Попробуй тут сохранить лоск светского льва, когда пот глаза заливает. Гарри развернулся всем корпусом, пытаясь разглядеть, во что одет Ричард. Похоже, Сару до выбора облачения не допустили, поскольку на Ричарде был все тот же костюм, в котором он впервые щеголял в восемьдесят пятом году. Только тогда Ричард был вылитый Гордон Гекко[7] из фильма «Уоллстрит». Теперь же братец выглядел как простой смертный. Наверное, все дело в геле. Гель для волос был чумой восьмидесятых.

Гарри перевел взгляд на Марианну Ксантексенидес. В восемьдесят четвертом она заявилась на комптоновскую дискотеку «Голубые огни» с таким количеством геля на голове, что он чуть не порезался об нее. Еще ему вспомнился ее образок с Мадонной и голый пупок. Какой же, дай бог памяти, формы был пупок — кнопкой или узелком?

Опять за старое, спохватился он. Любая чушь, вроде пупка Марианны Ксантексенидес, в голову лезет — только не свадьба. Или вечная любовь. Или, на худой конец, брат.

Ричард беспокойно озирался у входа. Том стоял рядом, по своему обыкновению рассеянно уставившись вдаль. Да где же Сара? — подумал Гарри. Ей давно пора быть здесь.

Чтобы проверить, во сколько намечается торжественное появление невесты, Гарри стал изучать программку. Однако разобрать что-либо в ней оказалось довольно сложно: листы были усеяны золотистыми блестками — словно феями засижены, подумал Гарри. Что за проклятье — вспотел, стул дурацкий, да еще мешает что-то. Изловчившись, Гарри выудил из-под себя нарядный томик — при ближайшем рассмотрении он оказался Библией. Гарри швырнул книгу в траву и тут же поймал неодобрительный взгляд отца.

Сделав вид, что ничего не заметил, Гарри уставился в полотняную стену шатра — в привычных мечтах о Дебби Харри. И плевать он хотел на родительский остракизм за завтраком. Еще не хватало, чтобы двум жалким блюстителям мещанской морали в махровых халатах удалось изгнать ее светлый образ из его сердца!

Вот Дебби и Крис Стайн[8] и не думали жениться — и полюбуйтесь! Взяли и создали «Блонди», величайшую группу в истории рок-н-ролла. И даже вместе написали «Стеклянное сердце» — величайшую песню в истории мира. Правда, не то чтобы он сильно переживал, когда они расстались, поскольку его шансы, таким образом, слегка возросли. Пожалуй, пора уже черкнуть ей письмецо. В который раз.

Гарри вычитал в Интернете о новой моде среди влиятельных американских матрон — «больше чем любовник». Идея ему положительно импонировала. Насколько он понимал, она сводилась к тому, что простой обыватель вроде него, мелкий служащий банка в Комптоне, Австралия, мог запросто оказаться в объятиях звезды вроде Дебби Харри из Манхэттена, Нью-Йорк. Безусловно, их отношения строились бы на взаимном уважении. Правда, его годовой доход составляет, вероятно, не более двух сотых ее заработка. Впрочем, он откроет ей такие высоты в духовном, сексуальном и интеллектуальном плане, что с легкостью компенсирует эту досадную неприятность.

Все девушки Гарри — если, конечно, их можно таковыми считать — были моложе его. Гарри чувствовал, что созрел для роли «не просто любовника». Крошечные лифчики двадцатилеток уже порядком достали.

Тут Гарри заметил, что Ричард все еще болтается у входа в нетерпеливом ожидании. Ему стало жаль брата. И без того весь город пялится, а тут еще заминка.

А может, все дело в Ричарде? — подумал он и попытался припомнить, не опоздала ли Бронте на прошлую свадьбу. Нет, в тот раз все было гладко. Бронте явилась вовремя, слов брачного обета никто не перепутал, и даже еда оказалась пристойной. Только с волосами Гарри черт знает что вышло.

Волосы его тогда отросли до самых плеч, и родители вызвали на подмогу дядю Франка, парикмахера на заслуженном отдыхе.

Дядя Франк сказал буквально следующее: «Мы тут подкоротим чуток и феном высушим — вот и порядок». Но вместо этого любовно завил волосы по кругу, так что на всех свадебных фотографиях Гарри выглядит как Бонни Тайлер[9]. К тому же Бронте напялила на него килт и сумку с кистями, смахивающую на лисий хвост. От одного воспоминания Гарри скукожился от стыда.

Оглядев публику, он с недоумением отметил, что Бронте не пришла — несмотря на приглашение, что-то ее было не видать. Уж кого-кого, а Бронте ни с кем не перепутаешь. Фигура у нее как у телепузика.

Ну и хорошо, решил он. Бронте ухитрится из всего устроить трагедию. Когда они с Ричардом расставались, страсти кипели такие, что хоть на широком экране в местном пабе крути — в цвете, с долби — звуком и бесплатным пивом три вечера подряд.

После официального развода, когда Бронте вернула бывшему мужу кольцо и уехала к родителям в Мельбурн, Ричард с месяц жил у Гарри. Поскольку во всем флигеле только и было что одна комната, туалет, коллекция синглов «Блонди» и электрический чайник, Ричарду пришлось спать на полу на прорезиненном коврике.

Гарри отмахнулся от ненужных воспоминаний и принялся вычислять, кто еще не пришел. Помимо Бронте с ее телепузиковой фигурой, похоже, все население Тасмании набилось в шатер. Некоторые даже из Стенли и Джерико не поленились притащиться.

Многие заявились с собаками. Поскольку большинство жителей Комптона знали Ричарда по его ветеринарной практике, они, по всей видимости, решили, что приглашение распространяется и на их питомцев — далматинов и хилеров, околачивающихся поблизости с высунутыми языками. Тут Гарри заметил, что их собственный пес, Макс, уселся у входа в шатер и, широко раскинув лапы, принялся усердно вылизывать гениталии.

— Макс! — прошипел Гарри.

Пес не реагировал.

Гарри вдруг вспомнил про музыку — неплохо бы ему сменить отца. Поскольку Сара опаздывала, кассету Ричарда с концертом Вивальди «Времена года» пришлось поставить в режиме произвольного воспроизведения, и теперь, после бесконечных повторов «Весны» и «Лета», гости в очередной раз выслушивали «Осень». Просто глобальное потепление какое-то, подумал Гарри.

Кто-то похлопал его по плечу. Ричард.

— Слушай, сделай доброе дело, — глухо произнес он.

— Лапы псу прикрыть? — с готовностью спросил Гарри.

— Нет, подбери какую-нибудь другую музыку. В конце концов, ты за это отвечаешь.

— А отец что, не справляется? Он вроде перехватил инициативу.

— Отец туда пошел, — свистящим шепотом ответил Ричард, кивая в сторону сада. — Сару ищет. Все Сару ищут.

И его как ветром сдуло. В момент. Обалдевший Гарри — впрочем, как и все гости — проводил взглядом Ричарда, который почти бегом устремился к выходу, безуспешно стараясь скрыть волнение. Выглядел он довольно дико — как утка на утренней прогулке. Том вышел из шатра следом за Ричардом.

За спиной Гарри присвистнули — невеста опаздывала на двадцать пять минут. Да где же она, в самом деле?

Гарри еще никогда не видел Ричарда в таком раздрызге. Прежде буддистское хладнокровие брата редко подводило — даже запихивая градусник кошке в задницу, Ричард сохранял способность к философствованию.

Мой брат — буддистский ветеринар Комптона, подумал Гарри. Песню про это написать, что ли? Надо только рифму придумать к Комптону, вечная проблема с ним.

Он порылся в карманах в поисках кассет, которые могли бы послужить достойной заменой злополучным «Временам года». Должно же у него найтись что-нибудь стоящее — если повезет, может, даже сборник лучших хитов «Блонди».

Между тем по залу поползли сплетни — Гарри слышал, как на задних рядах перемывают косточки новобрачным. Почтенные дамы в первом ряду обсуждали фасоны шляпок, почесывая головы, как гориллы.

Гарри выудил кассеты из кармана: одна оказалась доморощенным сборником старых добрых австралийских групп — «Горе — рыбаки», «Простаки», «Старые галоши», «Прокаженные слепцы». Сомнительно, что подобную музыку оценят — дамы со шляпками скорее смахивали на любительниц Криса де Бурга с его «Леди в красном». А вторая? Слава богу, так и есть. «Блонди».

Гарри с облегчением поднялся с места, споткнувшись о валявшуюся на траве Библию, и направился к стереоустановке в глубине шатра. На магнитофоне лежали две кассеты, помеченные рукой отца: «Торжественный вход невесты» и «Выход жениха и невесты». Пять баллов, папа.

Динамики издавали ужасающий гул. Гарри купил их по дешевке у хиппарей в Хобарте и теперь начинал об этом жалеть. Оставалось надеяться, что на открытом воздухе они будут звучать лучше. Других динамиков все равно не было, а впереди куда более важная вещь, чем «Выход жениха и невесты», — его собственное выступление, которое должно состояться в четыре часа, во время торжественной части. Это был второй концерт группы «Барабанные палочки «Блонди» в наших надежных руках» за последние восемь месяцев. Гарри, правда, сомневался, можно ли считать свадебное выступление концертом, но, как бы то ни было, ему не хотелось сесть в лужу.

«Барабанные палочки «Блонди»» в настоящий момент, безусловно, заменяли ему любимую девушку — музыке Гарри отдавался со всем пылом своей души. Было бы, пожалуй, неплохо часть этого пыла направить на Пиппин, барабанщицу и вторую половину группы, но Гарри никак не мог себя заставить воспылать страстью к бисексуалке в кепи набекрень. Особенно к такой паршивой барабанщице.

Палочки были самыми что ни на есть настоящими. Клем Буркс[10] швырнул их в зал на концерте в Мельбурне в семьдесят восьмом году, и малолетнему Гарри посчастливилось их поймать — он запихнул их в штаны и с визгом побежал прочь из зала, а тылы прикрывала его мать, отбиваясь дамской сумочкой от обезумевших панков. Гарри закрыл глаза и попытался оживить в памяти подробности давнего триумфа. Билеты он тогда выиграл в какой-то радиопередаче, и после уроков они с матерью отправились двухчасовым рейсом в Мельбурн — ему даже перепал игральный набор для юных пассажиров. Гарри столько раз прокручивал эту историю в голове, что уже и самому наскучило.

Ричард тем временем терзался мыслями о Саре. Почесывая коротко остриженный затылок — от новой стрижки постоянно зудела голова, — он в который раз огляделся по сторонам. Сара не появлялась. Опаздывает уже на полчаса. Дома ее нет. В саду нет. Никакой записки. Даже собственные родители не видели ее с тех пор, как она отправилась в парикмахерскую. Семейство остановилось в местной гостинице, договорившись там вместе и позавтракать, но на завтрак Сара не явилась. Как будто провалилась сквозь землю.