И до тех пор пока гости не встали из-за стола, один за другим следовали тосты. Хозяин дома пил за гостей-студентов, затем за своего старого «камерада». «Камерад» пил за здоровье юной баронессы Маришки. Управляющий Борхи провозгласил здравицу Наполеону: «Дай бог ему доброго здоровья и хорошую жену!» (В те годы упорно ходили слухи, что Наполеон собирается жениться на дочери императора Франца.) Поднялся с бокалом и доктор и с самым серьезным видом предложил тост за здоровье шимпанзе, «достойного члена общества в Оласрёске». («Этого циника-доктора окончательно испортила французская революция», — пробурчал Дёри.) Жигмонд Бернат не один бокал осушил за хозяина дома, превознося при этом его доброту и благородство. А барон так расчувствовался, что, обняв юношу за плечи, только и повторял: «Студент, студент, ты понял меня». Священнику ничего иного не оставалось, как предложить тост за сухопарую мадам Малипо, которую он сравнил с садовником, ибо она, всем на восхищение, растит чудесный цветок. Юная баронесса тотчас же перевела его слова на французский язык, что незамедлительно вызвало у мадам обильные слезы, упавшие в тарелку с яблочной кожурой и сырными корками. Видно было, что и Бутлер обдумывает какой-то тост, но он до того медлил, что замысел его так и остался неосуществленным, ибо как раз в это время прибыло семейство Ижипь; обе барышни, как на шестах, повисли — одна на правой, другая на левой руке старого экс-гвардейца. Немного погодя появились шустрые девицы Сирмаи, за ними маленький Пишта и наконец их мамаша. Пора было хоть из приличия покинуть столовую.

Доктор отыскал свою палку с костяным набалдашником и стал прощаться.

— Эге-ге! Уж не собираешься ли ты отправиться пешком? — запротестовал Дёри. — Подожди-ка управляющего. А то, хочешь, я распоряжусь, чтоб запрягли?

— Э, нет! Я еще в своем уме и не собираюсь разболеться по твоей милости! Месяц сияет — одно наслаждение прогуляться пешком. Я перегрузился вином и пищей.

И верно, почтенный доктор сопел, как откормленный гусь.

— Ну, а что ты прописал Маришке?

— Свежий воздух. Если для войны нужны деньги, как говорил Монтекукколи *, то для здоровья, мой дорогой барон, нужен воздух и еще раз воздух. Это говорю я. Пусть она целый день гуляет в саду.

— А ты когда приедешь?

— Как-нибудь на днях загляну.

Доктор распрощался. Всей компанией его проводили до крыльца, что польстило ему, и он даже пошутил:

— Так-то! Воздавайте почет своему доктору, и долголетие вам обеспечено.

Небосвод на западе начало заволакивать тучами.

— Не дать ли тебе зонтик?

— Я не немец.

— Может быть, ты прихватишь мой карманный пистолет? — крикнул вдогонку Дёри.

— Зачем? Того, кто страшен мне, пуля не возьмет.

Он прошел через парк, лениво передвигая свои коротенькие ножки. Скоро собачий лай возвестил о том, что его заметили овчарки; еще некоторое время можно было слышать скрип гравия, и наконец шум его шагов затих в отдалении.

А в доме возобновилась программа развлечений, прерванная ужином. «Сержусь на тебя» и «Как вам это нравится» — эти игры, как хлеб, никогда не приедаются. До тех пор пока женские лица будут оставаться прекрасными, обе эти игры не потеряют своей прелести. Время уже приближалось к полуночи и число фантов все увеличивалось (даже барышни Ижипь дождались своей очереди — одну из них выбрал маленький Пишта Сирмаи, а другую — добросердечный граф Бутлер), когда Маришка вдруг объявила, что предстоит еще нечто.

— Помните, Бутлер, за мной ведь еще одно обещание.

— Да-да, духи. Подавайте их сюда!

Маришка распорядилась, чтобы из голубой гостиной в салон внесли тяжелый дубовый стол, так как маленький столик розового дерева, на котором сейчас стояла вазочка с фиалками, мог внушить подозрение своим малым весом.

Все собрались вокруг стола. Только шимпанзе выставили за дверь. Бестолковое существо могло не понравиться духам.

— К столу, к столу! — повелительно звучал голос Маришки. — Бутлер, садитесь! Илонка, дай твою руку. А вы, святой отец, положите ваши руки сюда. Бернат, вы оставайтесь на месте и снимите с пальца кольцо. А ты, папочка, не будешь? Подвинемся немножко, дадим место и Пиште. Прошу сделать серьезные лица, ибо духи не любят ни сомневающихся, ни шутников. Ай-яй-яй, Бутлер, не смейтесь же!

Все положили ладони на стол так, что мизинцы рядом сидящих соприкасались, образуя сплошную цепочку. Сколь прелестны были пухлые ручки виконтесс Сирмаи (словно распустившийся цветок, нежно розовели их холеные ноготки), и как резко контрастировали с ними красные, жилистые руки девиц Ижипь.

Одна из девиц, Вильма, в экстазе закатив глаза, тихим замогильным голосом принялась читать предписанную в этих случаях молитву.

— Аминь, — повторили все, когда она кончила. — Теперь могут приходить духи. Путь свободен.

«Столоверчение» относилось к общепринятым развлечениям тех времен. Более того, оно носило характер моды. А это означало, что спиритизмом занимались даже люди, не верившие в него, даже те, кто не проявлял к нему особого интереса. Что же касается существа дела, то вера в духов так же стара, как и склонность к сверхъестественному. Однако у спиритизма имелись и более сильные пружины. Человек никогда не может свыкнуться с мыслью, что он должен прекратить свое существование. Коренящийся в человеке эгоцентризм питает в нем жажду вечного бытия, даже после смерти. Что и говорить, тщеславен человек!

Спиритизм, несомненно, так же стар, как сами люди; меняется со временем только его толкование и обличив. Однако первым призраком, первым искусителем был не кто иной, как Каин. Еще древние римляне и греки верили в то, что души умерших бродят по земле. Даже богов своих они спустили на землю, так им было удобнее.

Суеверный венгерский крестьянин с незапамятных времен верил в привидения, которые появляются, закутавшись в белую простыню, и устрашают живых, а с первым криком петуха исчезают. При виде их человека охватывает ужас; у него нет охоты вступать с ними в разговор. Поэтому крестьянину и в голову не приходит вызвать с того света своих родичей; напротив, он готов скорее обедню заказать и свечку поставить за помин души усопшего, лишь бы только она успокоилась в земле-матушке.

Другое дело — господа. Ну конечно, господам всегда нужно что-то особенное. От страха перед привидениями их ограждает образованность. А для забавы своей они вызывают таких духов, которые способны их повеселить, забираются в столы и таким образом болтают с ними.

Первыми вызывать духов стали маги, Калиостро и его сотоварищи. Но эти были еще скромны: вызывали Астарту, у который был свой день посещений — среда (как, например, у палатина — четверг). По средам она являлась на зов и вызвавших ее наделяла способностью нравиться сильным мира сего… Жаль, что с тех пор оскудела добрая Астарта, — и хоть карьеристов сейчас много развелось, но у них уже нет духа-помощника, а есть лишь хорошо подвешенный язык.

Мода на «столоверчение» была завезена из Америки. Янки и их мисс были без ума от этого занятия. Они, наверное, рассуждали про себя: «Если уж мы такие безродные выскочки, что нет у нас ни своих лордов, ни герцогинь, ни королей, ни рыцарей в доспехах, ни великих писателей, ни женщин с мировой славой, и если уж мы не можем отобрать у Европы — живых, то, по крайней мере, вызовем их умерших знаменитостей на наши вечера с чаем и вистом. Хэлло! Крутись-вертись, столик!»

Самый трудный момент сеанса — это его начало. У духов, по-видимому, имеются свои претензии, которые нужно разгадать. Быть может, на столе покоится ладонь какого-нибудь неугодного им человека. Этого уже достаточно, чтобы дух не явился на зов. Более того, он еще и других отговорит.

Но в доме Дёри этого можно было не опасаться. Здесь сидели за столом две любимицы духов — девицы Ижипь. На грешной земле им не удалось выйти замуж, зато с того света женихи так валом и валили. Маришка рассказывала, что иногда к ним приходили средневековые бретонские рыцари, а то и трубадуры. Это обстоятельство необычайно льстило девицам.

Тсс, тише! Даже сердце замерло.

Стол вздрогнул и начал ритмично покачиваться.

— Идут! — жарким шепотом проговорил священник (он имел в виду духов).

Мадам Малипо пододвинула к себе круг с алфавитом, чтобы заранее подготовиться. Она ни слова не знала по-венгерски, поэтому всякий обман был исключен.

— Кого же вызовем? — обратился поп к стоявшим вокруг стола пожилым мужчинам.

— А можно кого угодно? — спросил в ответ майор.

— Сначала приходит сам по себе какой-нибудь посредник.

— Как вы сказали, посредник?

— А как же! У духов тоже есть свои посредники. А те уж вступают в разговор с нашими посредниками.

— Гм… Следовательно, все дела ведутся через агентов?

— И часто получается полная неразбериха. Среди духов низшего разряда имеются чудаковатые, которым нравится дурачить всех и болтать несусветную чепуху. Особенно этим отличается одна девица из Кашши. Она ведет себя так, словно никогда не была в здравом уме.

— Что это за кашшская девица?

— Да некая Рожика Тоот, умершая восемьдесят лет тому назад. Она отправилась на свадьбу в Эперьеш вместе со своей мамашей, и на обратном пути их экипаж перевернулся и свалился в ущелье. Теперь эта девица все время озорничает и путается под ногами.

Майор, покручивая ус, с удивлением заметил, что девушки многозначительно переглянулись, как бы разделяя мнение священника о непутевой Рожике.

— А возможно, нам и сразу удастся вызвать толкового духа, — продолжал поп, который с легкостью ориентировался в царстве душ. — Кого нам сейчас позвать?

— Вызовем-ка Ференца Ракоци Второго, — предложил управляющий, — его высочество князя Ракоци, — поспешно добавил он, так как стол вдруг подозрительно качнулся.