Где-то между консоме из артишоков и жарким из баранины Джей Мак заключил свой рассказ и предложил перейти к вопросам и замечаниям. Обсуждение новостей с Мойрой и Мэри продолжалось вплоть до зеленого салата и лососины с горошком. Джей Мак внимательно выслушал все, что они хотели бы сказать, и отнесся к этому точно так же, как к замечаниям своих партнеров по бизнесу, — то есть переиначил в свете собственных убеждений. Несмотря на невыразительность его широкоскулого лица и несколько отвлеченный взгляд темно-зеленых глаз, всякий раз, когда Джей Мак смотрел на жену или дочь, взор его наполнялся теплотой и любовью.

Излучаемые Джоном Маккензи Великолепным уверенность и властность казались такими же привычными, как на ком-то другом — старый поношенный костюм. Однако этот влиятельный человек не утратил чувства реальности и ценил упорство и отвагу в окружающих. За долгие годы он мог не раз убедиться, что самое отчаянное упорство и отвага обитают не далее как в его собственном доме. Его густая роскошная шевелюра все еще оставалась темно-русой, и только очередная выходка одной из дочерей могла прибавить новую седую прядь на висках.

Но, слава Богу, теперь уже они все пристроены, все получили специальность и обзавелись семьями. Джей Мак привык думать, что и его милая Мэри в какой-то степени тоже имеет семью. В свое время он был против ее ухода в монастырь — и это был первый серьезный конфликт с дочерьми, — однако со временем смирился и даже стал делать анонимные пожертвования в монастырь Призрения Малых Сих, помогая отстроить новую больницу. Похоже, Мэри догадывалась об источнике необычно щедрых пожертвований, однако держала язык за зубами.

Когда подали сладкий картофель, Мойра попыталась завести разговор по поводу ноябрьской поездки в Денвер, однако Джей Мак не попался на эту удочку. Тогда она предприняла еще одну попытку, с юмором описывая свой утренний поход по магазинам. Джей Мак наслаждался свежим сыром, исправно хихикал над каждой шуткой, но пропускал мимо ушей все намеки насчет возможного путешествия на Запад.

Безуспешные маневры Мойры продолжались почти до конца обеда, так что Мэри предоставилась возможность поговорить о своих делах только за малиновым муссом.

— Я решила уйти от Малых Сих, — звонко и ясно произнесла она.

Однако ей пришлось повторить новость, ибо ни Джей Мак, ни Мойра не смогли осознать ее с первого раза. И хотя решимость Мэри нимало не поколебалась, почему-то во второй раз та же краткая фраза далась ей с большим трудом.

Слушая Мэри, Джей Мак не смотрел на нее. Его взгляд не отрывался от лица жены, ставшего белее снега.

— Ты это серьезно? — спросил он наконец.

— Ты не можешь говорить это всерьез! — не веря своим ушам, вскричала Мойра.

— Я так решила, — твердо ответила Мэри, отодвигая тарелку с муссом.

— То есть ты хочешь вступить в другой орден, — с надеждой в голосе, звучавшем так жалобно, уточнила Мойра.

Непонятливость родителей чуть было не вывела Мэри из равновесия, однако она нашла в себе силы посмотреть матери в глаза и уверенно произнести:

— Нет, мама, я совсем ухожу из монастыря, то есть отказываюсь от данных обетов и пострига.

— О Боже… — Лицо Мойры скривилось, на глазах выступили слезы. Отчаяние сковало ее тело, так что она не смогла даже поднести к глазам лежавшую на коленях салфетку. — О Боже… — убитым голосом повторила она.

Всю жизнь Мэри не могла отделаться от предчувствия, что стычки с отцом являются лишь подготовкой к иным, куда более суровым битвам. И вот теперь стало ясно, что ей потребуются все душевные силы для поединка с матерью.

С подобным сопротивлением она еще не сталкивалась. По крайней мере до сегодняшнего дня.

Джей Мак попытался разрядить атмосферу, отвлекая внимание на себя.

— Может быть, расскажешь, как ты пришла к подобному решению, — предложил он.

Мэри до боли стиснула пальцы. Подбородок ее слегка задрожал, однако черты лица оставались спокойными.

— Это слишком трудно объяснить.

— Еще бы! Если ты утратила веру, — взорвалась Мойра. — Наверняка в этом все и дело! Не сомневаюсь, что одной беседы с епископом Колденом или матерью-настоятельницей будет достаточно, чтобы понять: не ты первая впадаешь в этот грех. Всем слугам Господа рано или поздно приходится пройти через подобное испытание. Но это вовсе не означает, что надо порывать с Церковью.

— Мама, — возразила Мэри несколько более горячо, чем хотела, — я вовсе не утратила веру. Грехи и испытания тут ни при чем. Не всем дано просто покаяться и жить по-старому. Я говорила и с епископом Колденом, и с матерью-настоятельницей — обоим пришлось согласиться, что дело не в утрате веры.

— Но… — не унималась мать.

— Мойра, — резко, со значением, одернул ее Джей Мак, не часто позволявший себе подобный тон в разговоре с женой. — Дай Мэри высказаться.

Мойра почувствовала себя уязвленной. Она вскинула голову и сжала в тонкую линию пухлые губы. Лукавый огонек в ее глазах превратился в испепеляющее пламя.

— Значит, ты защищаешь Мэри Френсис! — обвиняюще воскликнула она. — Еще бы, ведь ты всегда был против ее пострига! А между прочим, твоя обязанность — следить за тем, чтобы дочь выполняла данные обеты, особенно по отношению к Господу!

— Пожалуйста, — мягко вмешалась Мэри, умоляюще переводя взгляд то на отца, то на мать, — хоть вы-то не ссорьтесь между собой из-за меня!

Однако на нее никто не обратил внимания. Стараясь совладать с собой, Джей Мак снял очки и принялся протирать их с чрезвычайным тщанием.

— Во-первых, Мойра, я никого не защищаю. Насколько я понимаю, тут и защищать-то некого. И хотя ты права в том, что я не одобрял намерения Мэри принять постриг, в конце концов мне хватило рассудительности смириться с ее решением. И если теперь случилось нечто, заставившее ее пересмотреть свои намерения, то это наверняка относится исключительно к ее собственным взаимоотношениям с Господом. Неужели ты считаешь, что она не спросила Его совета?

Джей Мак встал из-за стола и надел очки. Не спрашивая разрешения у дам, он направился к столику с напитками и налил всем троим коньяка. Поставив перед Мойрой и Мэри по бокалу, он уселся на свое место, зная, что женщины не откажутся от выпивки.

— Мэри, ты не ошиблась насчет утраты веры? — спросил он.

Мэри задумчиво любовалась янтарной жидкостью, согревая в ладонях бокал.

— Нет, я не ошиблась, — медленно ответила она, покачав головой. — Мое решение связано не с верой в Господа, а с тем, для чего Он меня предназначил в этой жизни. И я искренне верю в Него, но верю также и в то, что Он уготовил мне какую-то иную судьбу.

Мойра с отсутствующим видом смотрела в пространство, избегая встречаться взглядом с мужем и дочерью. Черты ее лица словно окаменели, когда Джей Мак попытался взять ее за руку, она вся напряглась. Это не укрылось от внимания Мэри, усугубив ее и без того плохое настроение. А от сочувствия, светящегося в глазах отца, она едва не расплакалась.

— Мама, я очень долго думала над этим…

— Значит, тебе следовало просто меньше думать и больше молиться.

Джей Мак недоуменно приподнял светлые брови и взглянул на Мойру поверх очков. Еще ни разу в жизни он не видел свою возлюбленную супругу в таком состоянии. Не в ее характере были подобная скрытность или упрямство. Привычка соотносить собственные чаяния с желаниями окружающих никак не вязалась со столь суровым отношением к дочери.

— Мойра, судя по твоим последним словам, ты вообще ни о чем не думаешь.

— Мама, — горячо вмешалась Мэри, — поверь, я молилась! И мне было не так-то легко прийти к подобному решению.

— Не верю, — упрямо качнула головой Мойра.

— Я не виновата в том, что ты не хочешь мне верить, — промолвила Мэри. — Однако это правда, и мне пришлось выдерживать внутреннюю борьбу на протяжении многих лет.

— Лет? — удивился Джей Мак. — Мэри, но ты ведь ни разу никому не намекнула на это.

— Даже своим сестрам? — подозрительно прищурившись, пронзительно глянула на дочь Мойра. — А может быть, ты поделилась с ними и взяла с них клятву молчать?

— Нет, это не так. Я лишь сегодня известила остальных Мэри, отправила каждой по письму. Мне и в голову бы не пришло унижать вас с Джеем Маком, делясь с ними такой важной новостью и утаивая ее от вас. Если кто-то из сестер и мог что-то заподозрить, так это Мегги и Скай — да и то потому лишь, что в последнее время они чаще других бывали дома. Мы долго пробыли вместе, и не исключено, что они заметили какие-то мелочи, которые невольно могли меня выдать.

Мойру это не убедило, но она не произнесла ни слова в ответ.

— Мама, ну что я могла им сказать? — настаивала Мэри. — Да и когда? Ведь окончательное решение созрело лишь теперь, да и то я с большим трудом смогла облечь свои переживания в слова. В основном внутренняя борьба происходила неосознанно. Когда в июле я осталась одна в летней усадьбе, у меня было достаточно времени для молитв и размышлений, и только тогда я смогла сформулировать те вопросы, на которые искала ответы так долго, — Мэри робко протянула к матери руку, но решилась лишь коснуться атласного рукава ее платья. Мойра оставалась неподвижной. Девушка поспешно убрала руку. Ее охватило отчаяние. — Мама, ты хотя бы отчасти можешь понять, о чем я толкую? — Мэри беспомощно посмотрела на отца.

— Это слишком большое потрясение, — тихонько произнес он. — И к тому же такое неожиданное. Должен признаться, я и сам потрясен.

Мэри обреченно кивнула. Оправдались самые худшие ее опасения, отчего на душе стало совсем тошно: рушился весь прежний мир. Единственно незыблемым оставалось отныне лишь ее решение.

— Наверное, мне лучше сегодня не ночевать в этом доме, — вздохнула она.

— Что за чушь! — возмутился отец. — Конечно, ты останешься дома. Ведь это по-прежнему твой дом. Господь свидетель, все тринадцать лет твоя комната содержалась в полном порядке. Она готова принять тебя и сейчас. — Покосившись на Мойру, он нерешительно добавил: