— Не имеет никакого значения? — Анна отпустила его рукав, за который держалась, словно подобное двуличие больно задело ее. — Неудивительно, что он тайно подослал вас ко мне! Неужели в Англии не осталось справедливости?!

Задыхаясь, взбешенная, величественная, она прижималась к стене, как будто боялась испачкаться о Кранмера, бросая ему в лицо гневные слова.

— В любом беспристрастном суде вас выведут на чистую воду. И вы оба знаете это! Потому что, если мой брак был незаконным, как можно обвинить меня в измене!

— Это не имеет значения, — пробормотал Кранмер. — Вы пришли к королю, потеряв невинность. Это можно рассматривать как измену.

— Ничего не имеет значения, — рассердилась Анна, — когда честные рыцари потеряют жизни! Я одна должна нести ответственность за свои прегрешения!

Лицо Кранмера стало бледным, словно пергамент. Он пытался успокоить ее, но тщетно. Теперь Анне было все равно.

— Отправляйтесь к королю и можете поблагодарить его от моего имени за то, как он возвысил дочь простого рыцаря, которая была счастлива в своем доме в Хевере, — кричала она. — Сначала дал титул маркизы, потом сделал королевой, а теперь, Бог тому свидетель, — вручает венец мученицы!

Она прервала встречу с онемевшим архиепископом, презрительно присев в реверансе, затем громко рассмеялась.

— Не забудьте передать Тюдору, что независимо от того, какая судьба постигнет меня, я уже позабыла о нем, — вслед прокричала она. — И хотя он может убить меня и взять себе дюжину жен, бьюсь об заклад, ни с одной он больше не будет так счастлив и не получит такого удовольствия, какое имел с Нэн Болейн!

Глава 41

В крепости Тауэра состоялся суд на Анной, они судили ее по обвинению в прелюбодеянии и измене, судили не на жизнь, а на смерть. Председателем на суде выступал ее родной дядя, его поддерживали Саффолк, Фицрой и двадцать четыре лорда. Зал суда был набит до отказа приспешниками ее врагов и почетными гражданами Лондона, которых пригласили стать свидетелями унижения королевы. Анна знала, что большинство лордов позвали, учитывая их открытую враждебность к ней. Единственными лояльными судьями были ее юный кузен Суррей и бывший любовник — Нортамберленд; по выражению их лиц можно было догадаться, что пришли они в зал суда против своей воли.

Только отца ее освободили от этого тяжкого испытания. А может, опасаясь за свою голову, он добровольно отказался высказаться в защиту королевы и предпочел остаться в стороне? Но все же когда-то он любил свою дочь…

«Наверное, граф Уилтшир охотится на королевского оленя в Виндзоре, в то время как его бич настиг меня здесь!» — с горечью подумала Анна и обвела взглядом море враждебных ей лиц.

Почему нет рядом Джорджа, как нужна его поддержка! Когда она вошла в переполненный зал, первой мыслью было отыскать его. Но Джорджа не было, видно, ему нездоровилось или же просто ему не позволили прийти.

Анна предстала перед судом в гордом одиночестве, призвав на помощь только свой проницательный ум и несгибаемую волю. Она отбросила прочь воспоминания о прошлых прегрешениях, заносчивость и жестокость и вступила в открытый бой за свою добродетель, за жизнь четырех мужчин, которых обвиняли вместе с ней. Она разоблачала якобы правдивые показания подкупленных свидетелей, выставляла своих обвинителей явными лжецами, и судьи при этом чувствовали себя неуютно.

Особенно она боролась за Уэстона, которого недооценивала. При всем своем стремлении приврать и вольно пошутить в ее присутствии, он наотрез отказался выступить против королевы.

— Вы утверждаете, что он часто появлялся в моих покоях и позволял себе довольно-таки вольные комплименты в мой адрес. Но я прошу вас пригласить свидетелем мою кузину, мисс Скелтон. Она честно скажет, к кому он приходил, — предложила Анна.

Когда ее камеристки, прельстившись на золото, которое им посулили враги Анны, лжесвидетельствовали, что не раз предоставляли места в Хэмптоне, Гринвиче и Вестминстере для любовных встреч, и присягнули в этом, цепкий ум Анны быстро выхватил нужный факт и повернул его в ее пользу, поставив остальные под сомнение.

— Как можно заявлять, что я изменила своему господину королю с Норрисом в октябре 1553 года, когда в это самое время, что с готовностью подтвердит доктор Баттс, я лежала еще в постели, не оправившись после рождения моей дочери, принцессы Елизаветы! — возмущенно выкрикнула она.

Когда один из Симоров передал суду на рассмотрение письменное признание Марка Смитона в прелюбодеянии королевы, Анна потребовала вызвать личного слугу Кромвеля — Константина, чтобы он попытался опровергнуть ее заявление о том, что признание Марка было вырвано с помощью пыток и обещаний выпустить его на свободу. Она настаивала, чтобы его вызвали в суд и она могла лично задать ему вопросы.

Анна выказала удивление по поводу его отсутствия.

Когда стало ясно, что заманить ее в западню не удается, поднялся Саффолк и заявил, что она вместе с Норрисом организовала заговор с целью убить короля!

Подобное абсурдное заявление опиралось на весьма непрочном показании одного из грумов, который якобы слышал, как королева поддразнивала Хэла, требовала отложить его женитьбу, с тем чтобы занять место ее умершего мужа.

Анна рассмеялась им в лицо.

— Уважаемые лорды и вы, почетные купцы Сити, к чьему роду принадлежу и я! Взываю к вашему разуму! — обратилась Анна к присутствующим. — Подумайте, где оказалась бы Нэн Болейн после смерти Генриха Тюдора? Напрягите свой ум, можете ли вы предъявить мне более неправдоподобное обвинение? Разве не было жестокостью со стороны милорда Норфолка притвориться, будто король убит во время майского праздника и довести меня до шокового состояния, в результате которого я лишилась сына, а вы все — наследника английского престола?

Непрестанно атакуя вражеский лагерь, Анна не давала им никакой возможности запутать себя. Она чувствовала, что постепенно напиравшие на барьеры люди, которые собрались здесь, чтобы позлорадствовать и посмотреть на ее падение, начинали симпатизировать ей, а некоторые лорды засомневались в справедливости обвинений, о которых повсюду раструбили, чувствовала, что сам процесс представлял собой пародию на суд справедливости.

С таким трудом завоеванное восхищение зала согрело Анну, она ожила и похорошела, и с еще большим усердием пыталась поколебать их уверенность в ее вине. Если б хоть один из них заступился за нее, честно высказал свои соображения на этот счет, остальные тоже рискнули бы выступить против Кромвеля и короля и вынести приговор — не виновна!

С мольбой она посмотрела на Гарри Перси. Она ждала, что он встанет и смело защитит ее, вернет ей веру в него! Но он продолжал сидеть, подперев голову руками, и выглядел больным и жалким. А потом вдруг поднялся и, не дожидаясь вынесения приговора о ее виновности, покинул зал суда, с трудом волоча ноги.

И Анна после такого упорного сопротивления потеряла всякую надежду. А Норфолк, почувствовав, как пошатнулась ее позиция, поспешил продолжить свое грязное дело.

— Пригласите обвиняемого, Джорджа Болейна, виконта Рочфорда, — приказал он герольдам.

Анна удивилась, когда рядом с ней встал брат. Но с его улыбкой зловещий зал наполнился светом.

— Ты здесь — в Тауэре! — выдохнула она, позабыв о присутствующих в зале.

— Глупая девчонка! — добродушно пошутил он. — Неужели ты не знала, что я все время находился здесь? Разве забыла мое обещание, что бы ни случилось, я всегда буду рядом с тобой?

На какое-то мгновение она успокоилась и обрадовалась. Но радость Анны была недолгой. По толпе прошла волна возбуждения, все вытягивали шею и замирали в ожидании, что последует дальше. Два высоких алебардщика сопроводили Джорджа на место, где ему зачитали обвинение.

Обвинение в кровосмесительной связи между Джорджем и Анной Болейн, сыном и дочерью Томаса Болейна, графа Уилтширского. Это было самое дикое и кошмарное обвинение! Последняя козырная карта Норфолка. По его замыслу, королева должна была лишиться сочувствия в толпе, а король, наоборот, должен был вызвать жалость у людей. Он намеренно сгустил краски, так что у присутствующих даже дух захватило.

Казалось, прошла вечность, прежде чем до Анны дошел жуткий смысл его слов, медленно осознание происходящего возвращалось к ней, она вдруг со всей ясностью поняла, что Джордж, когда приезжал в Гринвич предупредить ее, уже догадывался о кознях, которые плели против них.

Потрясенная до глубины души, она рухнула на стул, услужливо поданный ей, и молча смотрела на дрожащие руки. Она представила, что ее с братом привязали к позорному столбу и теперь они сгорают от стыда под любопытными взглядами толпы. Светлая страница ее жизни была забрызгана грязью.

Боже милосердный, дай ему выдержать это низкое обвинение!

Робко Анна подняла глаза. Брат стоял в середине зала, спокойный и изящный, сквозь узкие окна пробивались длинные косые лучи солнца и падали на него, освещая красивые черты лица и стройную высокую фигуру, придавая золотой блеск его волосам, заставляя гореть огнем драгоценные камни, нашитые на его лучший белый парчовый камзол. Посреди этого унылого болота он был единственным светлым пятном.

И Анна забыла о клевете, не вызывающей у нее ничего кроме отвращения, и улыбнулась. Как это было похоже на Джорджа! Надеть свой лучший костюм перед встречей с врагами! Он предстал перед ними в модном костюме, и в петлицу небрежно была вдета веточка цветущего боярышника!

Сгорая от стыда, Анна не смела смотреть ему прямо в глаза, но когда решилась, то увидела, что он глядит на нее через весь зал. Больше для нее никого уже не существовало — только они вдвоем с братом. Во взгляде Джорджа она читала скрытую насмешку.

Вдруг его бровь вопросительно изогнулась. Анна приняла его скрытый вызов, она вновь поднялась, чтобы лицом к лицу встретиться с клеветниками, ей казалось, что это он протянул к ней руки и помог встать. Теперь она была не одинока. Рядом стоял мужчина, готовый защищать ее! Мужчина, который поклялся защищать ее до самой смерти!