— Вперёд.

Я захожу в дом и чувствую аромат персиков. Он такой насыщенный, будто недавно здесь разломили пару спелых плодов. Кругом мрамор, дорогая, судя по всему, итальянская мебель, вазы с цветами и икебанами, картины на стенах и гипсовые скульптуры.


Ковалевского, торопясь и приветственно улыбаясь, встречает какой-то мужчина, принимает небрежно скинутое пальто, надевает его на вешалку. Ковалевский, будто не замечая его, следует по коридору к двери вишнёвого цвета. Иваныч гонит меня за ним.

Мы входим. Кругом зелёные растения, книжные шкафы и картины. Одна стена почти полностью представляет из себя камин. Уютно потрескивают дрова. В отличие от прохлады коридора, тут тепло. Пахнет чем-то цитрусовым и свежим.

Ковалевский устало опускается в изогнутое кресло, обитое бархатом, стоящее неподалёку от камина. Придвигает к себе стеклянный столик на колёсиках, откупоривает тёмную бутылку и льёт из неё янтарный алкоголь в пузатый бокал. Пригубливает и предлагает мне присесть напротив, в такое же кресло. Сглотнув, я делаю, что он велит. Иваныч продолжает стоять.

— Оставь нас, — говорит Ковалевский.

Иваныч кивает, выходит и тихо закрывает за собой дверь.

Мужчина напротив внимательно смотрит на меня. Изучает. Молчит. Я буквально кожей ощущаю его власть. Она тут безгранична. Он может всё. И от него зависит, что дальше будет со мной. Опускаю взгляд. Заставляю себя посмотреть в его серые глаза. Снова опускаю взгляд.

— На кого ты работаешь? — спрашивает меня Ковалевский.

Голос его мягок, но интонации — жестки. Он будто мурлычащий кот, подкрадывающийся к своей маленькой жертве.

— Ни на кого, — просто отвечаю я. — Произошла ошибка.

Ковалевский степенно отпивает из бокала, и, рассматривая жидкость на свет, спрашивает:

— Какая ошибка?

— Меня, похоже, приняли за кого-то другого… — тихо отвечаю я.

— И за кого же?

— Я не знаю, — говорю я.

— Где колье?

— Я не понимаю, о чём вы.

Ковалевский устало вздыхает, давая понять, что он устал от этой истории и ему не нравится мой ответ. Но другого у меня нет.

— Я говорю о бриллиантовом колье эпохи расцвета Римской Империи, — говорит он, — стоимостью в пятнадцать миллионов евро. О колье Лантольи.

Глава 6

Теперь я понимаю, почему для срочного перелёта моей скромной персоны был организован дорогущий рейс в частном самолёте. Не могу сказать, что от этого понимания мне становится легче.

— Послушайте, — в очередной раз пытаюсь достучаться до своего похитителя я. — Я понимаю, что вы очень огорчены… раздосадованы… Но поверьте мне, я не имею ни малейшего отношения к этому колье. Ни малейшего. Я о нём впервые узнала от вашего… сотрудника. Понимаете, ситуация совсем-совсем не такая, какой вы её видите. Я просто приехала к знакомому парню… А потом…

— Зачем? — сухо спрашивает Ковалевский, продолжая сверлить меня взглядом.

— Что зачем?

— Зачем ты к нему приехала?

Этот допрос порядком действует мне на нервы. При том, что у меня и без того была не самая спокойная ночь.

— По личным причинам, — говорю я.

— Мне повторить вопрос?

— Я приехала к нему переспать с ним. Довольны?

Выражение лица Ковалевского не меняется, но в глазах будто появляется больший интерес. Он очень красивый мужчина и эта недельная щетина ему очень идёт. При других обстоятельствах, я, возможно, стала бы флиртовать, видя такой взгляд такого мужчины, но сейчас мне совершенно точно не до флирта.

— Как давно ты знаешь Степанова?

— Несколько дней.

На губах Ковалеского появляется подобие улыбки, от чего я напрягаюсь ещё больше — мне эта улыбка, похоже, не сулит ничего хорошего.

— Как вы познакомились?

Я рассказываю. Потом говорю:

— Как видите, мои отношения с ним не имеют никакого отношения к вашему колье.

Мою фразу он игнорирует.

— Как ты вошла к нему?

— Он оформил на меня карту.

— Что произошло в квартире, когда ты к нему поднялась?

— Дверь была открыта. Я позвонила, зашла. Там был бардак. Раскиданные вещи. Я увидела Данилу. Он стоял у разбитого окна. С кочергой от камина. Был пьяный. В крови.

— Почему он был в крови?

— Я не знаю, он мне не сказал. Похоже, он подрался. А может, его били. Я не знаю.

Ковалевский допивает алкоголь и ставит бокал на столик.

— Дальше, — говорит он.

— Ну, он стал говорить, что попал. Что вышли сроки. Я поняла, что он собирается выпрыгнуть в окно, потому что он встал к разбитому окну спиной и расставил руки…. - при воспоминаниях об этом, мне снова стало трясти. — Было понятно, что он собирался покончить с собой. Я попыталась отвлечь его разговором, но он… просто… упал спиной в эту дыру в окне…

— Дальше.

— Дальше я просто убежала… Запаниковала, мне было очень страшно, я не понимала, что происходит. Вызвала лифт, спустилась, прошла мимо охраны и вышла на улицу. Потом вызвала такси, чтобы уехать домой. А потом… на меня напали ваши люди. Посадили в машину и…

— Вернёмся к твоему пребыванию в его квартире, — негромко, но жёстко перебил он. — Как долго ты там находилась?

— Минут десять, не больше. Как только он упал, я убежала.

— Почему ты не вызвала полицию?

— Я испугалась.

— Чего?

— Того, что меня арестуют.

— За что?

— Послушайте, я не агент 007, у меня нет опыта поведения в таких ситуациях. Я просто сильно испугалась, вот и всё.

Ковалевский открывает лежащую на столике деревянную коробку, достаёт из неё тонкую сигару, откусывает щипчиками кончик, затем раскуривает. Смотрит на пламя в камине. Молча курит. Кондиционер быстро рассеивает дым, но до меня всё равно доносится запах табака.

— Вы меня отпустите? — с надеждой спрашиваю я.

Ковалевский переводит на меня хмурый, сосредоточенный взгляд.

— Ты плохо понимаешь ситуацию и своё положение в ней.

Не могу сказать, что я сильно мандражирую в его присутствии — наверное потому, что он какой-то выдержанный, спокойный и, в отличие от своих подчинённых, не орёт на меня и не обзывается, но от сочетания его взгляда и его слов мне становится откровенно не по себе.

— Вас не затруднит разъяснить её мне? — прошу я.

Сизый дым от сигары в пальцах Ковалевского плавно, струясь, поднимается вверх и рассеивается в воздухе.

— Если исходить из того, что ты говоришь правду, то есть большой риск, что тебя устранят, как только ты вернёшься в Москву. Так же есть вероятность, и большая, что по прилёте в аэропорт тебя арестуют. Причём дополнительно предъявят обвинение в незаконном пересечении границы. Это также создаст проблемы мне, потому что на допросе полиции ты им всё выложишь. Но первое — вероятней, потому что не факт, что в данном случае полиция сработает оперативнее. Пока что для них ты тут — другой человек и ищут они тебя в России, а не здесь. Скорее всего, уже побывали у тебя дома.

Страх во мне нарастает так стремительно, что я не в силах произнести ни слова. Мне реально становится дурно. Похоже, Ковалевский понимает это, потому что отложив сигару в пепельницу, встаёт, наливает в пустой бокал янтарной жидкости из пузатой бутылки и, подойдя, протягивает его мне.

— Благодарю, — одними губами шепчу я, и в несколько глотков опустошаю бокал. Судя по всему, это бренди.

Ковалевский подходит к окну и задумчиво потирает пальцами щетинистый подбородок.

— И что же мне теперь делать? — тихо спрашиваю я.

Ковалевский молчит.

— Пожалуйста, ответьте мне, прошу вас, — прошу я.

Он возвращается в кресло, берёт кочергу и ворошит в камине угли. Затем снова берёт в руки сигару, набирает в рот дыма, выпускает его, и, глядя на меня, говорит:

— У меня нет оснований тебе верить. Потому что свидетелей того, что произошло в квартире, как я понимаю, нет. Оснований не верить тебе у меня тоже нет — ситуация, которую ты описала, вполне вероятна. В любом случае, я тебя никуда не отпущу. Потому что, как минимум — ты хорошая приманка для вора.

— Для какого, — я сглатываю, — вора?

— Хороший вопрос, — задумчиво произносит Ковалевский.

— А почему я, — снова сглатываю — несмотря на бренди, в горле какая-то неприятная сухость, — приманка?


— Потому что вор тоже не присутствовал в квартире, когда Степанов выкинулся из неё. Если верить твоим словам, конечно.

— Я не понимаю, — тихо говорю я.

— Данила Степанов — банкрот, занявший миллионы долларов под чужую вещь для спасения унаследованного отцовского бизнеса. Судя по тому, что он тебе сказал — его кредиторы потребовали денег. И потребовали жёстко. Этой вещью и является колье, переданное в своё время мною его отцу. Передана она была на время. Степанов с помощью чёрных юристов переоформил колье на себя, в то время, как должен был его вернуть. И занял под него деньги. Фиктивность сделки я доказать могу. Но для начала колье мне нужно найти. Мои люди пасли его и если бы он не покончил с собой, они обязательно доискались бы у него правды. Но, судя по тому, что ты рассказала — колье кто-то похитил и Степанов оказался в ситуации в которой закрыть долг было просто невозможно. Тот, кто похитил колье, очень вероятно, сейчас паникует. Потому что Степанов вора мог знать. И мог сказать о нём тебе.

Внимательный взгляд.

— Он ничего мне такого не говорил, уверяю вас! — восклицаю я.

— Может быть так. А может быть — нет. Но если с вором ты не заодно, то тебя имеет смысл устранить, чтобы оставить уникальное колье у себя без риска быть пойманным. Такими вещами редко торгуют на аукционах. И крадут их не для последующей продажи.