— Да-да, стол в вашем любимом месте давно сервирован, мы вас ждём, уже волноваться стали.

— Волноваться не надо, — говорит Ковалевский.

Мы заходим внутрь и я чувствую смесь приятных запахов: корица, кофе, шоколад… Здесь тепло и очень уютно. Атмосфера очень домашняя, всюду беленькие скатёрки на деревянных столиках, деревянные абажуры, свечи, чашки, цветы в кадках, лианы на стенах, минималистские постеры, уютные мягкие диванчики светло-бежевого цвета. Мы прооходим в зал, минуя двух официанток-брюнеток, одетых также, как выбежавшая к нам барышня, только с бейджами на груди, они здороваются с нами, мы отвечаем вежливым приветствием.

Барышня проводит нас в отдельный чилаут с зашторенным входом. В правой руке у неё теперь блокнот и карандаш. Левой она элегантно отодвигает полог, с улыбкой поворачивается к нам, и радушным жестом приглашает сесть за сервированный столик, на котором высится приготовленный ароматный кальян:

— Прошу вас!

— Спасибо, Светлана, — кивает Ковалевский.

Мы проходим в чилаут и садимся на диванчики друг напротив друга.

Светлана, готовая записывать, чуть наклоняется к столику между нами:

— Вы хотите сделать заказ сразу или вам нужно время?

Ковалевский поднимает ладонь с чуть растопыренным пальцами:

— Пять минуточек дай нам, пожалуйста.

— Конечно, Валерий Палыч, — с улыбкой отвечает Светлана, выходит из комнатки, и зашторивает за собой вход.

Перед нами разложены меню в бежевых папках. Обилие заламинированных страниц говорит о богатом выборе блюд в этом ресторане. Рядом с названиями — небольшие красочные фотографии. Я невольно заинтересоваюсь очень красиво оформленным овощным салатом над одной из фоток, чуть наклоняюсь, чтобы расмотреть фотку поближе, бегаю по строчкам описания рядом с ней, и замечаю, что Ковалевский, откинувшись на диванчике, внимательно на меня смотрит. Поднимаю глаза, встречаюсь с ним взглядом и выпрямляюсь, нервно поправляя плед.

— Не понимаете, как ко мне относиться? — спрашивает он.

Лицо его по обыкновению отражает очень мало эмоций, но взгляд! Взгляд очень говорящ. Этот человек очень настороженно относится ко мне, изучает меня, пытается понять, что я из себя представляю. И все свои вопросы он задаёт мне не просто так, не ради того, чтобы просто пообщаться. В том числе — только что прозвучавший.

— Да. Не понимаю. Понимаю только, что вы — сильный, властный мужчина, который привык отдавать приказы. Привык к беспрекословному подчинению. Вы мне напоминаете умного генерала в штатском. Человек-мозг, для которого все другие люди — солдаты и офицерский состав. А я — что-то вроде пойманной шпионки. Схваченной за жабры рыбы.

Его губы трогает подобие улыбки. Будто один лишь намёк на неё.

— Интересный взгляд, — говорит он. — И он много говорит о вашем неуюте.

— Я сижу напротив своего похитителя, который планирует моё время, отдаёт мне распоряжения и заставил не просто остаться в одном нижнем белье, но ещё и пойти с ним в ресторан в таком виде.

— У вас есть плед.

— Да, это очень радует. Но я не привыкла есть в ресторанах в таком виде.

Он чуть — самую малость — подаётся вперёд и щурит серые глаза. Впечатление льва или тигра, который вот-вот бросится на свою жертву. Ох и непростой он мужик… Ох и непростой… Не припоминаю, чтобы когда-либо ранее общалась с такими, да ещё так плотно… А ещё в нём какое-то зашкаливающее количество секса… Такая мощная аура спокойной мужественности и притягивающей взгляд мужской красоты…

— Хотите раздеться?

— Нет, не хочу.

— Одеться?

— А есть во что? — удивляюсь я.

— Да или нет?

— Да.

Ковалевский нажимает кнопку вызова официанта на столе. Не проходит и десяти секунд, как Светлана, развинув шторы, появляется на пороге чилаута.

— Света, дай мне блокнот и карандаш

Он кивает и делает то, что он сказал.

Ковалевский выдирает из блокнота лист, и вместе с карандашом кладёт на стол передо мной.

— Напишите свои размеры.

Кратко набрасываю их на белом листке, протягиваю Ковалевскому. Он, в свою очередь, отдаёт лист Светлане.

— Едешь в магазин к Софи, отдаёшь этот лист ей и говоришь, что нужны блузка и джинсы. — он переводит взгляд на меня: — Или футболка лучше?

— Блузка, — говорю я.

— Цвет?

— Белый, синий.

Ковалевский снова смотрит на ожидающую новых его указаний Светлану.

— Белая или синяя блузка и джинсы.

— Валерий Палыч, ааа…

— Я сейчас наберу ей, она тебе откроет.

— Хорошо, — кивнув, отвечает Светлана. — Мне понадобится на этом минимум полчаса.

— Они у тебя есть. Позови, пожалуйста, кого-нибудь из официанток. Мы закажем блюда и чего-нибудь выпить.

Светлана снова кивает, выходит и зашторивает вход в чилаут.

Как только она уходит, в комнатку, предварительно постучав, заходит официантка. У неё иссиня-чёрные волосы, тонкий нос с горбинкой и яркие синие глаза. На Ковалевского она смотрит очень робко, даже подобострастно. Думаю, что если он прикажет ей лечь на пол, она сделает это в следующую же секунду.


— Закажем еду сейчас, или вы хотите дождаться, пока вам привезут одежду?

— Сейчас, — говорю я. — Я уже немного привыкла к тому, что моей одеждой сейчас является плед, — и тут же торопливо добавляю: — Но я вам очень благодарна за то, что вы распорядились её привезти.

— Хорошо, — говорит он.

Девушка терпеливо ждёт.

Вообще уровень отношения самых разных подчинённых Ковалевского к нему — от Иваныча и до вот этой девушки — таков, что его можно было заочно принять за ужасного тирана, за деспота. Но не знала бы я этого отношения к нему, я приняла бы его за очень воспитанного, интеллигентного мужчину, который тем не менее, очень себе на уме.

Две вещи я могу утверждать точно. Этот мужчина не похож ни на кого из тех, кого я встречала раньше. Просто непохож. Ни внешне, ни по характеру. Он держится суровым охотником Севера, эдаким немногословным викингом, но при этом одевается, как денди и откровенно ухожен. При этом во всей его метросексуальности нет ни намёка на какую-нибудь "голубизну". У него очень внимательный, проникновенный взгляд — Ковалевский будто сканирует собеседника всякий раз, когда задерживает его на нём долее секунды. За время общения с ним у меня сложилось мощное впечатление, что он не доверяет не только мне, а вообще — никому.

Мне трудно представить его влюблённым, хотя в правдивости его истории я не усомнилась ни разу. Этот человек будто сделан из камня, но, одновременно с тем в нём столько скрытой эмоциональности, что волей-неволей в его присутствии держишь себя напряжённо. Я понимаю, почему ему беспрекословно подчиняются все, с кем он общается на моих глазах. Я же тоже, несмотря на своё своенравие, делаю то, что он говорит. Взбрыкивать с ним кажется чреватым. Он не угрожает, но при этом у меня такое чувство, что если я его ослушаюсь, я о том сильно пожалею.

Некоторые люди изображают власть. Барскими замашками, хамством, транжирством денег налево и направо, снобизмом, россказнями о своём мнимом величии. Ковалевский же вообще себя никак не позиционирует. Но власть при этом он демонстрирует постоянно. При этом очень ощущается её реальность. Вот даже с этой одеждой для меня. Что он хотел этим показать? Что он среди ночи запросто может открыть чужой магазин руками его владельца? Или же речь шла про его собственный магазин и в таком случае, он просто поднял телефонным звоноком сотрудницу?

Когда он говорил с ней по телефону, его реплики были спокойными, холодными и краткими. Но я не поняла по ним с кем он разговаривал: с подчинённой или с хорошей знакомой. Вежлив, но требователен. Немногословен, но содержателен.

И очень, очень красив.

Я ловлю себя на глупой мысли. На мысли, которая меня откровенно тревожит: я постоянно любуюсь своим похитителем. Он хорош и в анфас и в профиль и в полупрофиль. Он реально красивый мужчина. По настоящему, от природы, красивый. Более того, он совершенно точно следит за собой и я уверена, что у него свежее, приятное дыхание, и запах дезодоранта вместо острого, резкого запаха пота.

Я уверена в том, что он ежедневно принимает душ, а то и не один раз. Моё обоняние говорит мне о том, что он не заглушает неприятные запахи парфюмом, как это делает немалое количество знакомых мне мужчин, даже очень богатых, а совмещает его с приятным запахом чистого мужского тела.

У него шикарный голос. Чистый бархат, какая-то грань между баритоном и басом. Очень приятный слуху. В том числе интонационно.

Мимически он всё время невозмутим — за исключением той сцены в автомобиле, где он на некоторое время потерял контроль над собой — и одновременно с тем всё время немножко хмурый.

Его щетину трудно назвать бородой и усами, но и щетиной тоже — она слишком длинная, чтобы речь о небрежном отношении к бритью, это именно выбранный образ, стиль. К тому же она слишком аккуратная, чтобы можно было сказать о небрежности.

Он очень сексуален. Во взглядах, в движениях, в интонациях, но одновременно с тем между нами будто невидимая стена, и мне очень сложно представить себе, что мы займёмся с ним сексом. дело даже не в том, что он фактически принуждает меня к нему, пользуясь своей властью, нет. А в том прежде всего, что он не ведёт себя, ни как романтик, ни как соблазнитель.

И этот ужин не воспринимается ни романтикой, ни соблазнением. Он будто бы деловой. Только почему-то за ним должен последовать секс.

Всё это проносится в моей голове, пока он делает заказ, потому что я уступаю ему очередь заказать первым, после того, как он сначала предложил это мне.

— И виски со льдом, пожалуйста, — заканчивает он.

— Вы же за рулём? — вырывается у меня.