогая моя Шарлотта, оттолкнуть вашу преданность и любовь в такую тяжелую для меня минуту? Если вы не боитесь разделить с нами бедность, то я очень рада иметь около себя два таких верных сердца, как ваше и Фанни. Это будет большим утешением в том уединении, в котором мы будем жить!

— Бояться?.. О, нет!.. Я счастлива, что могу остаться с господами, которых люблю… Не плачьте же, моя бедная, маленькая Тамара, старая Шарлотта все перенесет вместе с ребенком, которого носила на руках, и я чувствую, что в конце концов Господь все устроит хорошо!

Старая женщина хотела поцеловать руку молодой девушки, но та привлекла ее к себе и крепко обняла.

— Итак, к общему удовольствию мы остаемся вместе! Теперь, моя добрая Шарлотта, подумаем о делах. Завтра утром соберите все серебро, хрусталь и прочее. Все это надо будет продать, оставив только самое необходимое.

При этих словах лицо экономки омрачилось.

— Да, если б только еще оставалось серебро! — сказала она, сдерживая гнев. — Вот уже четыре года, как все серебро, даже принадлежавшее вашей покойной матери, то есть собственно вам, продано и заменено накладным.

Тамара побледнела. Она очень рассчитывала на серебро, от продажи которого думала выручить много денег.

— По какой же причине это было сделано? — спросила она экономку.

— Без всякой особенной причины! Барин с барыней решили продать и продали — вот и все.

— Ну, делать нечего! Теперь я попрошу вас, Шарлотта, отобрать и отложить в сторону все, что нужно нам для нашего хозяйства из посуды, столового белья, кухонной утвари и прочего. Все эти вещи, а также и те, которые я отберу, мы на днях отошлем на новую квартиру, пока у нас остаются еще свои лошади.

Оставшись одна, Тамара глубоко задумалась. Несмотря на всю горечь своего положения, она чувствовала себя гораздо спокойнее. Самоотверженная любовь Фанни и Шарлотты подействовали на нее благотворно. Насколько в эти дни бедные и простые служанки были выше пресловутых друзей ее общества и презренного жениха, так спешившего отделаться от нее! С отвращением она поспешила отогнать от себя мысль о них.

На следующий день все с раннего утра были на ногах, во всем доме царила лихорадочная деятельность. Пока Шарлотта хлопотала на кухне, Тамара при помощи Фанни и камеристки Люси начала составлять инвентарь гардероба покойной. Настоящий ужас охватил молодую девушку при виде целой груды всевозможных туалетов. Она поняла, что целое состояние должно было уйти на бесчисленные платья, бальные костюмы, накидки, дорогие кружева и цветы. И ради этих-то тряпок были принесены в жертву здоровье и жизнь отца, ее будущность и будущее бедных детей!

Тамара выбрала из этой груды несколько шелковых и шерстяных платьев, шляп и накидок и раздала их Шарлотте, Фанни и горничной. Затем она приказала отложить в сторону еще целые куски материи, кружев и некоторые другие очень дорогие при покупке вещи, за которые при продаже дадут самую ничтожную цену. А между прочим, они могли пригодиться и Тамаре, и детям. Все же остальное было пересчитано и перенумеровано.

В продолжение всех следующих дней Тамара так была поглощена хлопотами, что ей некогда было предаваться мрачным мыслям. Она даже с замечательным спокойствием выслушала адмирала, сообщившего ей, что большая часть бриллиантов Ардатовой оказались фальшивыми. Ее уже ничто не могло удивить со стороны Люси.

В доме кипела необычайная деятельность. Шарлотта, Фанни и лакей Иван были в постоянном движении; часто исчезали куда-то и снова появлялись в комнатах. Благодаря всем этим хлопотам в конце недели сияющая Фанни объявила своей молодой хозяйке, что в новой квартире все готово и она может переезжать туда, когда будет угодно. Тамара решила немедленно осмотреть дом, прежде чем перевозить больного, а кстати и отвезти туда детей, на которых удручающе действовала вся эта суета. Особенно Оля, еще слабая и страшно бледная от перенесенного ею нравственного потрясения, настоятельно нуждалась в отдыхе и покое.

Молодая девушка приказала запрягать карету и, забрав с собой детей, Фанни и няню Гриши, остававшуюся еще на несколько дней, отправилась в свое новое жилище.

Тамара еще никогда не видала окрестностей города в этом направлении. Усталым и печальным взглядом смотрела она на монотонный пейзаж, покрытый белой снежной пеленой, и маленькие покривившиеся домики, тянувшиеся по обеим сторонам шоссе.

— Вот наш дом, барышня!.. Посмотрите! — закричала Фанни, указывая рукой на левую сторону шоссе.

В указанном направлении тянулся большой сад, обнесенный деревянной изгородью. Сквозь обнаженные деревья виднелось довольно большое здание. Свернув с шоссе, карета остановилась у небольшого подъезда, украшенного колоннадой.

С тяжелым сердцем вошла Тамара с детьми в маленькую, чистую прихожую, где Иван снял с них шубы. В эту минуту прибежала Шарлотта и тотчас же повела молодую девушку осматривать дом. Тамара была приятно поражена уютной и удобной обстановкой.

— Внизу четыре комнаты, а наверху три. Последние я предназначила для нас и детей, чтобы никакой шум не беспокоил больного, — сказала Шарлотта. — Ну, как вы находите дом? Разве дурно я все устроила? Ни в чем нет недостатка, даже в коврах, — прибавила она с гордостью.

Пройдя в кухню, где на полках ярко блестела медная посуда, Тамара осведомилась, есть ли при доме погреб и какое-нибудь помещение для хранения провизии.

— О, есть отличный погреб, который я уже замкнула, а вот тут, в конце коридора, большая комната, которая будет служить мне кладовой. И все это заполнено, так как я привезла с собой из города остатки провизии и вина.

— И все это ты перетащила сюда?

— Конечно! Ведь не станете же вы продавать варенье, консервы, соленья, маринады? Что же касается вина, то лакеи, пользуясь беспорядком, уже начали было таскать его, но я живо положила конец этому, и вот теперь все здесь цело и сохранно.

Тамара улыбнулась и пошла за верной женщиной в верхний этаж. Там тоже все было весело и уютно, и молодая девушка с облегченным сердцем спустилась вниз. Конечно, здесь было довольно просто и бедно по сравнению с обширным и роскошным помещением, к которому она привыкла, но ведь и у Эвелины Эриксон было очень просто, а как она была там спокойна и счастлива! Тамару охватило страстное желание перебраться как можно скорее в этот дом и отдохнуть, наконец, вдали от шума и людей, от всех нравственных потрясений, которые пришлось испытать в последнее время, от суеты и беспорядка, которыми сопровождалось приготовление к продаже.

— А теперь выпейте стакан горячего чая и скушайте кусок пирога, который я испекла к вашему приезду, — сказала Шарлотта, провожая молодую девушку в столовую, где все было давно уже подано.

Чтобы не обижать добрую женщину, которая с таким жаром погрузилась в заботы о своем новом хозяйстве, Тамара выпила несколько глотков чая и съела кусочек пирога, хотя всякая пища была ей противна. Дети же, со свойственной им способностью чувствовать себя хорошо на всяком новом месте, были в отличнейшем расположении духа; они громко смеялись и весело болтали, отдавая должное пирогу Шарлотты.

— Ну, мне пора ехать, — сказала, вставая, Тамара. — Еще раз благодарю тебя, моя добрая Шарлотта. Присмотри за детьми, которых я оставляю здесь. Завтра утром мы перевезем сюда папу, а послезавтра вечером, я думаю, мне удастся перебраться и самой. Фанни возьму с собой; она мне еще понадобится там. Ну, дети, смотрите же: ведите себя хорошо!

Тамара вернулась в город немного успокоившись, но теперь новая забота сильно мучила ее. Ей предстояло выполнить тягостную обязанность — предупредить своего отца. С тяжелым сердцем вошла она в комнату больного и под благовидным предлогом удалила оттуда сестру милосердия. Оставшись наедине с отцом, Тамара со всеми предосторожностями, внушаемыми ей горячей любовью к больному, объявила ему о решениях, принятых ей и адмиралом, и объяснила необходимость завтра же оставить этот дом. Тяжелый вздох был единственным ответом Ардатова.