Ивана Трамп - Только про любовь

Ссориться они начали, когда, ложась спать, Адам заявил, что не поедет утром в Сан-Мориц, как они запланировали, а улетит на несколько дней в Лос-Анджелес.

В последнее время ссоры возникали у них почти по любому поводу. Обычно их начинал Адам. Если Катринка надевала голубое платье, его раздражало, почему она не надела розовое, если короткое – почему не длинное, если она зачесывала волосы наверх, он хотел, чтобы она распустила их по плечам, если она договаривалась пойти куда-то, он хотел остаться дома, а если они слишком часто оставались дома, он обвинял ее в том, что она превращается в зануду. Когда он нападал на нее, Катринка не оставалась в долгу. Возмущенная его постоянной критикой и вечно недовольным видом, она говорила ему такие вещи, о которых позже жалела. Она ставила под сомнение его умение вести дела, имея в виду деньги, которые он выбрасывал на «Олимпик пикчерс», и колоссальные долги, которые ему было все труднее и труднее погашать. Как все влюбленные, они обнажили друг перед другом свои слабости и болевые точки и теперь постоянно били по ним с неизменной точностью.

Возможно, это было глупо с ее стороны, но Катринка считала, что поездка в Сан-Мориц поможет им наладить отношения. Всегда озабоченная тем, что они слишком мало времени проводят вместе, она с нетерпением ждала этой недели в обществе Адама. Она надеялась, что, несмотря на телефонные звонки и факсы, которые преследовали их везде, напряженность в их отношениях спадет и они смогут расслабиться, развлечься и прекратить бесконечные мелкие перебранки, которые так отравляли им жизнь.

Когда Адам сказал, что не поедет с ней, разочарование Катринки мгновенно превратилось в гнев. Его беспокойство по поводу съемок фильма с неопытным режиссером, то есть с Томашем, вовсе не было, по ее мнению, достаточной причиной, чтобы нарушить обещание. Она считала, что сотрудники студии Адама были гораздо более опытными во всем, что касалось съемок фильма, и могли принять быстрые и более удачные решения, чем он.

Они легли спать раздраженными, и на следующее утро, когда Адам пообещал присоединиться к ней в Сан-Морице накануне ее дня рождения, Катринка только пожала плечами и сказала, что он волен поступать как ему угодно.

Поскольку Адам не сопровождал Катринку, она решила отправиться в Париж на «Конкорде» и повидаться с Полем Цейсом.

В офисе Цейса со времени ее последнего посещения особых изменений не произошло. Можно было даже сказать, что их не произошло и со дня ее первого визита сюда девять лет назад. Несомненно, они обновили краску на стенах и перестелили ковры, однако все новое совершенно не бросалось в глаза. И сам Цейс оставался прежним – спокойным, бесцветным человеком в своих роговых очках, больше похожим на бухгалтера, чем на детектива. В этот раз он был так же невозмутим, как всегда.

– Чтобы найти иголку в стоге сена, требуется время, – ответил он на ее замечание относительно тех огромных денег, которые она потратила, ничего не добившись. – Если вы хотите прекратить это дело, – заметил он, пожав плечами, – это будет целиком ваше решение.

– Ну вы хоть как-то продвинулись? – спросила она, как всегда не желая принимать это решение.

– Кто знает? Бумажный след пока нас никуда не привел, но еще рано говорить, что это тупиковый вариант. Я думаю, довольно скоро одно из имен в списке господина Клайзера приведет нас к вашему сыну.

Господин Клайзер был адвокатом, ныне уже умершим, который занимался усыновлением детей, и большая часть времени Цейса и денег Катринки ушли на то, чтобы проследить судьбу его бывших клиентов в надежде найти того, кто усыновил ребенка Катринки.

– Скоро? – прошептала Катринка, в ее голосе прозвучали нетерпение и отчаяние.

– Прежде чем вы примете решение, я хочу обсудить с вами один вопрос. – Цейс отпил немного кофе, принесенного секретаршей, затем продолжил: – За эти годы мы собрали материал, которого хватит на возбуждение дела против Циммермана. Правда, все улики пока косвенные, однако имеются доказательства, что он не только нелегально продавал младенцев, но и сфабриковывал фальшивые документы для вывоза их из Германии. Единственное, чего нам не хватает – это человека, который бы подтвердил на суде то, что нам известно.

– Полагаю, вы предлагали людям деньги, чтобы они заговорили.

И опять Цейс пожал плечами:

– Разумеется. По той или иной причине все они считали, что для них будет лучше промолчать. Но теперь, я полагаю, что некто расскажет вам всю правду.

Катринка сразу же поняла, что он имеет в виду.

– Вы думаете, Эрика Браун? Она ничего не знает, иначе она рассказала бы мне давным-давно.

– Может быть, если бы она любила вас больше, чем Циммермана. Вы в это не верите?

– Нет, – сказала Катринка. Мысль о том, что Эрика была влюблена в доктора, пришла ей в голову не сразу, а как-то постепенно, поскольку это могло быть единственным объяснением ее слепоты относительно Циммермана. – Но даже если вы и правы – а я все еще не верю, что она знала о его делах, – она никогда не скажет или не сделает ничего такого, что повредило бы ему.

– Вы знаете, что его жена умерла?

– Да. Эрика сказала мне об этом, когда мы виделись в последний раз.

– А то, что он опять женился полгода тому назад?

– Нет, – сказала с удивлением Катринка. Она была так занята, что не звонила Эрике больше двух месяцев.

– Как вы можете себе представить, Эрика совершенно разъярена. Если вы с ней поговорите…

– А потом?

– Когда мы получим свидетеля, мы передадим дело в суд.

«Это оружие, – думала Катринка, глядя на окна. – Наконец-то появилось оружие против него». Она повернулась к Цейсу:

– Я дам вам знать, – сказала она. Встав, она протянула ему руку и, когда он пожимал ее, добавила: – Продолжайте искать моего сына.

И опять Катринка изменила свои планы. Вернувшись в гостиницу, она попросила служащего заказать ей билет на самолет до Мюнхена, а оттуда до Цюриха и далее в Сан-Мориц. Затем она позвонила Дэйзи, у которой жила, чтобы предупредить ее, что она приедет поздно, и попросила ее передать Адаму, если он позвонит, что она в пути.

– У тебя там нет любовника, а? – спросила Дэйзи, которая отправила Бьерна Линдстрема в Лос-Анджелес и теперь крутила любовь со скульптором Рикардо Донати. Как раз в его шале в Сан-Морице Дэйзи и пригласила Катринку с Адамом и нескольких друзей.

– Господь не велит, – смеясь, ответила Катринка. – Мне хватает Адама.

Только когда самолет приземлился в Мюнхене, Катринка подумала, что и представления не имеет, дома ли Эрика Браун. Однако ей повезло. Эрика ответила на телефонный звонок и сразу же пригласила ее к себе. Катринка взяла такси и вскоре сидела напротив своей старой подруги за столом в ее большой кухне, в которой они когда-то провели за разговорами столько времени. Эрика похудела, ее пышная красота несколько поблекла, светлые волосы начали седеть, на лице появились морщины страдания.

– Ах, моя дорогая, – приговаривала она, угощая Катринку холодным мясом с картофельным салатом, который она для нее приготовила, – я так рада тебя видеть.

На мгновение забыв об истинной цели своего приезда, Катринка слушала рассказ Эрики о напрасно прожитых годах, в течение которых она ждала человека, который не любил ее, который просто использовал ее, как использовал всех, с кем встречался на своем пути. Она бросила работу в клинике и жила на свои сбережения, слишком много времени проводя наедине с бутылкой.

– Ну почему я была такой дурой, – говорила она, раскачиваясь на своем стуле с прямой спинкой, – как только я могла поверить, что когда-нибудь он бросит свою жену и женится на мне?

– Ты красивая, добрая, потрясающая женщина, – сказала Катринка, и в голосе ее звучали нежность и забота. – Столько мужчин хотели бы жениться на тебе. Ты просто выбрала не того.

Эрика налила себе еще один бокал своего любимого «Рейнского» и залпом выпила его.

– Его новая жена очень богата. Я думаю, он спал с ней до того, как умерла его первая, – продолжала она.

– Забудь обо всем. Начни новую жизнь.

– Тебе легко говорить, – сказала Эрика, – ты еще молодая. Со мной все сложнее.

– Ты не старая. Тебе нет и пятидесяти пяти, – сказала с нетерпением Катринка. – Противно смотреть, как ты переживаешь из-за этой крысы. Когда я только вспоминаю, что он сделал мне, тебе, многим другим…

– Ты была такой молодой, неопытной. Он действовал исключительно в твоих интересах, – сказала Эрика, по привычке защищая его.

– То, что он сделал, было ужасно. Это было аморально и незаконно. Он воспользовался моей слабостью. Он продал моего ребенка, он продавал других детей, он вывозил их из Германии по фальшивым документам и нажил на этом состояние. Он заслуживает наказания.

Эрика поставила на стол свой бокал и внимательно посмотрела на Катринку.

– Так вот почему ты приехала, – сказала она.

– Да, – тихо ответила Катринка. – Только сегодня я узнала, что он женился во второй раз. Я приехала, даже не подумав, как это могло расстроить тебя. Прости.

Эрика повела плечами:

– Мне нужно было догадаться.

– Эрика, ты знаешь, как я тебя люблю. Как я благодарна тебе.

– Почему ты благодарна мне? – спросила Эрика с горечью. – Я подозревала, чем он занимается, но не могла заставить себя поверить этому. Это было вначале. А потом, позже, когда я уже была уверена, я не пыталась остановить его. – Она заплакала. – Но, моя дорогая, я тогда не знала, даю слово. Я сделала то, что считала для тебя наилучшим.

– Я знаю. Я знаю, – пыталась ее успокоить Катринка. – Она не чувствовала неприязни к этой женщине. Вся ее злость, вся ее ненависть были направлены исключительно против Циммермана.

– Через несколько минут Эрика вытерла слезы, отпила еще вина и спросила:

– Что ты хочешь, чтобы я сделала? – И когда Катринка вопросительно посмотрела на нее, та пояснила – О чем ты меня хотела попросить?