Когда неожиданно умерла Александра Сергеевна - тромб оторвался - Надежда Владимировна горевала страшно, изо всех сил держалась, но однажды, когда они в очередной раз приехали на кладбище, всё же сказала внучке:

- Как же мне её не хватает! Теперь мне приходится жить за себя и за неё, – и они тогда, обнявшись, долго плакали. А Злата думала о том, что надо бы постараться прожить жизнь так, чтобы и о ней кто-нибудь когда-нибудь сказал: как мне её не хватает…


Бабушка ушла ненадолго и вернулась с яркими полосатыми носками, бросила их на колени внучке:

- Надень-ка, я вчера довязала для тебя, как чувствовала, что приедешь, Златулькин-пикулькин.

Злата засмеялась: бабушка любила образовывать непонятные формы от её имени

- Ты надолго к нам?

- На все каникулы, бабуля! – набитый уже напечёнными бабушкой пирогами рот, разъехался в довольной улыбке. Злата работала учителем в школе и обожала каникулы. – До десятого, буду прямо от вас на работу ездить, мне и надо теперь только пару раз там появиться: на педсовет и с документами поработать. Так что Новый год встречать будем вместе. Родители в Париже, Славянка в Праге с друзьями. А я с вами, мне у вас лучше, чем во всяких заграницах. Бабуль, можно я ещё пирожок стрескаю?

Надежда Владимировна кивнула, удивлённо подняла брови, но промолчала: раз внучка не упоминает о муже, значит, не время для расспросов. Ну, ничего, впереди ещё почти две недели, они ещё успеют поговорить, и Злата всё расскажет. Ведь они дружат, бабушка и внучка…

- Ты умойся сначала, учительница! – бабушка схватила внучку за хорошенький конопатый нос. – И садись нормально за стол, есть будем. Дедушка уже поел и ушёл к Трофимовне, ей помочь с чем-то нужно опять.

Злата, кряхтя, поднялась и пошла приводить себя в порядок.

Когда она, умытая, причёсанная и аккуратно одетая, вышла к завтраку, Надежда Владимировна довольно улыбнулась: она не терпела расхлябанности и неизменно требовала того же от внучек. Никаких халатов на ночную рубашку и растянутых линялых пижам. Умытые лица, причёсанные головки, брючки или юбочки с аккуратными кофточками, на столе всегда салфетки, на хозяйке разноцветные весёлые фартучки, а у порога ещё в прежние времена тотального дефицита симпатичный коврик с ярко-красными фетровыми ступнями и надписью «Добро пожаловать!»

Злата и Славяна тогда дружно пыхтели, вырезая ножницами буквы, пока бабушка обводила мелом свои ноги, чтобы потом получившиеся ступни пришить на задуманный ею коврик. Ах, как он всем нравился, как весело было смотреть на оказавшиеся почему-то огромными, с признаками явного плоскостопия, ступни и как хотелось зайти в этот гостеприимный дом, в котором всегда пахло ванилью и корицей, а ещё чем-то неуловимым, но таким вкусным, таким манящим…

Злата сидела, подперев подбородок рукой и задумчиво глядя в окно. Бабушка коротко глянула на неё и ещё усерднее захлопотала у стола:

- Ну что, Златуля, давай-ка поешь. - Подвинула к внучке огромное блюдо с горкой ватрушек. Злата не удержалась и улыбнулась. Блюдо имело забавную историю: Надежда Владимировна купила его много лет назад по случаю во время их очередной с дедом поездки на рыбалку. Купила, полюбовалась, да и положила на переднее пассажирское сидение. Как-то получилось, что блюдо накрыли овечьей шкурой, приспособленной в качестве накидки на кресло, да и забыли. Вспомнили только через двести километров, когда бабушка, потягиваясь и разминая косточки встала со своего места уже у дома. Ахнув, Надежда Владимировна откинула шкуру и облегчённо увидела целое и невредимое блюдо, на котором умудрилась преодолеть весь путь домой.

- М-да, не принцесса на горошине ты, бабка! Ты - старуха на блюде, - шутил не страдавший избытком деликатности дед. А бабушка хохотала и отмахивалась.

Злата эту историю любила. Как, впрочем, и многие другие, постоянно случавшиеся и продолжавшие происходить и по сей день с её непоседливой бабулей. Эту неистребимую тягу к "попаданию в истории", как называла её сама бабуля, Злата унаследовала от неё. Как и абсолютно непобедимое жизнелюбие, безграничный оптимизм и любовь к своему дому.

Сказать, что Злата с бабушкой дружили - значит, не сказать ничего. У них были те редкие отношения, которые так любят показывать в латиноамериканских сериалах и которые порой встретишь в жизни, во всяком случае, у нас в стране. Бабушка была Злате подругой, советчицей и верной помощницей во всех начинаниях. Жизнерадостная, постоянно фонтанирующая идеями бабушка-авантюристка внучку-искательницу приключений обожала, внучка бабушку тоже. И понимали они друг друга без слов.

- Златик, ты о чём-то спросить хочешь? – бабушка, как всегда, уловила колебания внучки.

- Да, бабуль, - голосок грустный, карие глаза печальные, ох, что же ещё её девочку беспокоит? – А что, дом генеральский продали?

- А, да! Я тебе рассказать забыла совсем. Ещё осенью. Да неожиданно так. Ведь стоял сколько лет. Его внуки генеральские ещё в восемьдесят пятом продали. Они ж тогда их огромный участок разделили на части. Две доли мы купили. Ещё по участку тогда же приобрели Вечкановы да Кузнецовы. А вот ещё четыре части, которые они одним целым участком продавали, тоже купил, по слухам, какой-то местный бандит. Да так и не жил в нём ни дня. Мы думали, что он старый дом снесёт да дворец себе на тридцати сотках отгрохает, а у него то ли руки не дошли, то ли денег не хватило. Ну, он дом на продажу и выставил. Да давно уж, год-то назад точно. Только никто не покупал почему-то. То ли дорого, то ли мороки со старым домом много. Но всё же ещё осенью новый хозяин объявился. Мы заволновались, конечно. Всё же задние соседи, что ни говори. Но парень на редкость хороший, новый хозяин-то…

Пёстрый комок с глухим стуком появился вдруг на подоконнике со стороны улицы, это нагулявшаяся Мурка решительно требовала впустить её в дом. Злата от неожиданности вздрогнула и, потянувшись, открыла форточку. Кошка ловко запрыгнула в неё и, упираясь передними лапами в стекло, а задними в раму, длинно вытянулась и аккуратно спустилась внутрь. Злата взяла гулёну и посадила к себе на колени. Кошка немедленно заурчала, потом резко замолчала и стала судорожно кашлять.

- Что это с ней, бабуль? – внучка озабоченно посмотрела на маленькую пёструю кошечку.

- Не знаю, первый раз слышу, – бабушка обернулась.

- Не нравится мне это. Давай понаблюдаем за ней денёк, и, если лучше не станет, отвезу-ка я Мурёну к ветеринару, а то разболеется ещё.


В старом «Форде Скорпио» сидели двое. Гудела печка, за окном роились снежинки, улица, на которой стоял интересующий их дом, была бела и благостна, этакая рождественская открытка – тишь да гладь да Божья благодать.

Водитель раздражённо сплюнул, приоткрыв дверцу.

- И ты до сих пор считаешь, что овчинка стоит выделки?

- Конечно, стоит. Думаю, всё выгорит, надо только постараться.

- Тащились из благословенных мест в эту дыру. Я отсюда выбраться мечтал, думал, никогда не вернусь. Ан нет, принесла нелёгкая, - он раздосадованно стукнул по рулю - ладонь соскользнула, возмущённо хрюкнул сигнал.

- Не заводись, даже если не выгорит дельце…

- Что?!

- Не заводись. Я же говорю, даже если не выгорит, погостим на родине. Такой зимы давно не видели: снежно, бело, морозно – красота.

- Вот уж меньше всего я по зиме скучал… - он был сердит, и ничто его не радовало.

Всё оказалось не так просто, как они планировали. Дом много лет стоял без хозяев, не продавался. Надеялись приехать и просто поискать в почти заброшенном доме. Но выяснилось, что недавно старую развалину купил какой-то молодой выскочка, который умудрялся жить в не отремонтированном старье, да ещё и не один, а вместе со здоровенной свирепой псиной. И как теперь внутрь пробраться?

– Давай договоримся на берегу, так сказать. Если не найдём до конца января, всё бросаем без ссоры, без спору и возвращаемся домой. Будем считать, что провели зимние каникулы в экзотических условиях, чтоб их нелёгкая разодрала.

- Найдём, точно найдём. У нас все карты на руках!

- Да какие там карты! Фантазии одни… И что я тебе потакаю?

- Ты не мне, ты жадности своей потакаешь. Дело-то не на грош. Если выгорит, мы разбогатеем.

- Твоими бы устами да мёд пить… - он мрачно повернул ключ в замке зажигания, и машина медленно проехала мимо старого дома. Две головы дружно повернулись в сторону серого со следами старой краски здания. Водитель пробурчал:

- Да-а, искать не переискать, начать и кончить… - он посмотрел в окно, по улице шла довольно быстрым шагом странного вида девица в телогрейке и огромных валенках, рядом семенила лохматая, рыжая с чёрным, собака. Водитель поморщился:

- Вот чучело! Надо ж так вырядиться!

- И ничего не чучело, вполне симпатичная. Просто она или не в курсе, что красива, или наоборот знает, поэтому и не заморачивается.

- Да ну! Слишком сложно это, – водитель сразу же завёлся, – Чучело – оно чучело и есть!


Плотно позавтракав, Злата сунула ноги в любимые свои валенки, повязала платок, накинула маленькую, по размеру, телогреечку, где-то раздобытую дедом, и пошла гулять с Герой.

На улице сонно падали снежинки, Злата брела, загребая носками валенок пушистый покров. Гера радостно носилась вокруг, периодически оглядываясь на хозяйку, куда, мол, дальше? Ноги сами понесли на параллельную улицу, захотелось глянуть на соседский дом.

- Мазохистка бестолковая! - вслух ругмя ругала себя Злата, поворачивая тем не менее за угол. Видеть дом её мечты навсегда потерянным было мучительно, но и не взглянуть на него, не поздороваться она не могла.

Забор был тот, который она так хорошо помнила. Серые покосившиеся штакетины почти начисто утратили следы весёлой зелёной краски, покрывавшей их когда-то, и плясали во все стороны. Калитка и вовсе оказалась распахнута настежь. Злата не удержалась и заглянула. В глубине, прямо под окнами Старика, её обожаемого дома вчерашний парень и его ризеншнауцер наряжали невысокую ёлочку. Так вот кто купил её Дом! А она накануне в потёмках и не поняла, что они как раз около него и резвятся.