Когда Рено направлялся к лошадям, Ева снова взглянула на величественный, таинственный лабиринт.

— Корабли из камня, — прошептала она. — Почему Рено не видит их?

17

Даже после захода луны изобилие звезд в небе рождало призрачные тени. Прозрачные, как вуаль, они были тем не менее вполне реальными.

Ева с горечью подумала, что и звездный свет против нее. Он подтверждает невыполнимость требований, о которых говорил Рено:

«Корабли из камня, сухой дождь, свет, который не порождает теней».

Она уже встретила целую армаду кораблей из камня, но сухой дождь оказался все таким же невозможным, как и раньше. То же самое со светом без теней.

Одна из лошадей захрапела, нарушив невеселые размышления Евы. Она перевернулась на своем матрасе, кляня бессонницу, жесткую землю и мрачные Думы.

Хотя земля была и не тверже обычного. После смены позы ей не стало удобнее. Правда, теперь ей было лучше видно кострище.

На фоне неба четко вырисовывался крупный силуэт Рено. Его обнаженный торс и ноги казались почти черными. Очевидно, он готов был лечь, но все не ложился.

Он молча стоял, глядя скорее на Еву, чем на звезды над головой. Ей было интересно, куда он уходил, почему перед уходом приказал ей спать и знает ли он о том, что она не спит.

Рено заговорил, тем самым ответив на один из ее вопросов.

— Не спится? — спросил Рено негромко.

— Да, — призналась Ева.

Он подошел и присел на корточки возле ее матраса.

— А знаешь, почему? — спросил он.

Она покачала головой и тоже спросила:

— И тебе не спится?

— Да.

— А знаешь, почему? — словно эхо, повторила она его вопрос.

При свете звезд было видно, как он улыбнулся.

— Да, — сказал он.

— Тебя беспокоит Слейтер?

— Должен бы.

— Но не беспокоит? — настаивала Ева.

— Во всяком случае, не до такой степени, чтобы из-за этого не спать.

— Тогда почему же ты не спишь?

— Из-за тебя.

Ева приподнялась на локтях, пытаясь в полутьме рассмотреть выражение его лица.

— Я слишком шумно переворачиваюсь? — высказала она предположение.

Рено засмеялся.

— Нет. Ты грациозная и бесшумная, как кошка.

Ева подождала, глядя на него блестящими при тусклом освещении глазами.

— Но всякий раз, как ты шевелишься, я думаю, какая ты теплая под одеялом и как я мог бы лежать рядом и трогать это сонное тело.

— Я думала, что ты не хочешь…

— Ты так думала?

— Да, — шепотом подтвердила она. — Ты даже не смотрел на меня, когда мы разбивали лагерь.

— Я просто не смел. А хотел я тебя очень даже сильно…

— А почему ты был сердит? Ты думал, что я откажу тебе?

Рено глубоко вздохнул и приглушенно ругнулся.

— Я не был таким с мальчишеских лет, — нарочито грубо сказал он. — Мне это чертовски не нравится.

— Я ведь не дразню тебя. Я люб… — Ева мгновенно поправилась: — Я хочу тебя до такой степени, что не в силах дразнить.

Она сдвинула в сторону одеяло, молчаливо приглашая его к себе.

— Ты устала, я тоже, — в смятении произнес Рено. — Завтра предстоит долгий и трудный день. У меня хватит выдержки, чтобы не трогать тебя.

— Я хочу тебя, — повторила она.

— Ева, — прошептал Рено, тщетно пытаясь преодолеть в себе жар, который он почувствовал при ее словах.

Почти беззвучно застонав от желания и страсти, Рено стал на колени и расположился рядом с Евой под одеялом. Она почувствовала, как дрожит рука, прикоснувшаяся к ее лицу, и с удивлением подумала, что может оказывать такое воздействие на этого могучего человека.

— Я боюсь причинить тебе боль, — признался он хрипло. — А хочу я тебя так, что этого не выразить… Тебе было больно…

— Сейчас все в порядке.

Ева наклонилась, целуя руки Рено, а он шептал ее имя, вдыхая аромат роскошных девичьих волос.

— Сейчас все в порядке, — успокоила она Рено, касаясь губами его кожи. — Я снова хочу стать частью тебя.

— Сладкая девочка, — шептал он. — Сладкая и горячая.

Жадные прикосновения ее рта красноречиво говорили о силе желания Евы, и это ударило ему в голову, словно доброе виски. Поцелуй начался нежно, но характер его быстро изменился: он стал страстной прелюдией к грядущему более глубокому соединению. Рено пытался укротить в себе дикое пламя, которое мучило его с того времени, когда он искупал Еву в бассейне, но тут же ясно осознал тщетность своих усилий. Он погрузился языком в бархатную глубину ее рта, сгорая от неукротимого желания.

Когда наконец Рено заставил себя закончить поцелуй, его возбуждение достигло предела. Он оперся на локти, закрыл глаза, пытаясь хоть немного успокоиться.

Это оказалось невозможным. Со всех сторон его омывал божественный аромат сирени и женского тела.

— Рено!..

Хриплый голос Евы тоже был лаской. Дрожащими руками Рено коснулся ее щек.

— Я надеюсь, ты испытываешь хотя бы половину моего желания…

Ева взяла его руку, потянула вниз и приложила к своей груди. У Рено прервалось дыхание, когда он ощутил, как под его пальцами мгновенно напрягся девичий сосок.

— Как бы я хотел, чтобы сейчас сияло солнце…

— Почему?

Не отвечая, Рено нагнулся и захватил маковку груди губами, затем забрал ее глубоко в рот, сжимая и покусывая.

Застонав, Ева подалась всем телом вперед. Он нежил и теребил груди ртом, и они набухли и запылали, а соски грозили проткнуть тонкую ткань лифчика.

— Вот почему я хочу, чтобы сияло солнце, — произнес Рено хрипло. — Я хочу видеть, как набухли розовые горошины на твоих грудях… Он тихонько засмеялся, почувствовав, что при этих словах Ева заполыхала от смущения.

— И еще видеть твой милый румянец, когда я говорю о том, что делаю с тобой, — продолжал Рено. — Это нужно видеть!

Звук, который вырвался из груди Евы, был похож на смех, но выражал скорее смущение. Улыбаясь, Рено наклонился и зажал зубами шнурок лифчика. Он потянул за него и развязал узел.

— Сними его наконец, моя сладкая девочка.

Рено почувствовал, как по телу Евы пробежал трепет.

— Я мог бы это сделать сам, — сказал он тихо, — но тогда я должен буду выпустить тебя из объятий. А мне не хочется. Это так здорово — обнимать тебя. Рено приподнял Еву, она откинула голову назад, и соски коснулись его усов. Она затрепетала и забилась в его руках, мечтая о новых и более сокровенных ласках.

— Gata, — грудным голосом произнес Рено. — Податливая и грациозная… Разденься для меня. Желай меня так, как желаю тебя я…

Неверными движениями пальцев Ева расстегнула лифчик. Но и полностью расстегнутый, он не хотел расставаться с налитыми девичьими грудями. Шершавая материя цеплялась за твердые горошинки сосков.

Кое-как Еве удалось стащить его. Рено стал осыпать поцелуями обнажившуюся грудь, горло, губы, время от времени покусывая ароматную кожу. Он слегка отодвинулся от Евы, когда давал ей возможность снять лифчик, однако не выпустил из объятий.

Лифчик лежал рядом с матрасем, освещаемый мерцающим светом звезд.

— Продолжай, — шепнул Рено. — Сегодня я хочу, чтобы ты была совершенно нагая.

Дрожащими пальцами Ева расстегнула панталоны и медленно спустила их вниз по ногам, оказавшись, как о том просил Рено, совершенно нагой. Ее кожа светилась, словно белые лепестки ночного цветка.

— Да, вот так, — шептал Рено, любуясь ее наготой. — Как ты красива! Тебе бы всегда ходить в том виде, в каком сотворил тебя господь.

Он опустил спину Евы на теплые одеяла и усами пощекотал ее груди. Она затрепетала от удовольствия, почувствовав новый прилив теплой волны. Когда Рено стал языком ласкать тугие соски, она задвигалась и напряглась, стремясь к более интенсивной ласке.

Рено подарил Еве все, о чем она просила. Его рот ласкал и одновременно.

Рука Рено мгновенно покинула пушистый холмик, ибо его мучало и преследовало воспоминание о крови. Он сжал зубы, стремясь укротить желание и запрещая себе думать об этом.

— Прости, — сказал Рено, садясь рядом. — Я не хотел причинить тебе боль.

— Ты и не причинил.

— Ты вскрикнула.

Ева дотронулась дрожащим пальцем до его груди.

— Разве? — спросила она хрипло.

— Да. Я сделал тебе больно?

— Больно? — она передернула плечами, словно ей было холодно. — Нет.

Ева гладила волосы на груди Рено, испытывая от этого явное удовольствие.

— Ложись рядом, — прошептала она. — Когда ты сидишь, у меня кружится голова. Особенно если ты трогаешь меня там… Если я вскрикнула, то лишь потому, что от твоего прикосновения мир куда-то уплыл…

Рено зажмурился, почувствовав неодолимое желание, переходящее в острую боль.

— Ты уверена?

Говоря это, он стал играть завитками волос, охранявших вход в девичье лоно. Его прерывистое дыхание, движение руки, ласкающей чудесный цветок, и трепет Евы слились в едином ритме.

— Сладкая девочка… Говори, прошу тебя… Тебе не больно?

— Нет… У меня здесь ноет… но это не то… — Она замолчала. — Это другое…

— Что же?

— Я… — она прерывисто вздохнула. — Я не могу… не знаю… как сказать…

— Ты стесняешься? — мягко спросил Рено.

Она кивнула.

— Попробуй рассказать, — увещевал ее Рено. — Я хочу знать, не делаю ли я тебе больно.

— Как ты можешь? — пробормотала она. — Ты вообще ничего не делаешь.

Рено негромко рассмеялся, и Ева ощутила тепло его дыхания, когда он наклонился к ее груди. Он поцеловал упругие соски, отчего те напряглись еще сильнее.

Ударила чувственная молния и пронзила тело насквозь. Она испытала прилив желания, который походил на приступ ноющей боли.