У Сабрины сдавило горло. К глазам опасно подступили слезы. «Неужели он прав?» — тревожно думала она и признавалась, что не знает. Известно ей было только одно: когда он касался ее, тело становилось чужим и вся она делалась сама не своя.

Иен вздохнул: — Ну ладно. Но обещай мне, что в этой постели не появится никакой другой мужчина.

Сабрина посмотрела на мужа и совершенно растерялась, когда увидела, какое серьезное у него выражение лица.

— Я не понимаю… не понимаю, о чем ты говоришь. — Она слегка помотала головой.

— Не понимаешь?.. Я касаюсь тебя одной, смотрю на тебя одну и не допускаю, чтобы мои мысли занимал кто-нибудь другой. Так было с самого моего возвращения в Данлеви. — На секунду в комнате повисла душная тишина. — И я требую от тебя того же.

«Джеми. Он имеет в виду Джеми», — подумала Сабрина. Она забыла о своих безрассудных словах, сказанных сразу после свадьбы. Сейчас она вспомнила о них. «Остановить я тебя не могу и драться не собираюсь. Но знай, если ты это сделаешь, я буду думать о Джеми. Не о тебе, а о нем! И так всегда».

— Зачем?.. — дрожащим голосом проговорила она. — Зачем тебе мое обещание?

— Помнишь: «дал обещание — держи!» Я уверен: если ты что-то пообещаешь, то сдержишь слово.

У Сабрины никак не получалось взять в толк, зачем ему ее слово, какое оно имело значение? Но Иен был настойчив. И она не могла отрицать, что между ними возникла некая могучая притягательная сила, с которой невозможно бороться и которую нельзя не признать.

Похоже, муж испытывал такие же чувства.

Сабрина проглотила застрявший в горле ком и, запинаясь, выдавила неестественно низким голосом: — Хорошо, даю.

Иен посмотрел на нее таким испытующим взглядом, что Сабрина почувствовала, как он пронзает ее насквозь. Видимо, муж остался доволен тем, что увидел, потому что запечатлел на ее губах мимолетный поцелуй и поднялся.

Сабрина наблюдала, как он подошел к очагу и пошевелил угли. Потом нагой, как новорожденный, пересек комнату и умылся из тазика. Она удивилась, насколько его тело не походит на ее: твердое и мускулистое, а не пухлое и округлое; темное и волосатое там, где у нее все было гладким и белым. И все же холеное и изящное…

В этот самый момент Иен обернулся, и Сабрина вспыхнула, до смерти смущенная тем, что ее застали за таким неприличным делом, как рассматривание голого мужа. Иен же, напротив, чувствовал себя вполне естественно: уперся рукой в бедро, широко улыбнулся и, словно прочитав ее мысли, спросил: — Ты чего краснеешь, Сабрина?

— Сам прекрасно знаешь, — не задумываясь, ответила она. — Краснею, потому что ты голый.

Иен хмыкнул, и его смешок напомнил Сабрине о давно ушедших днях, счастливых, неспешных днях, когда они были просто детьми.

— Помнится, Сабрина, ты горела желанием видеть меня раздетым.

— Я уже говорила, тогда ты был просто мальчишкой. Иен озорно улыбнулся и поднял руки.

— Разве что-нибудь изменилось? У меня по-прежнему две руки, две ноги.

— Ты стал больше… — вырвалось у Сабрины, прежде чем она успела хорошенько подумать.

— Неужели? Где?

— А то не знаешь? — Ее взгляд скользнул туда, куда она никак не могла смотреть, и щеки вспыхнули жарче огня.

Иен опустил глаза.

— Ах, это… — понимающе процедил он. — Может быть, ты и права. Превратившись в мужчину, я хотел бы думать, что кое-что во мне переменилось. — Его слова прозвучали дерзко, но в них по-прежнему слышались отзвуки смеха. Сабрина крепко зажмурилась, что-то промычала и накрыла подушкой голову. Ему нравилось над ней подшучивать!

Кровать качнулась; могучая сила вырвала подушку из рук и отшвырнула в сторону.

— Открой глаза, Сабрина. — В голосе Иена больше не чувствовалось смеха.

Сабрина приподняла веки и безмолвно умоляла его окончить игру. Но смелый палец скользнул по ее щеке, прошелся по шее и закружил там, где под кромкой одеяла вздымалась ее округлая грудь.

— Почему ты меня упрекаешь, жена? Ты ведь сама голая.

Сабрина поперхнулась. Во рту моментально высохло.

— Тебе что, сегодня нечего делать?

Иен грубовато хохотнул, но в его смехе Сабрине почудилось удовлетворение.

— Я смотрю, твое настроение заметно улучшилось, — едко сказала она.

— Что я слышу, жена? — весело отозвался Иен. — Ты хочешь от меня избавиться? Но почему? Помнится, когда мы были детьми, ты за мной вечно бегала.

Сабрина не ответила. А что сказать? Все так оно и было. И во многом виновата была Маргарет. Как она ее подчас унижала, заставляя почувствовать себя маленькой и гадкой! Как и отец, постоянно отчитывала. И Сабрина все время боялась провиниться и заслужить наказание. Один Иен обращал на нее хоть какое-то внимание, но девочка чувствовала, что и его раздражает, что она постоянно путается у него под ногами. Но с Иеном она оставалась самой собой. Зависела от него, искала одобрения. Часто пререкалась, как случается между детьми. Однако была к нему ближе, чем к кому-либо другому. Но потом и этого не стало…

Сабрина осмелилась взглянуть ему в глаза.

— Не припоминаю. — Но это скорее была не забывчивость, а нежелание вспоминать.

— Неужели? А мне думается, ты все прекрасно помнишь, — веско произнес Иен. — Гонялась за мной, точно собака за дичью. Временами казалось, что ты от меня без ума.

— Ты ошибался.

— Разве? — Его всепонимающая улыбка ужасно раздражала.

— Насколько я помню, милорд, у вас на меня не хватало времени.

— Неправда.

— А в последний год в Данлеви ты меня вовсе терпеть не мог. Все время со мной ссорился.

— А временами мне казалось, что ты хочешь проткнуть меня насквозь.

Хотела. Так немилосердно он над ней насмехался. Только не желала показывать своих истинных чувств… и все же выплакала целое море слез из-за его холодного отношения. Пряча обиду, делала вид, что презирает его, только бы Иен не узнал, что она, кажется, влюбилась в него. И теперь ни за что в этом не признается.

— Ты был со мной груб. Я хорошо это помню. Что-то мелькнуло у Иена на лице. Нечто такое, что Сабрина не смогла распознать.

— Может быть, ты и права, — усмехнулся он. — Те последние месяцы я только и мечтал о том, чтобы сразиться с Уильямом Уоллесом и сделаться героем. Но твой отец мне этого не разрешил, и боюсь, что он был совершенно прав. В то время я был просто мальчишкой, мальчишкой, который играл в мужчину. — На секунду в его глазах мелькнула капризная искорка. — Однако, как ты справедливо заметила, мне пора трогаться.

Иен убрал руку, встал и начал одеваться. А Сабрина, натянув до подбородка одеяло, смотрела и думала: «Неужели и я сумею когда-нибудь почувствовать такое же безразличие к своей наготе?» Нет, твердо решила она. Никогда ей не удастся появиться в чьем-либо присутствии нагой и не почувствовать при этом смущения.

К ее досаде, Иен так и не покинул комнаты, пока она тоже не умылась и не оделась.

Когда они вошли в парадный зал, было довольно поздно, и в нем никого не было, кроме Фрейзера. Но и тот их поначалу не заметил, потому что стоял к ним спиной, глядя во двор. Он даже потянулся рукой и без стеснения поскреб себя ниже спины.

Сабрина остановилась как вкопанная. Взгляд встретился с взглядом мужа, и в памяти внезапно возникла картина, как однажды утром, еще детьми, они с Иеном спрятались на церковных хорах и украдкой смотрели вниз, как пустел храм. Как только преподобный отец Гилберт решил, что остался один, он задрал рясу и принялся чесать зад. И при этом так удовлетворенно сопел, что они буквально согнулись от хохота…

Сердце Сабрины екнуло, потому что в поблескивающих серых глазах мужа она узнала прежнего мальчишку, которого когда-то так обожала.

Разум отказывался верить. Пресвятая Дева Мария! После стольких лет снова? Не может быть! Иен наклонил к ней голову: — Помнишь, девочка, тот день, когда после службы мы спрятались на церковных хорах? И когда люди ушли, отец Гилберт задрал свою…

— Помню, помню! — У Сабрины перехватило дыхание.

На губах у Иена заиграла улыбка.

— С тех пор я уже не мог относиться к отцу Гилберту по-прежнему. Стало как-то трудно считать его благочестивым и целомудренным, и я начал бояться, что за такое святотатство Бог накажет меня.

Странно, что мысли Сабрины совпали с мыслями мужа, и они разом вспомнили об одном и том же. Но еще более странным ей показалось, что после того достопамятного случая она испытывала к отцу Гилберту те же чувства.

Вошел дядя Малькольм и шаркающей походкой направился к ним.

— Прелестное утро, дядя. Как себя чувствуешь? — поприветствовал его Иен.

Малькольм остановился, поднял глаза и плотнее укутался в плед.

— Хорошо. Вот только продрог внутри. Похоже, у нас чуток холодновато.

Иен похлопал старика по тощему плечу.

— Сейчас прикажу, чтобы Мэри принесла горячего вина со специями, и присмотрю, чтобы в твоей комнате было лишнее одеяло.

— Не беспокойся, — вступила в разговор Сабрина. — Я обо всем позабочусь. — Она улыбнулась Малькольму, но, к ее удивлению, старик оглядел ее с ног до головы, словно видел впервые. Сабрину это озадачило, ведь она разговаривала с ним только вчера.

— Что это за девица, Иен? Мак-Грегор обнял Сабрину за плечи.

— Моя жена, дядюшка. Несколько дней назад вернулась со мной из Данлеви.

Да ну?

— Ей-богу, дядюшка. — Его тон был само терпение.

— Тебе повезло, мой мальчик. Она красива, как вереск в цвету.

— Твоя правда, дядюшка.

Сабрина вспыхнула: она не могла понять, смеются над ней или нет. Но обращенные на нее глаза были теплыми, как солнечный луч. Или это ей только показалось? Дядя Малькольм повернулся к лестнице, и рука мужа упала с ее плеча. Когда старик скрылся из виду, Сабрина спросила: — Он что, меня не помнит? Иен кивнул: — Последние годы затмение находит и уходит, как туман. Случаются дни, когда его ум работает так же остро, как и мой. Но иногда он все путает. Знает, где находится, узнает меня, хотя иногда принимает за моего отца. Просто забыл, что мой отец умер.