Ну, допустим, изнасиловали. Но почему же она так громко орет? Что они с ней делают? Краешком уха он услышал, что она американка и совершенно не понимает по-французски. Тэйлор прекрасно владел этим языком, так как с детства был франкофилом и посещал эту страну по меньшей мере два раза в год. На этот раз он провел здесь около двух недель, проехав за три дня на мотоцикле по всей долине Луары, а потом вернулся в Париж, где и влип в эту историю. Что они с ней делают, черт возьми?

Она все еще вскрикивала, и в этом крике была целая гамма чувств: боль, страх, беспомощность и отчаяние. Голоса врачей стали более отчетливыми, так как дверь его комнаты осталась открытой. Они все время сокрушались, что она не понимает их, и очень злились, когда она оказывала им сопротивление. Да он и сам слышал какую-то возню в соседней комнате. Судя по всему, эта девушка была достаточно сильной, если два крепких доктора никак не могли удержать ее. Нетрудно было догадаться, что они проявляли нетерпение и грозно покрикивали на нее, чтобы она не мешала им работать. Умом он понимал, что должен встать и помочь ей с французским, но сил для этого практически не осталось. Любая попытка подняться на ноги может кончиться тем, что он грохнется на пол и расквасит себе нос. Оставалось только лежать и прислушиваться к ее крикам и громким голосам врачей.

— …была изнасилована мужем своей сестры, — продолжал объяснять полицейский. — Посмотрите на ее лицо. Это не человек, а какое-то двуногое животное.

— Помогите мне снять с нее это чертово одеяло. Прекратите брыкаться! Черт возьми, она не понимает ни слова! Держите ее крепче, Жизель! Жак, посмотри, что он с ней сделал! Господи, она же была девственницей! Ты только посмотри, сколько она потеряла крови! Этот парень ей все тут разорвал! Черт возьми, держите же ее крепче! Раздвиньте пошире ноги. Мне нужно просунуть внутрь хотя бы пару пальцев. Тише, не надо дергаться! Вот так, хорошо. Прижмите ее ноги повыше к груди. Господи, да держите же ее! Боже праведный, она не понимает меня! Какой кошмар!

Похоже, что она врезала ему по морде. Об этом нетрудно было догадаться, так как звук удара разнесся по всему коридору. Тэйлор слышал, как звонко грохнулись об пол медицинские инструменты, а потом усилилась возня с пациенткой. Молодец, строптивая девочка, подумал он и улыбнулся. Вскоре мимо его палаты пробежал еще один доктор, видимо, вызванный на подмогу. Девушку изнасиловали, а они пытаются теперь раздеть ее и в спешке обращаются как с каким-то куском мяса, не учитывая того, что от боли и страха у нее началась истерика. Конечно, их можно понять. В других палатах лежат люди, пострадавшие во время столкновения трех машин, да и он тоже ждет помощи от них. Но почему бы им не делать все это как-то помягче, поделикатнее?!

Он слышал ее плач, стоны и даже тяжелое дыхание, вырывавшееся из ее груди. Слышал, как медсестра по имени Жизель умоляла их быть более осторожными и не причинять ей дополнительную боль. Ведь она же была совсем юной девушкой и очень боялась этих мужчин, так как несколько часов назад подверглась жестокому изнасилованию. А один из них резко прервал ее:

— Не такая уж она и маленькая, Жизель. Покрепче держите ее, пожалуйста.

— Да, — поддержал его второй, — она совсем не маленькая, как вам кажется. Во всяком случае, по формам ее тела не скажешь, что она ребенок.

Третий доктор не произнес ни слова и только тяжело дышал над операционным столом.

Тэйлору в этот момент очень хотелось встать и врезать как следует этим негодяям, но он вынужден был лежать и молча слушать их препирательства, прерываемые иногда грубыми проклятиями в ее адрес. Она по-прежнему отказывалась выполнять их указания и всячески препятствовала проведению операции. Затем он закрыл глаза, пытаясь сравнить свою собственную боль в руке с той, которую испытывала сейчас эта девушка. Нет, это невозможно забыть. Ему казалось, что он еще очень долго будет слышать этот душераздирающий крик.

— …два пальца, черт возьми! Ты должен просунуть их как можно глубже и хорошенько все почистить. Полицейские хотят получить всю его сперму. К тому же нужно убедиться в том, что у нее нет слишком серьезных разрывов. А они вполне могут быть при таких повреждениях.

Вскоре она перестала кричать и только громко всхлипывала, не затихая ни на минуту. Третий доктор вышел из операционной, тщательно вытер руки о свой халат и направился в соседнюю комнату, где лежал Тэйлор. Увидев пациента, он молча кивнул, а потом задал по-французски несколько вопросов. Он говорил медленно, аккуратно артикулируя каждое слово. Так обычно делают американцы, когда им приходится иметь дело с тупыми иностранцами. Тэйлор бегло ответил ему на прекрасном французском без какого-либо акцента, чем немало удивил доктора.

— Эта девушка, которую изнасиловали, как она себя чувствует? С ней все будет в порядке?

Тот пробормотал что-то совершенно невнятное, а потом добавил, что, дескать, не следует совать нос не в свои дела. Тэйлор угрюмо зыркнул на него и снова повторил свой вопрос. Доктор равнодушно пожал плечами и наклонился над его сломанной рукой.

— Ей восемнадцать лет. Она американка. Какой-то итальянский князь, черт бы его побрал, муж ее сестры, самым грубым образом надругался над ней, причинив серьезные повреждения. Более того, он до такой степени разукрасил все ее лицо синяками, что мало не покажется. Самое ужасное заключается в том, что она потеряла много крови. В целом ничего страшного, конечно, нет. Она скоро поправится. По крайней мере, физически. Что же касается этого итальянца, то, как я слышал, ее сестра дважды выстрелила в него и сейчас он находится в хирургическом отделении этажом выше. Господи Иисусе, чего только не бывает в нашем мире! — Доктор спокойно пожал плечами, как бы говоря: чего еще можно ожидать от этих безмозглых иностранцев? Тэйлору хорошо была знакома реакция французов на все, что происходит с чужестранцами.

Затем доктор долго возился с его сломанной рукой, крутил ее и так и сяк, выворачивал, заставляя Тэйлора сжимать зубы от боли. Причем все это делалось с таким видом, как будто он хочет наказать пациента за слишком развязное поведение.

— Я работаю полицейским в нью-йоркском департаменте, — слегка осипшим от боли голосом произнес Тэйлор. — Сколько понадобится времени, чтобы моя рука полностью зажила? Я должен как можно быстрее вернуться домой и приступить к работе.

Доктор поднял голову, снисходительно улыбнулся и затараторил по-французски, не делая никакой скидки на то, что перед ним иностранец:

— По меньшей мере, шесть недель. И советую все это время держаться подальше от мотоцикла. Что касается головы, то с ней все в порядке. Вам крупно повезло, что на вас был шлем, иначе эти чертовы машины просто раздавили бы вас в лепешку.

— При чем тут везение? — легко парировал Тэйлор. — Я же не идиот и знаю, как можно выйти из подобных передряг с наименьшими потерями.

Доктор вдруг пристально посмотрел на него:

— Послушайте, вы ведь француз, не так ли? Вы что, переехали жить в Соединенные Штаты?

— Ничего подобного, — ответил Тэйлор, широко ухмыляясь. — Родился и вырос в Пенсильвании. — Он сделал паузу, а потом добавил: — Просто у меня нет проблем с языками, тем более что французский, по правде говоря, очень легкий язык.

В следующую секунду он пожалел о своих словах, так как чуть было не завизжал от боли.

— Прошу прощения. Сейчас я направлю вас на рентген. Придется немного потерпеть. При таком повреждении нельзя делать наркоз. Подождите здесь минутку, я пришлю к вам кого-нибудь. Да, кстати, теперь я понимаю, что вы не француз.

Тэйлор вздохнул, закрыл глаза и услышал слабое всхлипывание девушки в соседней комнате. Ее голос становился все тише и тише, иногда полностью затихая. Должно быть, ей больно даже стонать, подумал он. Через пять минут его выкатили на кресле из палаты, и он успел бросить беглый взгляд на свою соседку. Она лежала на операционном столе со слипшимися волосами и с жуткими кровоподтеками на лице. Один ее глаз распух до такой степени, что даже не открывался, а верхняя губа была толстой и кроваво-красной. Ему показалось, что сейчас она выглядит еще хуже, чем тогда, когда ее привезли в больницу. Судя по всему, она крепко спала, накачанная успокоительными средствами. Даже этих секунд ему было вполне достаточно, чтобы понять, какой она была юной, беспомощной и совершенно беззащитной. Утешал в данном случае лишь тот факт, что ее сестра всадила пару пуль в этого ублюдка.

Он не мог понять, что заставляет людей вести себя подобным образом, но одному Богу известно, сколько раз он сталкивался с такими случаями за годы работы в полиции в своем родном двенадцатом участке.

Будь он проклят, этот итальянский князь! Впрочем, он уже достаточно наказан и вряд ли сможет продолжать свое грязное дело. Тэйлор снова вздохнул и подумал о том, что было бы неплохо, если бы кто-нибудь смог усмирить эту чертову боль в руке.

Из больницы его выписали через два дня, наложив плотный слой гипса. Он чувствовал себя немного лучше, хотя по-прежнему испытывал острую головную боль. За все медицинские услуги ему пришлось заплатить восемьсот долларов, и у него осталось ровно столько, сколько нужно, чтобы добраться до Нью-Йорка. Что же касается мотоцикла, то он, к счастью, застраховал его и поэтому потерял только сотню баксов.

Тэйлор устал за это время и чувствовал себя совершенно разбитым, хотя и понимал: ему повезло, что он вообще остался в живых. Бывает похуже. Этот кретин на белом «Пежо» вылетел из какой-то узенькой боковой улочки и врезал его так, что он пролетел несколько метров и упал в густой кустарник. Слава Богу, что при этом его не выбросило на дорогу. Именно эти кусты и спасли ему жизнь. А водитель исчез с места происшествия, оставив его на произвол судьбы. Тэйлор долго матерился, прижимая к себе сломанную руку и дожидаясь полицейских. К счастью, они приехали очень быстро и тотчас же отвезли его в больницу Святой Екатерины, где он вынужден был несколько часов слушать душераздирающие крики этой девушки. Конечно, он был полицейским и давно уже привык к подобного рода событиям, но все же не мог равнодушно отнестись к ее судьбе.